С вами говорит автоответчик...
Название: МОЛЧАНИЕ АГАЦУМЫ СОБИ
Фандом: Loveless
Автор: Darian Kern Rannasy
Бета: сам себе
Пейринг: Соби Х Рицка, прошлое упоминается
Рейтинг: PG-13
Жанр: Драма, ангст + флафф. POV нескольких персонажей.
Размер: полностью - миди
Дисклеймер: Не мое, не был, не состоял, не участвовал, не извлекаю.
Таймлайн: Глава 1 - начало истории и далее; Рицке 12 лет. Интерлюдия 1 - Рицке примерно 14 с половиной лет. Интерлюдия 2 - за неделю до того, как Рицке исполняется 16 лет. Глава 2 - примерно через полгода после интерлюдии 2, то есть Рицке 16 с половиной лет. Глава 3 - сразу после главы 2. Глава 4 - непосредственно после главы 3.
Контент: Глава 3 "MERCILESS" - Рицка принимает меры, а Минами-сэнсей не может заплакать. Глава 4 "DEFEATLESS" - Рицка одерживает победу, а Сэймэй терпит поражение.
Варнинг: Поток сознания в количестве. ХЭ. Возможно, ООС - это уж кому как. Наличие у автора ИМХО.
Глава 3
MERCILESS
Минами Рицу
Дверь он не открыл и даже не вышиб. Он ее вынес. Она с грохотом рухнула плашмя.
В опустевшем проеме обозначился тонкий силуэт.
Для того, кто смотрит всего лишь глазами, кто не ощущает Силы, Аояги Рицка не выглядит угрожающе. Это Сэймэй уже к четырнадцати вымахал, что твоя шпала, а Рицка до пятнадцати с лишним оставался малорослым. Вытянулся он совсем недавно – быстро и сразу. В его годы Сэймэй набрал мускулы вовсю, а младший Аояги каким был, таким и остался – тонкий, легкий, в чем только душа держится. Разве может былинка выглядеть грозно?
Может.
читать дальшеСоби, между прочим, на выставке культуристов тоже делать нечего, но внешность обманчива. Он и физически очень силен, а уж как Боец и вовсе превыше сравнений. Но и его я ни разу не видел настолько устрашающим.
Возможно, потому, что ни разу не видел его в бешенстве.
А Рицка взбешен. Пожалуй, даже сильнее, чем в тот раз, когда он не подпускал никого к Соби. Настолько взбешен, что даже спокоен. Глаза не мечут молнии, рот не стиснут в линию. Спокойное такое лицо. Если кто с таким лицом убивать тебя примется, ему и стрелять-то не придется – сам от ужаса помрешь, на него глянув.
Да что на него вдруг такое нашло?
Почему он и вообще здесь? Почему не возле Соби?
Или… все уже закончилось?
Соби мертв?
Окончательно сошел с ума?
Провалился в безвозвратную кому?
Очнулся покорной куклой Сэймэя?
Почему Рицка не с ним, почему он здесь, почему в таком бешенстве?
-- Аояги-кун… что-то случилось с Агацумой-куном?
Быстрый короткий взгляд.
-- Какой же вы подонок, Минами-сэнсей.
Сказал, как плюнул. И не мне в лицо плюнул, а просто под ноги. Это не оскорбление, а констатация факта.
Мальчишка, щенок, сопляк… но я отчего-то молчу. И он молчит. Быстрым упругим шагом проходит по упавшей двери, еще миг – и он оказывается возле моей коллекции бабочек. А я даже не пытаюсь остановить его. Во всем мире нет силы, способной его сейчас остановить.
Коробку – на стол, крышку – на пол, с таким лицом убивать приходят, а он… да что он творит…
-- Рицка, что ты де…
Слова застревают у меня в горле.
Бережно, очень бережно он вынимает из коробки синюю бабочку с переливчатыми крыльями. Осторожно сталкивает ее с булавки в подставленную ладонь.
-- Живи. Лети. Будь счастлива.
Мертвая, давно мертвая бабочка поводит усиками. Схлопывает и вновь расправляет крылья. И внезапно срывается с ладони, мгновение-другое порхает возле лица Рицки, а потом вылетает прочь в распахнутое окно. Живехонькая, словно и не было никакой коробки, никакой булавки.
А на ладони Рицки уже новая бабочка, бархатно-пестрая.
-- Живи. Лети. Будь счастлива.
Взмах крыльев. Исчезающий промельк.
-- Живи. Лети. Будь счастлива…
-- Рицка, что ты делаешь?!
