Револьвер был старый, с гладкой от долгого пользования ручкой. Чёрный, блестящий на солнце, возбуждающе опасный. У него был сбит прицел. Но это не помешало навести его точно на цель. Вчера тренировался. Просто нужно забрать чуть вправо. Металл в руке был обжигающе холодным, а в груди всё горело от восторга. Ужас в больших неподвижных глазах напротив дурманил намного сильнее, чем запах любимого тела. Твоего тела. Глаза твоего любимого брата.
- Умри, Рицка, - сквозь звенящий высокий смех сказал Нисей и нажал на курок. Выстрел взрезал воздух.

- Как ты думаешь, он нормальный?
- Не знаю. Весь день лежит на кровати, отвернувшись к стене. Я боюсь к нему подходить.
- Като сказал, что он кусается.
- И зачем его сюда привели, мне ночью страшно с ним в одной комнате находиться.
- И мне.

Белый, белый, белый. До половины. А потом синий. Некрасиво. Неточно. Белый и синий не сочетаются. Нужен белый и чёрный. Гармония. Нигде нет гармонии.
Ногти царапают штукатурку на стене, в синей её части. Неприятная дрожь проходит по позвоночнику. Скрежет раздражает слух, но всё лучше, чем слушать сплетни о себе самом. Нигде нет гармонии.
Он закрывает глаза и скребёт, скребёт ногтями по стене. Сплетники молча выходят из комнаты не в силах выносить неприятные звуки. Постепенно дрожь проходит, и в ушах звучит музыка. Что это? Бетховен? Мама всегда любила слушать Бетховена. Пока была жива.

Она умерла весной, когда цвела сакура. Отец уехал смотреть на цветение сакуры, а мама осталась лежать с высокой температурой дома. Когда Нисей пришёл из школы, мамина температура спала. И больше не поднималась никогда.
Он сидел рядом с неподвижным телом, которое ещё утром было его мамой, и не шевелился. Нужно было кого-то позвать, кому-то позвонить, куда-то побежать. Но он не знал, куда бежать и что делать – первый раз. Они переехали в эту часть города совсем недавно, поэтому ещё не успели обзавестись знакомыми, а родственники жили на Хоккайдо, и они вот уже три года порвали все отношения с ними.
Нисей поднялся с пола, подошёл к старенькому граммофону и завёл любимую мамину пластинку. Бетховен. Мама лежала на полу с вдохновением на сером неподвижном лице. Пластинка играла до самого вечера, пока отец не вернулся с праздника цветения сакуры.

Она появилась в их доме летом следующего года. Высокая, ярко одетая, неприятно пахнущая. Ни вкуса, ни такта. Её голос был низким и пугающим. Когда она приходила к отцу, Нисей запирался в своей комнате и, несмотря на самые изощрённые угрозы, не желал выходить к ней. Он сидел, сжавшись, в углу, вспоминал маму и ненавидел своего отца. Неужели он не видит, что она ведьма, злой дух, упорно рвущийся в их печальный дом и отравляющий его своим запахом, словно ядом.
Нисей каждый раз вздрагивал, когда из гостиной доносились звуки её резкого, взрывного смеха. Звуки новой жизни. Уже тогда он знал, что скоро отец принесёт в дом её вещи, и они будут жить втроём.

Отец уехал в командировку на несколько дней. Вторник, среда, четверг. Три дня. Три дня, перевернувшие всю жизнь.
Нисей пришёл из школы раньше обычного и по обыкновению хотел проскользнуть незаметно в свою комнату. Но дорогу ему преградило нечто ослепительно яркое и резко пахнущее саке.
- Куда собрался, малыш? – раздалось около самого уха, и крепкая пухлая рука сомкнулась на запястье. – Давай познакомимся поближе. А то твоего папочки нет, а мне одной скучно.
Она растягивала слова и настойчиво вглядывалась в его лицо.
- А ты симпатичный и такой нежный мальчик. Ты испугался? Я люблю, когда маленькие дети боятся. Они становятся такими милыми. Мы просто поиграем. Я думала, маленькие дети любят играть.
Нисей хотел закричать, но воздуха в лёгких не оказалось. Он судорожно дернулся в сторону, но крепкая пощёчина сбила его с ног и лишила сознания.

