Название: Сплин
Автор: LGKit.
Бета: Цутия Рука.
Жанр: сонгфик.
Рейтинг: PG-15.
Пара: Сэймэй Аояги + Рицка Аояги.
Отречение: мир и герои Loveless принадлежат Коге Юн и тем, с кем она поделилась. Я в число сих несчастных не вхожу; тексты группы «Сплин» принадлежат группе «Сплин».
Краткое содержание: Сэймэй любит Рицку, Рицка любит Сэймэя. Жизнь прекрасна.
Свободное участие
Тема: «Я весь для тебя, котенок»
читать дальшеI. «Если я не полюблю, вероятно, я двинусь».
Наконец-то сбылась его самая заветная мечта: в полном идиотов и недоразумений мире всё-таки появился ещё один человек! Неважно, кто и как воспитает младшего брата, неважно, каким именно он вырастет! Раз у них одинаковые родители, стало быть, обоих можно считать одинаковыми. Стало быть, оба они – самые настоящие люди. Наконец-то!
...Примерно так рассуждает пятилетний Сэймэй, пока вприпрыжку несётся по коридорам больницы – к маме, к маме, скорее! За ним едва-едва поспевает рассыпающийся в извинениях – перед идущими навстречу – отец. Иногда он безуспешно пытается одёрнуть Сэймэя, заставить его вести себя чуть тише, но нет – Сэймэй успокаивается только тогда, когда они подходят к маминой палате. Зато тут он останавливается, одёргивает задравшуюся во время бешеной гонки по коридорам рубашку, отряхивает шортики и степенно – иного слова и не подберёшь – входит в палату. За ним заходит едва сдерживающий смех отец: его пятилетний сын иногда ведёт себя слишком по-взрослому, со стороны это выглядит очень мило.
Сэймэй подходит к матери, держа руки за спиной и выверяя каждый шаг – пусть не выглядит, что ему не терпится подскочить, отодвинуть её руку и заглянуть – заглянуть уже! – в свёрток на её руках, там лежит и спит – или моргает сонно, вот было бы везение! – его маленький – чудный, замечательный, единственный! – младший брат. Подходит, здоровается и не удерживается-таки от любопытствующего взгляда. Мама только понимающе улыбается и поворачивается так, чтобы ему было удобнее смотреть. - Познакомься, - говорит она, - Сэймэй. Это Рицка.
- А-а-а, - отвечает Сэймэй, - вы даже имя уже выбрали. – Ему, в общем-то, без разницы, как именно назовут маленького – ему в любом случае будет нравиться. И «Рицка», кстати, прекрасное имя, ему оно безумно нравится. – Он такой милый. – Рицка открывает один глаз, внимательно смотрит на Сэймэя и громко сопит. Сэймэй чувствует, как его чуть ли не сбивает с ног волна любви к этому сопящему свёртку, и понимает, что наконец-то сбылась его самая заветная мечта.
Он нашёл своего любимого.
II. «Даже странно, я не знаю, что сказать».
Рицка уже вовсе и не плачет, только обиженно сопит. Вообще, он растёт на удивление спокойным ребёнком – насколько может быть спокойным годовалый малыш. Сэймэй прижимает его к себе, гладит по ещё мокрой голове. – Ты не плачь, - говорит он, - мама придёт скоро.
- Мама... – Глаза Рицки снова наполняются слезами, Сэймэй чувствует странный – и до чего же нелепый – укол ревности. А ведь из-за него Рицка едва ли плачет во весь голос. И никогда не требует Сэймэя к себе – здесь и сейчас. Сэймэй понимает, конечно, что для малыша мама, действительно, важнее и любимее всех – и что с возрастом это, наверное, пройдёт. И даже есть шанс, что Рицка будет любить его намного больше. Но это потом, а Сэймэй никогда не отличался терпеливостью, ему надо получить своё как можно быстрее – так уж он привык.
- Ты не плачь, - в который раз повторяет он, - мама придёт скоро. – Он, в общем-то, готов к тому, что Рицка сейчас снова расплачется – и его придётся утешать, отвлекать играми или сказкой, или ещё чем-нибудь – в последний раз, например, удалось затащить его в ванную и немного покупаться вместе. А теперь они греются вдвоём под одним одеялом, тесно прижавшись друг к другу, – и Рицка так чудно пахнет; вовсе не как остальные младенцы, Сэймэй точно знает. И если он расплачется, то придётся вылезать из-под одеяла, искать любимую книжку Рицки – или любимую его игрушку, устраивать маленькое представление в одном лице. Сэймэю эо не в тягость, но так хочется погреться ещё немного – пусть совсем чуть-чуть.
И Рицка, наверное, всё понимает: по меньшей мере, плакать он явно раздумывает. Он только цепляется крохотными, но на удивление сильными пальчиками за пижаму Сэймэя и тихо вздыхает. – Не пать, - говорит он серьёзно. – Сэймэй. – Сэймэй удивлённо смотрит на него, чувствует, как его глаза невесть почему наполняются слезами.
Рицка впервые назвал его по имени.
III. «Весь этот бред».
Сэймэй болеет.