Идиотский вопрос. Я и так вижу – что. Я хотел спросить – как? Как ты их оживляешь? Что ты делаешь, чтобы они становились живыми?
Он даже не оборачивается.
-- То, что и полагается делать Жертве. Делюсь силой со своим Бойцом. Исцеляю его.
Он все же взглядывает на меня. Мгновенный взгляд пробивает меня насквозь, словно булавка бабочку. Я захлебываюсь беззвучным криком, но Рицка уже не смотрит. Ему нет до меня дела.
-- Живи. Лети. Будь счастлива.
-- Живи. Лети. Будь счастлива…
Они улетают одна за одной. Он все твердит свое заклятие, а они улетают, оставляя за собой лишь опустевшие коробки. Когда улетает последняя бабочка, нетерпеливым взмахом руки он сбрасывает коробки на пол.
-- Какой же вы все-таки подонок, Минами-сэнсей.
Я не могу смотреть ему в глаза. Не могу.
-- Я догадывался, что вы с ним творили. Да и кто бы на моем месте не догадался! Тем более, что слухов по школе ходит – только успевай уши подставлять. До сих пор. Вы произвели впечатление, Минами-сэнсей. Неизгладимое. Так что я догадывался. Почти обо всем. Но чтобы вот так… я бы в жизни не додумался до такого! Вы ведь делали это здесь. Среди всех этих мертвых бабочек.
Да.
Здесь.
И я не могу сказать этого вслух. Даже кивнуть не могу.
-- Чтобы они были у него перед глазами. Чтобы видел их. Чтобы помнил. Всегда помнил.
Будь ты проклят, Аояги Рицка. Ты меня понял. Ты хорошо меня понял. Слишком хорошо. Лучше, чем я сам.
-- Чтобы знал, где его место – у вас на булавочке. Ум, талант, воля, сердце – все мертвое, все у вас на булавочке. Даже когда у Сэймэя в руках был, даже с его именем на горле – все равно…
Да.
Я не мог отпустить его. Отдать – сколько угодно, отпустить – нет.
-- А он все не возвращался. Так и жил – с булавкой внутри. Она ведь и сейчас там, верно, Минами-сэнсей?
Да.
-- Молчите? Я знаю, что она там. Потому что с одним Сэймэем я бы справился. Но он был не один. Двое вас было. Он и вы. Все это время. Неудивительно, что с Соби случилась такая беда. Его ведь просто на части разодрали. И даже не надвое, как я раньше думал – натрое.
Да.
Я тоже тянул в свою сторону. Я хотел, чтобы он вернулся. Он должен был вернуться.
Теперь не вернется.
Потому что мои коробки пусты.
-- И давно ты до этого додумался?
-- Сразу же. Как только прочитал дневник Соби. Раньше я просто не знал. Он ведь молчал… как всегда.
Соби всегда молчал. Ничего не говорил. Ни мне, ни Сэймэю. Оказывается, тебе тоже.
И почему я не удивлен?
Но я очень удивлюсь, если он и впредь будет отмалчиваться. Ты ведь не забрал коробки себе. Ты оживил бабочек и отпустил их. Тебе он все расскажет. Все, что ты только захочешь.
-- Рисунки, Минами-сэнсей.
-- Какие рисунки?
Я знаю – какие, и он знает, что я знаю, что я просто тяну время в нелепой надежде…
-- Я похож на идиота, Минами-сэнсей?
Нет, Аояги. Не похож.
Со вздохом я открываю ящик стола. Бабочки – пестрые, нежные, хрупкие, невозможно прекрасные. Карандаш, перо, тушь, акварель, пастель. Бабочки, сотворенные Агацумой Соби.
Теперь они твои. Или не твои? Ты ведь отдашь их ему. Я уверен.
-- Графические файлы.
Ты и о них не забыл.
В этом весь ты. Ни капли милосердия. Истинный Аояги, до мозга костей. Это Сэймэя я называл беспощадным? А ведь он перед тобой по этой части щеночек новорожденный. Таких глаз я у него никогда не видел. Даже у него.
Когда на моем жестком диске не остается ни одной бабочки, ты кладешь флэшку в футляр, опускаешь его в карман и подхватываешь папку с рисунками.
-- Минами-сэнсей, если вы вздумаете обзавестись еще хоть одной бабочкой, я вас убью.
Рицка разворачивается и уходит. Я смотрю ему в спину, но он не оборачивается.
Пустой прямоугольник дверного проема.
А я даже заплакать не могу. Не умею.