Всё, что случилось дальше, застилает мутная пелена. Было больно, холодно, страшно. Постоянно тошнило. Сквозь открытое окно доносились звуки шумной, живой улицы. Горло обжигала какая-то вязкая жидкость. Приходило забытьё. А потом начиналось всё снова. Она не оставляла его ни на миг. Сбежать было нельзя, да и некуда. Три дня. Вторник, среда, четверг…
Потом отец смотрел на него с отвращением. В десять лет потерять ушки – позор для семьи Акаме. Она стояла за спиной отца и, улыбаясь, говорила, что этот поганец где-то пропадал все дни напролёт. Нисей не оправдывался, ему было стыдно, душно и смешно. Он стоял перед отцом, опустив голову, и истеричная улыбка растягивала его губы. Он поджал губы, чтобы не захохотать над глупостью этой нелепой ситуации.
- Я был в аду, отец, - наконец, сказал он и тихо засмеялся. – Отправляйтесь теперь вы туда!
Огонь вспыхнул мгновенно, одновременно по всему дому. Пламя неудержимо пожирало любимые мамины занавески, которые она сама вышивала под музыку Бетховена, старый комод, где хранились порыжевшие фотографии ушедшей жизни, бамбуковые перегородки, поскрипывающий временами пол. Всё. Все семь лет его жизни. Все воспоминания. Все запахи, звуки, огонь очистил этот отравленный ядом склеп. Гармония. Нисей восстановил баланс и вернул своему дому утерянную гармонию.

- Ты сам зажёг огонь?
Он впервые видел этих людей в белых халатах. Не врачи. Интересные лица. Не боятся его как все другие до них. Надо будет исправить. Потом.
- Я хотел, чтобы всё сгорело, и всё сгорело.
- Ты знаешь что-нибудь о Школе Семи Лун?
- Нет, я больше не буду учиться в школе.
- Это не простая школа. Она для одарённых детей.
Женщина с тихим вкрадчивым голосом вызывает раздражение. Дура. Лучше бы она молчала.
- Я одарённый ребёнок? – Он опять смеётся. – А мне сказали, что я демон.
- Ты сильный Боец, Нисей. – Этот мужчина говорит холодно, ровно, чётко и что-то интригующее. В его взгляде нет страха, нет сочувствия, нет интереса. Как же интересно! – Теперь ты будешь учиться в моей Школе.
- Хорошо, - широко улыбнувшись, говорит Нисей и протягивает ладошку этому интересному человеку. Тот принимает её. Смотри не ошибись, сенсей, он уже не ребёнок.

Скука, скука, скука. День за днём какие-то тренировки, лекции, спокойные, чистенькие детишки вокруг. Глупые, наивные, такие забавные, с ушками, хвостиками, мамами, папами. Обычные. Серые. Нудные. Слабые.
- Я сегодня буду главным на этаже.
Нисей оборачивается на тихий ровный голос и застывает. Темноволосый красивый мальчик стоит перед стушевавшимися детьми и смотрит на них с презрением. Двенадцать лет - и уже презрение. От мальчика исходит невероятная сила. Над коридором повисла гробовая тишина. Все ждали, что скажет он. Даже Нисей затаился в своём убежище, за шкафчиком, в ожидании.
- Теперь я буду сам назначать главных, потому что я так хочу, - сказал мальчик и, вздёрнув упрямый подбородок, пошёл по коридору к кабинету сенсея. Каблучки его ботинок чётко отбивал ровный ритм. Он даже ходил не как все. Как... главный.
«Он ничего не боится, он опасен и силён. Он самый интересный из всех», - думал Нисей и прижимал ладонь ко рту, чтобы не взвизгнуть от радости. Нужно срочно узнать, кто этот мальчик, полный гармонии. А жизнь здесь не так уж и скучна, как казалось в начале.