Ничего серьёзного, обычная простуда – саднит горло, совсем чуть-чуть подскочила температура да небольшой насморк. Сэймэй даже может сам дойти до ванной или кухни – стало быть, болен он несерьёзно. Но мама всё равно заставляет его лежать в постели, а папа только поддакивает ей – мол, постельный режим есть лучшее лекарство. Поспи – и всё пройдёт. Сначала Сэймэй послушно лежит и спит, но на третий день ему это надоедает до чёртиков. Пройдёт, как же! К тому же, из-за того, что он болеет, Рицку к нему не пускают – вдруг заразится? И это хуже всего. Сэймэй искренне считает, что увидь он Рицку – тогда и простуда пройдёт сама собой, будто и не было. Мама и папа, впрочем, этой его мысли не разделяют. – Лечись и выздоравливай, - сурово говорит отец, стоит Сэймэю только заикнуться о Рицке. – А то начихаешь на него – и что делать прикажешь? Маленьким, знаешь, болеть никак не стоит. – Сэймэй вяло возражает, что вовсе он и не такой больной, но мама только нежно укутывает его одеялом – лежи, мол, и не спорь.
И Сэймэй лежит один в полутёмной комнате и тихо тоскует. Вот бы сейчас Рицку потискать... погладить по кошачьим ушкам – они совсем мягкие ещё, пушистые. Или за хвост подёргать – ласково, конечно, не сильно совсем. Прижать к себе, уткнуться носом в макушку, а лучше – в основание шеи, и валяться так, в обнимку, пока не надоест.
Дверь тихо скрипит, Сэймэй сонно смотрит на неё. В проходе – маленький чёрный силуэт на фоне залитого светом коридора. Сэймэй моргает – ему снится? К кровати подходит Рицка – маленький, смешной Рицка – взъерошенный и мокрый, не иначе как вырвался от мамы из ванной. – Сэймэй! – улыбается он – и лезет обниматься. Сэймэй смеётся, счастливый – и гладит Рицку по голове, треплет за уши, взлохмачивает волосы ещё больше, забирает в охапку – к себе, к себе! Он щекочет его, прижимает к себе, снова щекочет – как же он соскучился за эти три дня! Рицка верещит, довольный.
Идиллия разрушается, не успев толком начаться – в комнату входит мама и забирает Рицку. Но перед этим он успевает обнять ручонками голову Сэймэя и звонко чмокнуть его в губы – насмотрелся на маму с папой, не иначе. Мама со вздохом уносит Рицку прочь, Сэймэй снова остаётся один – обалдело смотреть в потолок. У него кружится голова, а губы сами собой растягиваются в дурацкую улыбку.
Кажется, у него температура.
IV. «Всё так сложно, всё так просто».
Запыхавшись, Сэймэй падает на пол и устало смеётся – пока хватает воздуха в лёгких. Рядом лежит и хихикает трёхлетний Рицка, с которым они играют в борцов сумо – весьма условных, конечно, но для детской игры больше и не надо. Сэймэй со свистом выдыхает и поворачивается к Рицке. – Ну что? Победил?
- Я победил! – Рицка забирается к нему на грудь и торжествующе лупит Сэймэя по плечам. – Я поборол! – Сэймэй снова смеётся, совершенно одуревший – от счастья, от нелепой этой возни, от прыгающего на нём Рицки.
На них ничего нет, не считая псевдо-маваси из разодранной – как раз на двоих хватило – простыни. Так что когда Рицка, отпраздновав свою победу, падает на грудь Сэймэя, тот задыхается от обжигающего прикосновения – кожа к коже. Они оба дышат тяжело и часто: Рицка – от усталости, Сэймэй – от возбуждения. Он гладит Рицку по голове – по мокрым от пота волосам, взъерошивает их, щекочет Рицку за ухом – тот только довольно взвизгивает, но даже не пытается отбиваться – сил у него совсем нет. Сэймэй обнимает его, прижимает к себе, но Рицка тут же пытается вырваться. – Жарко! – бурчит он, крутясь в руках Сэймэя. Сердце у него бьётся часто-часто – Сэймэй чувствует это биение в своих руках, оно пьянит и кружит голову. – Пусти! – Сэймэй с сожалением выпускает Рицку – мокрого, липкого от пота и до одури счастливого Рицку – из рук. Он немедленно плюхается ему на грудь, раскинув руки и ноги в разные стороны.
- Так не жарко? – улыбается Сэймэй. Он чувствует как колотится его собственное сердце – и как стучит ему в ответ сердце Рицки. Ощущение того, что их – всего – двое, отчего-то делает Сэймэя ещё счастливее.
- Жарко, - пыхтит Рицка в ответ. Сэймэю тоже жарко – но больше внутри, в груди, чем снаружи. Ступни у него и вовсе ледяные, да и ладони едва тёплые – и это так странно, по сравнению с бьющимся в груди огнём.
- И мне жарко, - говорит Сэймэй и прикладывает ладошку Рицки к своей груди. – Особенно здесь.
- Нет, - вздыхает Рицка и прижимается щекой к руке Сэймэя, - мне просто жарко.
V. «Все ушли, осталось двое в мире самых чокнутых людей».
Сэймэй смотрит в окно, едва сдерживая зевоту. Идёт урок английского, и ему ужасно, ужасно скучно – сколько можно повторять одно и то же? Четвёртый год их класс учит английский – и всегда учебный год начинается с одного и того же. Все эти «я есть», «я был», «я буду» надоели Сэймэю до чёртиков, куда больше ему хочется сейчас сходить в парк прогуляться – в конце концов, цветёт сакура, самое время для неспешных прогулок. И вовсе не для занятий в душных классах – что бы там ни думали себе взрослые. Сэймэй тяжело вздыхает – и ему прилетает по лбу куском мела. – Аояги! – рычит учитель, по совместительству их классный руководитель – весьма эксцентричный тип. Мало того, что он на самом деле кидается мелом – в лучших традициях сериалов про школу, он ещё и носит накладные уши. Сначала – только познакомившись с ним – Сэймэй, да и все остальные, честно думали, что он просто ребёнок, как и все, и только на вторую неделю учёбы до них дошло, что хвоста-то и нет. – Не спи – замёрзнешь!