Глава 4
DEFEATLESS
Аояги Сэймэй
Чувствую, что бледнею, но ничего не могу с собой поделать. Кой черт принес сюда этих Нулей!
А ведь так все удачно складывалось. Внезапно моя связь с Соби усилилась – а ведь я его уже почти и не чувствовал. И главное, Рицка в кои веки куда-то отлучился. Что, братишка – прозевал ты своего Бойца? Ну, извини – так получилось. Нечего было ушками хлопать.
И тут вдруг – Зеро. Да что им вообще нужно? Откуда они взялись?
-- Нацуо, ну ты только посмотри! Посмотри, кто к нам пришел!
-- Точно, Йоджи. Надо же, такие Жертвы, и без охраны!
-- Да ладно тебе! Было бы кого охранять! Это ж Сэймэй, только и всего. В прошлый раз мы его уделали, помнишь?
-- И в этот уделаем. Интересно, что он чувствует, когда ему больно?
Хамье. Шпана. Дрянь вульгарная.
Вот только они меня и вправду уделали. И опять я не взял с собой Нисэя. При восстановлении связи с Соби он был бы мне только помехой. Я опять один, а Нулей двое, и в системе мне с ними не справиться, уже проверено. А если просто в драке… нет, лучше и не пробовать.
Но что-то же делать надо!
Я не успеваю ничего предпринять. Дверь распахивается, и в палату быстрым широким шагом входит Рицка.
-- Значит, не утерпел… -- бросает он мне на ходу и оборачивается к обоим Зеро. – Йоджи, Нацуо, спасибо, ребята. Я вам должен.
Он никогда не называет их Нулями. Только по именам. Нацуо и Йоджи. И никогда – Зеро. А они ему это позволяют. Странно.
-- Ой, да ладно тебе! Это было весело. Только ты пришел рановато, мы и начать толком не успели.
-- Вот такой я кайфоломщик. – Нет, ну где он слов-то таких нахватался, от Нулей, что ли, скромник наш? – Всем спасибо, все свободны. Сэй, а тебе, чтобы удалиться, особое приглашение требуется?
Начинаю что-то понимать.
-- Так это ты притащил сюда этих Нулей?
-- Конечно. Я попросил Нацуо и Йоджи присмотреть за Соби, пока меня не будет рядом.
И очень вовремя для меня вернулся. Один против двоих я бы не смог ничего сделать, но трое противников будут мешать друг другу. А главное, уж ты им не дашь меня прикончить. Святая наивность.
-- Тебе это не поможет. Моя связь с Агацумой усилилась.
Ничего не отвечает. Даже не улыбается. Молчит. Нехорошо так молчит. Уверенно. Не вызывающе, а именно уверенно.
-- Что, малыш, язык проглотил?
И снова он не ведется на провокацию. Да что ж такое творится?!
-- Сэй, разорви связь.
-- Я? С какой стати? А может, ты?
-- Я не отдам тебе его.
Нули разражаются одобрительным свистом. Ненавижу!
-- В самом деле? Ну что, малыш, поиграем в перетягивание веревочки? Совсем как в старые времена… ах да, ты же их не помнишь!
И опять мимо. Плевать он хотел на свою исчезнувшую память.
-- Поиграем, Рицка ? Чем тебе Агацума Соби не веревочка? За что тянуть станешь – за ноги или за голову? А может, еще за что-нибудь? – Дьявольщина, и вульгарный намек не достигает цели, братишка разлюбезный и бровью не повел. – А не боишься, что ему от этого будет больно? Что он порвется? Окончательно слетит с катушек?
Вот это должно сработать, ты ж у нас такой весь из себя сострадательный, Соби то, Агацума се, не делай Соби больно, не мучай, не заставляй страдать… должно сработать!
-- Не слетит. И больно ему не будет. У него есть Жертва. Я. И я тебе его не отдам.
Ах, вот как ты заговорил, Нелюбимый!
-- Ты что же, вызов мне бросаешь?
«Нисэй, живо иди ко мне!»
Глухо. И где его носит? Ну, Нисэй, погоди ж ты у меня!
«Нисэй!!!»
-- Не зови Бойца. Он тебя не услышит.
-- Ты что, глушишь мне связь?!
Да как ты посмел!
-- Нет. Но он тебя не услышит.
-- Да что ты такое метешь! Боец всегда услышит свою Жертву!
-- Свою, Сэй. Свою. Не ты ли всегда говорил ему: «Это ты – мой Боец, но я – не твоя Жертва»? Слово имеет власть, Сэй. Особенно твое. Ты сам дал слову силу. Ты больше не его Жертва. Он тебя не услышит.