- Нисей, ты бесполезен, - презрительно вздёрнув верхнюю губу, говорит Семей и даёт сигнал, что они выходят из системы. – Ты забываешь своё место и пропускаешь атаки. Я не могу вечно тебя тащить. Если ты будешь так продолжать, то у нас не будет единого имени.
Нисея трясёт от обиды, отчаяния и восторга. Каждый раз, когда он находится с Семеем в системе, ему кажется, что он достиг рая. Того, что он подразумевал под раем. Он чувствует вибрацию его тела, слышит его внутренний голос, может читать отдельные мысли. Он сгорает от желания, от наслаждения, от ощущения власти над собой. Он забывается и делает одну непростительную ошибку за другой. Но Семей терпелив. Семею нужен боец. И Нисей это знает.
Весь день он не сказал Нисею не слова. Статуя. Бесстрастная, холодная, красивая. Точно такая же, как стояла у них дома в саду. Аполлон. Да, это точно он. Его нельзя трогать, иначе можно испортить. А Нисей любит гармонию и любит смотреть на всё красивое, не прикасаясь. Пока, не прикасаясь.

Ночь была душной. Несмотря на то, что все окна были открыты, дышать было абсолютно нечем. Влажные простыни неприятно липли к телу. Голова горела, как в лихорадке, мысли путались, мысли были страшные, о прошлом, о доме, об огне. Нисей закрывал глаза и видел языки пламени, поднимающиеся из самой глубины земли и тянущиеся к небу. Небо горело. И он горел вместе с ним.
- Нисей, - раздалось над самым ухом, – проснись.
Небо опрокинулось на него тёмным потолком, и сердце забилось в горле от страха. Но в одно мгновение видение рассыпалось, а вместе с ним и страх. На его кровати сидел Семей, поджав ноги, и смотрел в открытое окно. За окном в саду надрывно плакали цикады, предвещая пришествие дождя.
- Что? – вскакивая на колени, прошептал Нисей.
- Ничего особенного. Я спать не могу, - не поворачивая головы, сказал Семей. – Ты тоже не должен спать.
- Не буду, - улыбнувшись, согласился Нисей и придвинулся ближе. – Хочешь, поговорим о чём-нибудь?
- Не хочу.
- А что тогда будем делать?
Семей медленно опустился на кровать и стал накручивать на палец кончики волос.
- Я буду спать, а ты нет, - растягивая слова, проговорил он. – Ты подставляешь меня в системе, поэтому я тебя накажу.
Нисей подавил нервный смешок. Никогда прежде Семей не говорил о наказаниях. Ну что ж, пусть говорит. Ему можно всё. К тому же всё новое – такое интересное.
- А ты уснёшь, если я буду рядом? – наклонившись к самому лицу Семея и заглядывая ему в глаза, спросил Нисей, чувствуя, как голова опять начинает гореть и в животе что-то сжимается от напряжения.
- Конечно, смогу. Ты же - никто, - усмехнувшись, заключил Семей и отвернулся к стене, давая понять, что разговор окончен.
Нисей несколько минут, не отрываясь, смотрел на его неподвижный профиль, и непонятная злость заполняла его изнутри, медленно, но верно. Она словно расплавленное железо текла по венам, загустевая где-то под сердцем. И становилось холодно там, внутри, а кожа горела от возбуждения и духоты.
- Спокойной ночи, Семей, - прошептал Нисей и, наклонившись, поцеловал своего Аполлона в щёку.
Пол был прохладным. В коридоре тихо и темно. Он остановился около перил и, перегнувшись через них, посмотрел вниз. Если бы жизнь была не одна, то он упал бы вниз, чтобы узнать каково это. Но инстинкт самосохранения забил тревогу, но злости нужен выплеск, нужно восстановить гармонию.
Нисей тихо засмеялся и, бросив один взгляд на лаковое покрытие гладких перил, только представил, что оно воспламеняется, и старинные деревянные перила, гордость школы, вмиг вспыхнули ярко-рыжим. Послышался треск разрушающегося дерева. Нисей смотрел на огонь и, довольный собой, улыбался. Огонь, поедающий дерево – гармония.
- Я – никто, я - ничей, я - Нисей, - успел проговорить он до тех пор, пока не раздался оглушающий звук пожарной тревоги.