- Не замёрзну! – нагло отвечает Сэймэй. Всё лучше, чем повторять опостылевшие времена. «Я был», «я есть» - ну что за нелепость? – Здесь слишком жарко, чтобы мёрзнуть, но для сна – самое то.
Учитель почти немеет от неслыханного хамства. По классу бежит шёпоток – что это Сэймэй-кун надумал? – Аояги!.. Извинись немедленно! – Сэймэй только качает головой. – Уши бы тебе оборвать... – Учитель любит ругаться, его угрозам никто уже не придаёт особого значения. Класс хихикает. Сэймэй ехидно улыбается, смотрит на учителя исподлобья.
- Это, - медленно говорит он, - сексуальное домогательство, Муракава-сэнсэй. – Учитель замирает с открытым ртом – что ответить маленькому наглецу? Класс взрывается хохотом – уел, уел Муракаву! Сэймэй с лёгким презрением смотрит на веселящихся одноклассников. А ведь пару минут назад писали, как один, в тетрадках: я есть, я был...
Вот бы сейчас в парк, думает он. Смотреть на сакуру – или просто с Рицкой.
V. «Помилуй, господи, меня».
Сэймэй уже привык, что Рицка приходит к нему почти каждую ночь – вот уже вторую неделю ему снятся кошмары. Непонятно, с чего бы, но это Сэймэя волнует мало. Плохо, конечно, что Рицке приходится просыпаться каждую ночь – как правило в слезах или дрожа от страха, но ведь потом Рицка приходит к нему, робко тянет одеяло – можно к тебе? И разве же это плохо? Он ни разу не прогнал Рицку – ему не жалко. И даже немного приятно, что тот приходит именно к нему. Причина проста: мама с папой Рицку не понимают, всё норовят расспросить, что такое и кто приснился, а Сэймэй – другое дело. Он просто прижимает к себе, гладит малыша по голове, пока не успокоится. А потом Рицка засыпает у него в руках, сопит негромко, устроившись на груди – спит спокойно до самого утра. Сэймэй догадывается, в чём дело: незадолго до рождения Рицки он точно так же просыпался едва ли не каждую ночь. Папа тогда объяснил ему, что это пробуждаются способности жертвы – у всех Аояги такие есть. И у Рицки, похоже, тоже.
Сэймэй знает на собственном опыте: стоит понять, что именно снится в этих кошмарах – и они перестают быть по-настоящему страшными. Окутывающая тебя, пожирающая тьма, в которой нет ни запахов, ни звуков – всего-навсего развёрнутая система. Перезванивающиеся цепи на руках и ногах, которые не дают двигаться, - ограничения, которые есть в каждой битве. Хищно щёлкающие челюсти, от которых едва-едва успеваешь уворачиваться, - чужие заклинания. Всё просто, всё кристально ясно – и бояться нечего. Ведь система для боя – для жертвы что дом родной, ограничения всегда можно обойти, а заклинания – блокировать. Всё совсем не страшно. Другое дело, что Рицка, даже заплаканный или дрожащий от страха, так доверчиво прижимается к нему – а иногда даже забирается под пижамную куртку, что Сэймэй просто физически не может ничего ему рассказать.
Он каждый раз пытается – честно! Но каждый раз что-то случается: то руки Рицки оказываются у него на талии, то его кошачьи уши щекочут ему ключицу – Сэймэй просто теряет дар речи. Наутро, отправляясь вместе с Рицкой в ванную, он каждый раз просит у кого-то – видимо, у богов – прощения и обещает – честно! – всё рассказать.
Впрочем, бесполезно.
VI. «Моя любовь. Ты моя любовь!»
Сэймэй сосредоточенно смотрит на альбом в руках Рицки. Рицка показывает ему, чем он занимался на уроках рисования в школе. Вот рыжая лиса крадётся в траве – смешная табакерка с трубой за зелёными прутьями. Вот у моря растёт одинокая сосна – палка, торчащая из лужицы синей краски. Вот бабочка порхает с цветка на цветок – красная клякса размазалась по всему листу. Рицка доверительно сообщает, что «это такая огненная бабочка, знаешь, они быстрые очень». Сэймэй кивает, очень внимательно слушает, не сводит глаз с рисунков – а всё потому, что Рицка сидит у него на коленях. Вернее, ни черта не сидит – а елозит и брыкается. И постоянно лезет обниматься – и смеётся непрерывно, вид у него – что у самого счастливого ребёнка на земле.
Сэймэй предельно сосредоточен. Он знает, что стоит ему сейчас немного отвлечься – и тот огонь, от которого так жарко в груди, сожрёт его целиком. Он забудет, как это – дышать, а руки сами по себе вцепятся в Рицку – и прижмут к груди. Сильно-сильно, будто впечатывая в себя, будто они – одно. Так уже было, когда Рицка показывал ему кувырок назад – научился на физкультуре. Сэймэй толком и не понял, что произошло – только когда в комнату зашла мама, он уже навис над распластанным на полу Рицкой, а тот смотрел на него с таким искренним недоумением, что Сэймэю впервые в жизни стало стыдно.
- И всё, - говорит Рицка, показав Сэймэю рисунок гуляющей с собаки девочки – многообещающую работу в стиле кубизма. – Ну, пока что.
- Ясно всё. У тебя неплохо получается. – Сэймэй искренне улыбается. – Рисуй дальше.
- Само собой. Мне нравится. – Рицка, ещё поёрзав на коленях Сэймэя, спрыгивает на пол – Сэймэй разочарованно вздыхает. – Ладно, я пойду, мне мама обещала с математикой помочь. Ах да, братик...