- У меня теперь новый боец. Чистый, сильный и послушный.
- Поздравляю.
- Нам придётся расстаться на какое-то время. Пока я не улажу свои дела.
- Отлично. Как понадоблюсь, только свистни.
- Ирония тебе не к лицу, Нисей. Если бы ты не поджёг школу, ничего бы этого не было.
- Как скажешь, хозяин.
- Мне пора, Соби ждёт.
- Передавай ему привет от меня. Скажи, что я его обожаю. Заочно. Как и всех, кто рядом с тобой в то время, когда я тут один. Но, я могу ждать тебя вечно.
- Угомонись, Нисей. Ты мне тоже нужен. Но не сейчас.
- Конечно. Будет исполнено, хозяин.
- Вот так-то лучше, ты быстро учишься.
- Ради тебя, всё что угодно.

Сорванный с ветки ярко-алый цветок полетел на серый асфальт, и носок ботинка безжалостно размял хрупкие лепестки. Агацума Соби.
Нисей видел его всего один раз. Ещё в школе. Высокий, бледный, сломленный, скучный.
Это бесконечное ожидание сводит с ума. Отсутствие Семея, кажется, никогда не закончится. Уже почти год прошёл. А он всё время ходит с Соби. Вместе, всегда вместе. Он может касаться его, он может слышать его, он может выполнять его приказы.
Каждое слово - приказ для Соби, непререкаемый авторитет. Как и для меня. И я тоже сильный боец. И скоро ты узнаешь об этом. Очень скоро.
Второй цветок полетел на асфальт. Рицка. Твой брат. Твоя кровь…
Скучно, скучно, скучно. А Рицка такой беззащитный, такой нежный мальчик. Так дорог тебе, что ты улыбаешься ему, касаешься его, слушаешь его.
Он так не похож на тебя. Он так похож на прежнего меня… Маленькие дети должны взрослеть.
Поиграем, Рицка.

Рицка сидел в парке на скамейке и увлечённо читал какую-то книжку. Нисей знал, кто подарил. Семей никогда не забывает о брате. Ангелочек. Наивный, маленький, глупый ребёнок. Стоит позвать его, и он поднимет голову и улыбнётся. Очаровательно улыбнётся, даже не подумав о чём-то плохом. А зря. Как Нисей когда-то улыбался и доверял всем и вся. Пока огонь не восстановил отнятую у него гармонию.
- Рицка! – радостно воскликнул Нисей и помахал рукой. Мальчик поднял голову и удивлённо посмотрел на незнакомого ему человека. Внезапно глаза его расширились от испуга, книжка выскользнула из рук и упала под ноги на асфальт.
Нисей направил дуло револьвера на мальчика, продолжая улыбаться. Время замедлило свой ход. Момент триумфа растянулся, застыл. Словно мушка, запертая в янтаре, Рицка смотрел в глаза Нисея и не двигался.
- А ты симпатичный и такой нежный мальчик. Ты испугался? Я люблю, когда маленькие дети боятся. Они становятся такими милыми.
Нисей засмеялся и нажал на курок.
Парк огласил звук выстрела.