- Сэймэй, - моментально отзывается он. Рицка удивлённо смотрит на Сэймэй – отчего у него такой хриплый голос? - Зови меня Сэймэй. Пожалуйста.
Рицка улыбается: ему и самому «Сэймэй» нравится куда больше. – Конечно. Так я посплю у тебя сегодня? Сэймэ-эй.
Сэймэй с трудом находит в себе силы кивнуть – и, кажется, его грудь разрывает изнутри.
VII. «Выхода нет».
- А какое у тебя настоящее имя? – спрашивает Рицка, когда они с Сэймэем валяются на диване в его комнате – воскресенье, можно ничего не делать. И вообще, скоро конец учебного года, можно позволить себе немного расслабиться. Сэймэй в этом году закачивает уже надоевшую ему начальную школу, так что он попросту счастлив последнее время. – Ну, как у жертвы.
- Любимый, - отвечает Сэймэй. – Beloved. – Рицка с завистью вздыхает.
- Здорово... А у меня наоборот – Нелюбимый. Loveless.
- Откуда знаешь? – Сэймэю без разницы, откуда. Куда больше его интересует, почему у них с Рицкой такие разные имена? Что это значит: так они различаются? Или, наоборот, противоположности притягиваются?
- ...и вот, - заканчивает Рицка. Сэймэй вздрагивает – он пропустил большую часть ответа. Не то чтобы ему жалко, нет. Просто последнее время ему всё сложнее и сложнее просто слушать Рицку – и это ужасно. – Здорово было бы, если я был твоим бойцом, да? У нас бы было одно имя. Здорово.
- Любимый... Как ты думаешь, где бы оно появилось?
Рицка улыбается и пожимает плечами. – Откуда мне знать. Наверное, тут... – Он проводит пальцем вдоль правой ключицы Сэймэя. – Лю-би-мый... – Сэймэй толком и не знает, от чего именно ему сносит крышу – от прикосновения пальца Рицки к его коже – а не надо было ходить по дому полуголым, правда? – или от этого «лю-би-мый», произнесённого детским, таким любимым голосом. Это, впрочем, тоже неважно – важно только то, что губы – наконец-то! – касаются губ Рицки, ладони – уже под его футболкой, а сам Рицка – под ним, надёжно защищённый от всех остальных.
Рицка пищит и отталкивает от себя Сэймэя, с ужасом смотрит на него. – Ты чего?! – До Сэймэя медленно доходит, что случилось – он отдёргивает руки, будто ошпаренный.
- Господи... Прости, пожалуйста! Я...
Рицка скатывается с дивана и осторожно нащупывает кошачьи уши – а вдруг отвалились? Он недоверчиво смотрит на Сэймэя, потом осторожно садится на краешек дивана. Они молчат: Сэймэй – смущённо, Рицка – настороженно.
- Ух ты, - наконец говорит Рицка. – Круто.
VIII. «И ровно тысячу лет мы просыпаемся вместе».
Они неторопливо прогуливаются по парку – рука в руке. Старший и младший брат на прогулке – чинно и неторопливо. Вот только у младшего под футболкой, вдоль правой ключицы выведено рукой заботливого старшего – «Любимый». А у старшего под воротником рубашки – три следа от поцелуев младшего.
В парке безлюдно – им встретилось едва ли три-четыре человека. Оно и понятно – погода премерзкая, на улице холодно и, хотя дождя нет, очень сыро. Сэймэй и Рицка, впрочем, на погоду внимания не обращают: первого куда больше занимает рука младшего брата в своей ладони, второго – трещинки на асфальтовой дорожке.
- Знаешь, - говорит Сэймэй, когда они, устав идти, присаживаются на одну из лавочек и Рицка взгромождается ему на колени, - я бы, наверное, ради тебя всё что угодно сделал.
- Всё-всё? – смеётся Рицка. Пусть ему всего восемь – почти девять – он знает: сделать всё-всё невозможно.
- Я бы очень постарался, - говорит Сэймэй. Рицка хитро улыбается.
- И даже умер бы?
Сэймэй недовольно смотрит на него. – Это ещё зачем? Кто-то, по-моему, несколько пресытился собственной значимостью.
Рицка закатывает глаза. – Сэймэй, ты снова говоришь как-то странно. Это из-за того, что ты много читаешь, да?
- Наверное, - пожимает плечами Сэймэй. – Но я не о том.
- Да-да, - задумчиво говорит Рицка. – А знаешь, я тоже. Наверное, я тоже сделал бы всё, чтобы тебе было хорошо. – Сэймэй улыбается, счастливый. – Но почему это так? Это потому что мы друг друга любим?
- Наверное.
- Пообещай мне! – вскидывается вдруг Рицка. – Пообещай, что ты никому больше такого не скажешь! Это же только... – Он умолкает так же внезапно, как и начал. Сэймэй недоуменно моргает – он только что видел вспышку ревности или ему показалось?
- Я обещаю, - тихо говорит он после недолгого раздумья. – Я буду делать всё только для тебя.
- И для себя ещё, глупый. – Рицка прижимается к нему и целует в уголок рта – благо, никого рядом нет, некому их тут увидеть. Сэймэй смеётся, Рицка тоже.
Кажется, они счастливы вечность.
Автор: LGKit.
Бета: Цутия Рука.
Жанр: сонгфик.
Рейтинг: PG-15.
Пара: Сэймэй Аояги + Рицка Аояги.
Отречение: мир и герои Loveless принадлежат Коге Юн и тем, с кем она поделилась. Я в число сих несчастных не вхожу; тексты группы «Сплин» принадлежат группе «Сплин».
Краткое содержание: Сэймэй любит Рицку, Рицка любит Сэймэя. Жизнь прекрасна.
Свободное участие
Тема: «Я весь для тебя, котенок»
читать дальшеI. «Если я не полюблю, вероятно, я двинусь».
Наконец-то сбылась его самая заветная мечта: в полном идиотов и недоразумений мире всё-таки появился ещё один человек! Неважно, кто и как воспитает младшего брата, неважно, каким именно он вырастет! Раз у них одинаковые родители, стало быть, обоих можно считать одинаковыми. Стало быть, оба они – самые настоящие люди. Наконец-то!
...Примерно так рассуждает пятилетний Сэймэй, пока вприпрыжку несётся по коридорам больницы – к маме, к маме, скорее! За ним едва-едва поспевает рассыпающийся в извинениях – перед идущими навстречу – отец. Иногда он безуспешно пытается одёрнуть Сэймэя, заставить его вести себя чуть тише, но нет – Сэймэй успокаивается только тогда, когда они подходят к маминой палате. Зато тут он останавливается, одёргивает задравшуюся во время бешеной гонки по коридорам рубашку, отряхивает шортики и степенно – иного слова и не подберёшь – входит в палату. За ним заходит едва сдерживающий смех отец: его пятилетний сын иногда ведёт себя слишком по-взрослому, со стороны это выглядит очень мило.
Сэймэй подходит к матери, держа руки за спиной и выверяя каждый шаг – пусть не выглядит, что ему не терпится подскочить, отодвинуть её руку и заглянуть – заглянуть уже! – в свёрток на её руках, там лежит и спит – или моргает сонно, вот было бы везение! – его маленький – чудный, замечательный, единственный! – младший брат. Подходит, здоровается и не удерживается-таки от любопытствующего взгляда. Мама только понимающе улыбается и поворачивается так, чтобы ему было удобнее смотреть. - Познакомься, - говорит она, - Сэймэй. Это Рицка.
- А-а-а, - отвечает Сэймэй, - вы даже имя уже выбрали. – Ему, в общем-то, без разницы, как именно назовут маленького – ему в любом случае будет нравиться. И «Рицка», кстати, прекрасное имя, ему оно безумно нравится. – Он такой милый. – Рицка открывает один глаз, внимательно смотрит на Сэймэя и громко сопит. Сэймэй чувствует, как его чуть ли не сбивает с ног волна любви к этому сопящему свёртку, и понимает, что наконец-то сбылась его самая заветная мечта.
Он нашёл своего любимого.
II. «Даже странно, я не знаю, что сказать».
Рицка уже вовсе и не плачет, только обиженно сопит. Вообще, он растёт на удивление спокойным ребёнком – насколько может быть спокойным годовалый малыш. Сэймэй прижимает его к себе, гладит по ещё мокрой голове. – Ты не плачь, - говорит он, - мама придёт скоро.
- Мама... – Глаза Рицки снова наполняются слезами, Сэймэй чувствует странный – и до чего же нелепый – укол ревности. А ведь из-за него Рицка едва ли плачет во весь голос. И никогда не требует Сэймэя к себе – здесь и сейчас. Сэймэй понимает, конечно, что для малыша мама, действительно, важнее и любимее всех – и что с возрастом это, наверное, пройдёт. И даже есть шанс, что Рицка будет любить его намного больше. Но это потом, а Сэймэй никогда не отличался терпеливостью, ему надо получить своё как можно быстрее – так уж он привык.
- Ты не плачь, - в который раз повторяет он, - мама придёт скоро. – Он, в общем-то, готов к тому, что Рицка сейчас снова расплачется – и его придётся утешать, отвлекать играми или сказкой, или ещё чем-нибудь – в последний раз, например, удалось затащить его в ванную и немного покупаться вместе. А теперь они греются вдвоём под одним одеялом, тесно прижавшись друг к другу, – и Рицка так чудно пахнет; вовсе не как остальные младенцы, Сэймэй точно знает. И если он расплачется, то придётся вылезать из-под одеяла, искать любимую книжку Рицки – или любимую его игрушку, устраивать маленькое представление в одном лице. Сэймэю эо не в тягость, но так хочется погреться ещё немного – пусть совсем чуть-чуть.
И Рицка, наверное, всё понимает: по меньшей мере, плакать он явно раздумывает. Он только цепляется крохотными, но на удивление сильными пальчиками за пижаму Сэймэя и тихо вздыхает. – Не пать, - говорит он серьёзно. – Сэймэй. – Сэймэй удивлённо смотрит на него, чувствует, как его глаза невесть почему наполняются слезами.
Рицка впервые назвал его по имени.
III. «Весь этот бред».
Сэймэй болеет.
Ничего серьёзного, обычная простуда – саднит горло, совсем чуть-чуть подскочила температура да небольшой насморк. Сэймэй даже может сам дойти до ванной или кухни – стало быть, болен он несерьёзно. Но мама всё равно заставляет его лежать в постели, а папа только поддакивает ей – мол, постельный режим есть лучшее лекарство. Поспи – и всё пройдёт. Сначала Сэймэй послушно лежит и спит, но на третий день ему это надоедает до чёртиков. Пройдёт, как же! К тому же, из-за того, что он болеет, Рицку к нему не пускают – вдруг заразится? И это хуже всего. Сэймэй искренне считает, что увидь он Рицку – тогда и простуда пройдёт сама собой, будто и не было. Мама и папа, впрочем, этой его мысли не разделяют. – Лечись и выздоравливай, - сурово говорит отец, стоит Сэймэю только заикнуться о Рицке. – А то начихаешь на него – и что делать прикажешь? Маленьким, знаешь, болеть никак не стоит. – Сэймэй вяло возражает, что вовсе он и не такой больной, но мама только нежно укутывает его одеялом – лежи, мол, и не спорь.