- Привет, Семей.
Нисей смотрел на голубое, высокое небо и держал трубку сотового телефона чуть дальше от уха. Она была неприятно холодной.
- Я же говорил тебе не звонить.
- Я скучал по тебе. Но теперь мне уже не скучно. Тут такая забавная игра была…
- Нисей, у меня нет времени тебя слушать. Больше не звони.
Семей прервал звонок.
- А мне и так весело, - хихикнул Нисей и положил револьвер обратно в карман. Металл стукнулся о металл неиспользованной пули. - Я пошутил, Рицка, очнись. Я думал, маленькие дети любят поиграть.

"Тук-тук-тук-тук-тук..."
Больше ничего не издает
Пустое сердце.
(с) Максим Мейстер

This is what I've brought you, this you can keep,
This is what I've brought, you may forget me,
I promised to departure, promise one thing:
Kiss my eyes and lay me to sleep...

This is what I thought,
I thought you need me,
This is what I thought so think me naive,
I promise you a heart, you promised to keep,
Kiss my eyes and lay me to sleep...
©AFI - Prelude 12/21
Boomp3.com

"Соби.
Соби, Соби, Соби, Соби..."

"Соби... Соби, Соби!!.."

- Какого цвета небо?
- Ярко-голубое.
- А для меня бирюзовое.
- Люди часто видят цвета по-разному, Рицка.
Весеннее высокое небо дрожит в тёплом пронзительном воздухе. Они сидят в парке на покрывале и смотрят вверх.
- А у меня есть недостатки?
Резко менять тему разговора для Рицки не проблема. Его мышление работает в несколько раз быстрее, чем у среднестатистического подростка. Соби знает это, но привыкнуть никак не может.
- Нет, Рицка. У тебя нет недостатков.
- Врёшь.
Глаза Рицки недоверчиво сужаются, и он нависает над Соби, преисполненный праведным гневом. Соби смотрит в его глаза и ему кажется, что в них отражается небо.
- Скажи, какие у меня недостатки, и лучше побольше.
Соби задумывается, машинально поглаживая Рицку по руке. Тот вроде и не замечает его прикосновения, выжидательно смотрит.
- Ты слишком импульсивен, - сделав серьёзное лицо, говорит Соби, отчего глаза напротив радостно загораются в подтверждение вышесказанного.
- Ещё.
Маленькие белые зубки прихватывают нижнюю матовую губу, и Соби забывает, о чём они только что говорили.
- Что? – растерянно спрашивает он, не сводя хищного взгляда с закушенной тёмно-вишнёвой губы.
- Недостатки, Соби!
- А-а, недостатки, - с трудом вернувшись в реальность, неуверенно говорит Соби и опять задумывается. – Ты слишком наивен.
- А это разве плохо? – Глаза Рицки распахиваются шире от удивления.
Соби уже готов отказаться от своих слов, потому что наивность Рицки ему до глубины души приятна, но всё-таки он вкладывал в это слово несколько больше смысла.
- Это делает тебя беззащитным перед другими, - назидательно говорит Соби. Рицка отстраняется, опускает плечи и коротко вздыхает. Соби попал в точку. Этот недостаток Рицка признаёт за собой, и прямо сейчас взялся обдумывать, что же теперь ему с ним делать.
- Может, сыграем в карты? – Соби собирает всё своё мужество и решается отвлечь Рицку от самокопания. Конечно, это чревато непредвиденными последствиями, вплоть до того, что Рицка может послать его куда-нибудь далеко и надолго, но всё-таки риск стоит того, чтобы на него пойти.
- Это скучно, - не меняя задумчивого выражения лица, отвечает Рицка и опять коротко вздыхает. Когда он погружается в раздумья, только одно средство может спасти ситуацию. И Соби хорошо знает какое.
- Скучно не будет, обещаю, - говорит Соби и многозначительно подмигивает Рицке. Тот вмиг вспыхивает, даже глубокая задумчивость не спасает его от столь понятного намёка. – Будем играть на желания.
- Это как это? – на всякий случай отодвинувшись от Соби чуть подальше, спрашивает Рицка. Его щёки загораются ещё сильнее, а в глазах прыгают искорки.
- Если ты выиграешь, то загадываешь желание, а я его исполняю. Если выиграю я, то всё наоборот.
Соби опять подмигивает Рицке и довольно улыбается, прекрасно понимая, что отказываться он уже не станет.
- Тебя заклинило на исполнении желаний, - бурчит Рицка, отведя взгляд в сторону.
- Ты боишься? – Соби прибегает к самому последнему средству, против которого не устоял бы никто, тем более подростковый бескомпромиссный разум.
Рицка подпрыгивает на месте от негодования, вскидывает на Соби возмущённый решительный взгляд и коротко кидает:
- Ещё чего! Доставай свои карты.
Первую партию они разыгрывают быстро. Рицка внимательный и отчаянный в игре. Соби посмел обвинить его в трусости, поэтому он готов на всё, чтобы его в этом разуверить. Соби раскрывает карты и улыбается.
- Твоё желание, Рицка, - ласково погладив его по коленке, говорит Соби. Рицка обрадовано усмехается своему выигрышу, весь подбирается и, легонько отстранив отвлекающую его руку, упирает кулаки в бока и прищуривается.
- Покажи льва, - серьёзно говорит он.
- Рицка... – Склонив голову набок, Соби смотрит прямо на Рицку и ждёт, что тот передумает.
- Давай-давай, - смеясь, подбадривает его Рицка, – ты проиграл, поэтому выполняй моё желание.
- Хорошо, хозяин.
- Сейчас получишь!
- Ладно, не злись, больше не буду. Льва, так льва.
Соби встаёт на четвереньки, трясёт копной волос и рычит, как всамделишный лев. Рицка ахает от неожиданности и громко смеётся, вздрагивая всем телом.
- А у тебя талант! – сквозь смех констатирует он и тут же затихает. Соби подобрался к нему вплотную и, опрокинув на покрывало, смотрит сверху вниз. – Соби, прекрати. Тут же люди ходят.
Соби явно не намерен внимать его просьбе, наклоняется близко к лицу и от души скользит языком по виску. Рицка сжимается от щекотного ощущения и упирается руками в широкую грудь. Соби мурлычет прямо около его уха и быстро отстраняется.
- Похож? – как ни в чём не бывало, спрашивает он и начинает раздавать карты для новой партии.
- Дурак, - недовольно выдыхает Рицка, поднимаясь с покрывала.
- Значит, похож.
Рицка с трудом включается в игру и уже через несколько ходов понимает, что проиграл. Он растерянно опускает карты на покрывало и отводит взгляд. К его удивлению, Соби не стал довольно ухмыляться, как это сделал он, когда выиграл.
- Ну? – вызывающе спрашивает Рицка, подготовившись ко всему. Соби спокойно складывает карты и медленно придвигается ближе к Рицке.
- Поцелуй меня.
Голос его будничный и бесцветный. Рицку несколько успокаивает такое отношение к этому желанию. Он подаётся к Соби и быстро чмокает его в уголок губ. Но даже этого вполне достаточно, чтобы вдохнуть еле ощутимый запах тёплой кожи и тут же покраснеть. Соби слегка улыбается смущению Рицки, но не трогает его.
- Ещё будем играть? – спрашивает он.
- Конечно, я же должен отыграться! – возмущается Рицка, досадуя на свою чрезмерную эмоциональность.
Следующая партия заканчивается ещё быстрее, чем предыдущая, и результат также оказывается в пользу Соби. Рицка чуть не плачет от обиды на своё невезение и от предчувствия этих странных ощущений, которые возникают в нём, когда он приближается к Соби.
- Теперь что я должен сделать? – скрестив руки на груди и глядя на Соби исподлобья, спрашивает Рицка.