И Сэймэй лежит один в полутёмной комнате и тихо тоскует. Вот бы сейчас Рицку потискать... погладить по кошачьим ушкам – они совсем мягкие ещё, пушистые. Или за хвост подёргать – ласково, конечно, не сильно совсем. Прижать к себе, уткнуться носом в макушку, а лучше – в основание шеи, и валяться так, в обнимку, пока не надоест.
Дверь тихо скрипит, Сэймэй сонно смотрит на неё. В проходе – маленький чёрный силуэт на фоне залитого светом коридора. Сэймэй моргает – ему снится? К кровати подходит Рицка – маленький, смешной Рицка – взъерошенный и мокрый, не иначе как вырвался от мамы из ванной. – Сэймэй! – улыбается он – и лезет обниматься. Сэймэй смеётся, счастливый – и гладит Рицку по голове, треплет за уши, взлохмачивает волосы ещё больше, забирает в охапку – к себе, к себе! Он щекочет его, прижимает к себе, снова щекочет – как же он соскучился за эти три дня! Рицка верещит, довольный.
Идиллия разрушается, не успев толком начаться – в комнату входит мама и забирает Рицку. Но перед этим он успевает обнять ручонками голову Сэймэя и звонко чмокнуть его в губы – насмотрелся на маму с папой, не иначе. Мама со вздохом уносит Рицку прочь, Сэймэй снова остаётся один – обалдело смотреть в потолок. У него кружится голова, а губы сами собой растягиваются в дурацкую улыбку.
Кажется, у него температура.
IV. «Всё так сложно, всё так просто».
Запыхавшись, Сэймэй падает на пол и устало смеётся – пока хватает воздуха в лёгких. Рядом лежит и хихикает трёхлетний Рицка, с которым они играют в борцов сумо – весьма условных, конечно, но для детской игры больше и не надо. Сэймэй со свистом выдыхает и поворачивается к Рицке. – Ну что? Победил?
- Я победил! – Рицка забирается к нему на грудь и торжествующе лупит Сэймэя по плечам. – Я поборол! – Сэймэй снова смеётся, совершенно одуревший – от счастья, от нелепой этой возни, от прыгающего на нём Рицки.
На них ничего нет, не считая псевдо-маваси из разодранной – как раз на двоих хватило – простыни. Так что когда Рицка, отпраздновав свою победу, падает на грудь Сэймэя, тот задыхается от обжигающего прикосновения – кожа к коже. Они оба дышат тяжело и часто: Рицка – от усталости, Сэймэй – от возбуждения. Он гладит Рицку по голове – по мокрым от пота волосам, взъерошивает их, щекочет Рицку за ухом – тот только довольно взвизгивает, но даже не пытается отбиваться – сил у него совсем нет. Сэймэй обнимает его, прижимает к себе, но Рицка тут же пытается вырваться. – Жарко! – бурчит он, крутясь в руках Сэймэя. Сердце у него бьётся часто-часто – Сэймэй чувствует это биение в своих руках, оно пьянит и кружит голову. – Пусти! – Сэймэй с сожалением выпускает Рицку – мокрого, липкого от пота и до одури счастливого Рицку – из рук. Он немедленно плюхается ему на грудь, раскинув руки и ноги в разные стороны.
- Так не жарко? – улыбается Сэймэй. Он чувствует как колотится его собственное сердце – и как стучит ему в ответ сердце Рицки. Ощущение того, что их – всего – двое, отчего-то делает Сэймэя ещё счастливее.
- Жарко, - пыхтит Рицка в ответ. Сэймэю тоже жарко – но больше внутри, в груди, чем снаружи. Ступни у него и вовсе ледяные, да и ладони едва тёплые – и это так странно, по сравнению с бьющимся в груди огнём.
- И мне жарко, - говорит Сэймэй и прикладывает ладошку Рицки к своей груди. – Особенно здесь.
- Нет, - вздыхает Рицка и прижимается щекой к руке Сэймэя, - мне просто жарко.
V. «Все ушли, осталось двое в мире самых чокнутых людей».
Сэймэй смотрит в окно, едва сдерживая зевоту. Идёт урок английского, и ему ужасно, ужасно скучно – сколько можно повторять одно и то же? Четвёртый год их класс учит английский – и всегда учебный год начинается с одного и того же. Все эти «я есть», «я был», «я буду» надоели Сэймэю до чёртиков, куда больше ему хочется сейчас сходить в парк прогуляться – в конце концов, цветёт сакура, самое время для неспешных прогулок. И вовсе не для занятий в душных классах – что бы там ни думали себе взрослые. Сэймэй тяжело вздыхает – и ему прилетает по лбу куском мела. – Аояги! – рычит учитель, по совместительству их классный руководитель – весьма эксцентричный тип. Мало того, что он на самом деле кидается мелом – в лучших традициях сериалов про школу, он ещё и носит накладные уши. Сначала – только познакомившись с ним – Сэймэй, да и все остальные, честно думали, что он просто ребёнок, как и все, и только на вторую неделю учёбы до них дошло, что хвоста-то и нет. – Не спи – замёрзнешь!
- Не замёрзну! – нагло отвечает Сэймэй. Всё лучше, чем повторять опостылевшие времена. «Я был», «я есть» - ну что за нелепость? – Здесь слишком жарко, чтобы мёрзнуть, но для сна – самое то.
Учитель почти немеет от неслыханного хамства. По классу бежит шёпоток – что это Сэймэй-кун надумал? – Аояги!.. Извинись немедленно! – Сэймэй только качает головой. – Уши бы тебе оборвать... – Учитель любит ругаться, его угрозам никто уже не придаёт особого значения. Класс хихикает. Сэймэй ехидно улыбается, смотрит на учителя исподлобья.
- Это, - медленно говорит он, - сексуальное домогательство, Муракава-сэнсэй. – Учитель замирает с открытым ртом – что ответить маленькому наглецу? Класс взрывается хохотом – уел, уел Муракаву! Сэймэй с лёгким презрением смотрит на веселящихся одноклассников. А ведь пару минут назад писали, как один, в тетрадках: я есть, я был...
Вот бы сейчас в парк, думает он. Смотреть на сакуру – или просто с Рицкой.
V. «Помилуй, господи, меня».
Сэймэй уже привык, что Рицка приходит к нему почти каждую ночь – вот уже вторую неделю ему снятся кошмары. Непонятно, с чего бы, но это Сэймэя волнует мало. Плохо, конечно, что Рицке приходится просыпаться каждую ночь – как правило в слезах или дрожа от страха, но ведь потом Рицка приходит к нему, робко тянет одеяло – можно к тебе? И разве же это плохо? Он ни разу не прогнал Рицку – ему не жалко. И даже немного приятно, что тот приходит именно к нему. Причина проста: мама с папой Рицку не понимают, всё норовят расспросить, что такое и кто приснился, а Сэймэй – другое дело. Он просто прижимает к себе, гладит малыша по голове, пока не успокоится. А потом Рицка засыпает у него в руках, сопит негромко, устроившись на груди – спит спокойно до самого утра. Сэймэй догадывается, в чём дело: незадолго до рождения Рицки он точно так же просыпался едва ли не каждую ночь. Папа тогда объяснил ему, что это пробуждаются способности жертвы – у всех Аояги такие есть. И у Рицки, похоже, тоже.
Сэймэй знает на собственном опыте: стоит понять, что именно снится в этих кошмарах – и они перестают быть по-настоящему страшными. Окутывающая тебя, пожирающая тьма, в которой нет ни запахов, ни звуков – всего-навсего развёрнутая система. Перезванивающиеся цепи на руках и ногах, которые не дают двигаться, - ограничения, которые есть в каждой битве. Хищно щёлкающие челюсти, от которых едва-едва успеваешь уворачиваться, - чужие заклинания. Всё просто, всё кристально ясно – и бояться нечего. Ведь система для боя – для жертвы что дом родной, ограничения всегда можно обойти, а заклинания – блокировать. Всё совсем не страшно. Другое дело, что Рицка, даже заплаканный или дрожащий от страха, так доверчиво прижимается к нему – а иногда даже забирается под пижамную куртку, что Сэймэй просто физически не может ничего ему рассказать.
Он каждый раз пытается – честно! Но каждый раз что-то случается: то руки Рицки оказываются у него на талии, то его кошачьи уши щекочут ему ключицу – Сэймэй просто теряет дар речи. Наутро, отправляясь вместе с Рицкой в ванную, он каждый раз просит у кого-то – видимо, у богов – прощения и обещает – честно! – всё рассказать.
Впрочем, бесполезно.
VI. «Моя любовь. Ты моя любовь!»
Сэймэй сосредоточенно смотрит на альбом в руках Рицки. Рицка показывает ему, чем он занимался на уроках рисования в школе. Вот рыжая лиса крадётся в траве – смешная табакерка с трубой за зелёными прутьями. Вот у моря растёт одинокая сосна – палка, торчащая из лужицы синей краски. Вот бабочка порхает с цветка на цветок – красная клякса размазалась по всему листу. Рицка доверительно сообщает, что «это такая огненная бабочка, знаешь, они быстрые очень». Сэймэй кивает, очень внимательно слушает, не сводит глаз с рисунков – а всё потому, что Рицка сидит у него на коленях. Вернее, ни черта не сидит – а елозит и брыкается. И постоянно лезет обниматься – и смеётся непрерывно, вид у него – что у самого счастливого ребёнка на земле.
Сэймэй предельно сосредоточен. Он знает, что стоит ему сейчас немного отвлечься – и тот огонь, от которого так жарко в груди, сожрёт его целиком. Он забудет, как это – дышать, а руки сами по себе вцепятся в Рицку – и прижмут к груди. Сильно-сильно, будто впечатывая в себя, будто они – одно. Так уже было, когда Рицка показывал ему кувырок назад – научился на физкультуре. Сэймэй толком и не понял, что произошло – только когда в комнату зашла мама, он уже навис над распластанным на полу Рицкой, а тот смотрел на него с таким искренним недоумением, что Сэймэю впервые в жизни стало стыдно.
- И всё, - говорит Рицка, показав Сэймэю рисунок гуляющей с собаки девочки – многообещающую работу в стиле кубизма. – Ну, пока что.
- Ясно всё. У тебя неплохо получается. – Сэймэй искренне улыбается. – Рисуй дальше.
- Само собой. Мне нравится. – Рицка, ещё поёрзав на коленях Сэймэя, спрыгивает на пол – Сэймэй разочарованно вздыхает. – Ладно, я пойду, мне мама обещала с математикой помочь. Ах да, братик...
- Сэймэй, - моментально отзывается он. Рицка удивлённо смотрит на Сэймэй – отчего у него такой хриплый голос? - Зови меня Сэймэй. Пожалуйста.
Рицка улыбается: ему и самому «Сэймэй» нравится куда больше. – Конечно. Так я посплю у тебя сегодня? Сэймэ-эй.
Сэймэй с трудом находит в себе силы кивнуть – и, кажется, его грудь разрывает изнутри.