Соби оценивает его собранную, оборонительную позу и ласково улыбается.
- Ничего. Просто позволь мне, – он медленно сокращает расстояние между ними, не отводя взгляда, и наклоняется к пылающему лицу Рицки. – Не бойся, я не кусаюсь.
Рицка коротко вздыхает и закрывает глаза в предвкушении поцелуя. Губы Соби легко касаются его лба, потом каждой из щёк, кончика носа и подбородка. Рицка приоткрывает губы, уже готовый к прикосновению, но Соби внезапно отстраняется и принимается собирать разбросанные по покрывалу карты. Рицка громко выдыхает, открывает глаза и смотрит на его невозмутимое спокойное лицо.
- Соби, что это? – В голосе звучит неприкрытая обида.
- Где?
- Сейчас было. Что сейчас было?! – Рицка чувствует себя ужасно глупо, разбираясь в том, чего он совсем не понимает, и не знает, как об этом нужно спрашивать.
- Моё желание, - по-прежнему невозмутимо отвечает Соби, не глядя на Рицку, но прекрасно зная, какое выражение лица у него в данную минуту. – Я же выиграл.
- Ты полный идиот! – кричит Рицка, вскакивая на колени, и судорожно запихивает всё, что попадается под руку, в свою сумку. – Я ухожу домой!
Соби, не двигаясь, следит за его нервными движениями, и ласковая улыбка трогает его губы.
- Попроси меня, Рицка, - тихо говорит он, наконец. Рицка замирает на месте с зажатой в руках колодой карт. Он вскидывает на Соби горящий возмущением с примесью непонимания взгляд.
- О чём?!
- О том, чтобы я тебя поцеловал по-настоящему, - говорит Соби и отодвигает набитую до отказа сумку Рицки в сторону.
- Ещё чего! – загнанно бросает Рицка, не пытаясь остановить уползающую от него сумку, и опускает голову. – С чего это ты взял, что я этого хочу? – Неуверенность, звучащая в вопросе, добивает самого Рицку. Он быстро перекладывает колоду карт из одной руки в другую, а потом обратно.
Соби протягивает руку и слегка касается поникших ушек.
- Рицка, в этом нет ничего плохого. Не стесняйся.
- А кто это тут тебя стесняется? – Рицка поднимает тёмные, поблёскивающие от набежавших слёз глаза и, приподнявшись на коленях, порывисто обнимает Соби за шею. – Захочу и сам поцелую!
Рицка, зажмурившись, прижимается губами к губам Соби. На этом решимость его иссякает, и он хочет уже отстраниться, но руки Соби обхватывают его спину и крепко прижимают к груди.
- Ты же хотел по-настоящему? – шепчет Соби, взяв инициативу в свои руки.
- Да, - робко и доверчиво отвечает Рицка, чувствуя, как мягкие тёплые пальцы забираются под его кофту, – пожалуйста, Соби.
- Как скажешь, Рицка, - улыбнувшись, отвечает Соби и плотнее прижимает Рицку к себе. Его губы, горячие и мягкие, накрывают губы Рицки, и они медленно пьют друг друга, потом быстрее, набирая темп. Голову ведёт, Рицка начинает оседать, руки соскальзывают, но Соби крепко держит его, и он продолжает отвечать на поцелуй.
- Какое безобразие! – неожиданно раздаётся женский высокий голос откуда-то справа, где проходит беговая дорожка. Рицка вздрагивает, утыкается носом в грудь Соби, пряча пылающее лицо от посторонних глаз.
- Почему безобразие? – невинно отвечает Соби. Он невозмутим и спокоен, но в голосе слышится кураж. – Присоединяйтесь, у нас тут весело!
Женщина кричит в ответ нечто нечленораздельное, но, видимо, поражённая непристойным предложением Соби, быстренько семенит прочь.
- Дипломат нашёлся, - тихо усмехается Рицка, потом смотрит на серьёзного, собранного Соби, провожающего взглядом неожиданную свидетельницу, и начинает смеяться в голос. – А лев всё-таки у тебя лучше получается.