VII. «Выхода нет».
- А какое у тебя настоящее имя? – спрашивает Рицка, когда они с Сэймэем валяются на диване в его комнате – воскресенье, можно ничего не делать. И вообще, скоро конец учебного года, можно позволить себе немного расслабиться. Сэймэй в этом году закачивает уже надоевшую ему начальную школу, так что он попросту счастлив последнее время. – Ну, как у жертвы.
- Любимый, - отвечает Сэймэй. – Beloved. – Рицка с завистью вздыхает.
- Здорово... А у меня наоборот – Нелюбимый. Loveless.
- Откуда знаешь? – Сэймэю без разницы, откуда. Куда больше его интересует, почему у них с Рицкой такие разные имена? Что это значит: так они различаются? Или, наоборот, противоположности притягиваются?
- ...и вот, - заканчивает Рицка. Сэймэй вздрагивает – он пропустил большую часть ответа. Не то чтобы ему жалко, нет. Просто последнее время ему всё сложнее и сложнее просто слушать Рицку – и это ужасно. – Здорово было бы, если я был твоим бойцом, да? У нас бы было одно имя. Здорово.
- Любимый... Как ты думаешь, где бы оно появилось?
Рицка улыбается и пожимает плечами. – Откуда мне знать. Наверное, тут... – Он проводит пальцем вдоль правой ключицы Сэймэя. – Лю-би-мый... – Сэймэй толком и не знает, от чего именно ему сносит крышу – от прикосновения пальца Рицки к его коже – а не надо было ходить по дому полуголым, правда? – или от этого «лю-би-мый», произнесённого детским, таким любимым голосом. Это, впрочем, тоже неважно – важно только то, что губы – наконец-то! – касаются губ Рицки, ладони – уже под его футболкой, а сам Рицка – под ним, надёжно защищённый от всех остальных.
Рицка пищит и отталкивает от себя Сэймэя, с ужасом смотрит на него. – Ты чего?! – До Сэймэя медленно доходит, что случилось – он отдёргивает руки, будто ошпаренный.
- Господи... Прости, пожалуйста! Я...
Рицка скатывается с дивана и осторожно нащупывает кошачьи уши – а вдруг отвалились? Он недоверчиво смотрит на Сэймэя, потом осторожно садится на краешек дивана. Они молчат: Сэймэй – смущённо, Рицка – настороженно.
- Ух ты, - наконец говорит Рицка. – Круто.
VIII. «И ровно тысячу лет мы просыпаемся вместе».
Они неторопливо прогуливаются по парку – рука в руке. Старший и младший брат на прогулке – чинно и неторопливо. Вот только у младшего под футболкой, вдоль правой ключицы выведено рукой заботливого старшего – «Любимый». А у старшего под воротником рубашки – три следа от поцелуев младшего.
В парке безлюдно – им встретилось едва ли три-четыре человека. Оно и понятно – погода премерзкая, на улице холодно и, хотя дождя нет, очень сыро. Сэймэй и Рицка, впрочем, на погоду внимания не обращают: первого куда больше занимает рука младшего брата в своей ладони, второго – трещинки на асфальтовой дорожке.
- Знаешь, - говорит Сэймэй, когда они, устав идти, присаживаются на одну из лавочек и Рицка взгромождается ему на колени, - я бы, наверное, ради тебя всё что угодно сделал.
- Всё-всё? – смеётся Рицка. Пусть ему всего восемь – почти девять – он знает: сделать всё-всё невозможно.
- Я бы очень постарался, - говорит Сэймэй. Рицка хитро улыбается.
- И даже умер бы?
Сэймэй недовольно смотрит на него. – Это ещё зачем? Кто-то, по-моему, несколько пресытился собственной значимостью.
Рицка закатывает глаза. – Сэймэй, ты снова говоришь как-то странно. Это из-за того, что ты много читаешь, да?
- Наверное, - пожимает плечами Сэймэй. – Но я не о том.
- Да-да, - задумчиво говорит Рицка. – А знаешь, я тоже. Наверное, я тоже сделал бы всё, чтобы тебе было хорошо. – Сэймэй улыбается, счастливый. – Но почему это так? Это потому что мы друг друга любим?
- Наверное.
- Пообещай мне! – вскидывается вдруг Рицка. – Пообещай, что ты никому больше такого не скажешь! Это же только... – Он умолкает так же внезапно, как и начал. Сэймэй недоуменно моргает – он только что видел вспышку ревности или ему показалось?
- Я обещаю, - тихо говорит он после недолгого раздумья. – Я буду делать всё только для тебя.
- И для себя ещё, глупый. – Рицка прижимается к нему и целует в уголок рта – благо, никого рядом нет, некому их тут увидеть. Сэймэй смеётся, Рицка тоже.
Кажется, они счастливы вечность.
@темы: Loveless Fest
1. Почему PG-15? Не помню такого рейтинга.
2. По-моему, японские фамилии пишутся перед именам, не так ли?
Фик очень понравился, спасибо.
Только я не нашла никакой связи между песнями группы "Сплин" и текстом. Ни атмосферой, ни стилем, ни содержанием для меня они не пересекаются. Хотя, вероятно, это вопрос личного восприятия.
1.
Я помню.Авторский.2. На японском - да. На русском - необязательно.
[Nicole] Вам спасибо. =) Отзывы - это безумно приятно, особенно после долгого отсутствия в тырнете. =)
Да, это всё-таки сугубо личное. Я вот тоже не вижу особой связи между текстом и песнями. =) И всё-таки что-то в этом есть. х)))
GANfighter Веры в то, что все происходило именно так, а не иначе.
Чертовски приятно! Спасибо! =))))
=))))