-- Ничего себе, Нацуо! Так этот перец даже позвать своего Бойца не может?
-- Точно, Йоджи. Знаешь, мне этого Нисэя даже жаль…
Значит, Нисэй не придет. И черт с ним. На мой зов откликнется кое-кто другой.
Губы мои искривляет самая сладкая ухмылка из моего арсенала.
-- Ну, все. Довольно. Хватит с меня соплей. АГАЦУМА. ВСТАТЬ! КО МНЕ!
Мощным усилием активирую связь и резко дергаю на себя.
Рицка бросается к Агацуме и накрывает левой ладонью мгновенно заалевшие буквы на его горле.
Как трогательно, хочу сказать я, ну прямо вот сейчас заплачу от умиления.
И обрыв связи бьет в меня невыносимой болью, вышибает из меня дух стенобитным тараном, и я падаю, едва не разбив голову о стену, и даже заорать не могу, ничего я не могу, совсем, шелохнуться, и то не могу, уши заткнуть, глаза прикрыть… ничего, совсем ничего – только слышать и смотреть, смотреть, смотреть сквозь пелену боли…
И Агацума у себя на койке больничной молчит, а ведь по нему отдачей точно так же шарахнуло. Это он, сволочь, всегда умел – молчать и даже губ не закусывать. Хорошо его Минами дрессировал. Бывало, в обморок вот-вот хлопнется, а молчит, только улыбочку свою мерзкую напялит, и все. Чего я только с ним не вытворял, чтобы улыбочку эту паскудную стереть, чтобы он, дрянь такая, хоть раз голос подал… бесполезно.
Даже сейчас бесполезно, хотя боль адская. Он и теперь, по ту сторону своего бреда улыбается. Только недолго. Пару мгновений от силы. Уже не больно. Вернее, больно, но не ему. Это мелкого взамен аж дугой выгнуло, белый весь, губа в кровь прокушена. Но молчит. Тоже молчит. И не пикнул, Жертва недоделанная. Боится своего драгоценного Соби воплями напугать? Можно подумать, тот его услышит…
Молчит, и ладонь не отнимает. А из-под ладони красное течет. Только это не кровь. Буквы это. Рубцы. Шрамы. Линии стекают из-под ладони, теряя прежнее начертание, мое имя оплывает, бледнеет, выцветает – и это такая запредельная жуть, что я ору, раздирая глотку, ору, сколько воздуха есть в легких, словно это не имя мое, а я сам теряю облик, блекну, исчезаю, перестаю быть…
Наверное, меня и вправду нет больше – потому что никто меня не слышит…
А линии светлеют, уходят под кожу, такую шелковисто гладкую, перетекают, снова темнеют…
LOVELESS
Ты все-таки обскакал меня, Нелюбимый.
Твоя взяла.
Радуйся, Агацума получил твое имя. Что ж ты не прыгаешь до потолка? Сейчас буквы засияют, угаснут – и он твой, навсегда твой.
Но буквы не вспыхивают, они продолжают течь. Только первые четыре медленно наливаются светом – а остальные…
Не может быть!
Истинные имена не меняются.
И тем более не меняются в момент проявления.
Но вот же оно, вот, прямо над сердцем!
LOVING
Любящий.
Это даже не сияние, а вспышка. Невероятно яркая. И точно такой же яркий свет вспыхивает у Рицки на груди, пробиваясь сквозь джемпер.
Вот теперь и правда – всё…
Только теперь Рицка позволяет себе отнять ладонь от горла Агацумы – чистого, гладкого, без единого рубца – и тихо удивленно вскрикивает.
Только что я так вопил, что уши закладывало – а у Агацумы ни единая ресница не дрогнула. А стоило мелкому вскрикнуть еле слышно – и тут же глаза распахнул.
-- Рицка… что с тобой, Рицка? – И на локтях приподнялся мигом, и тянется к мелкому, бойко так тянется, словно бы это и не он месяцами валялся, в себя не приходя… это же сколько сил мелкий в него закачал? Откуда и взял столько – прямо не Жертва, а энергетическая станция! Другой бы на его месте свалился, а то и концы отдал, а братику дражайшему все нипочем – кровь с прокушенной губы слизнул, и уже улыбается. И видно ведь, что на шею броситься готов, так ведь нет – только за руки взял, осторожно, словно Агацума стеклянный… это Агацума-то!
-- Хорошо, Соби, со мной все хорошо, честно, лучше просто не бывает, Соби, ох, Соби… сам ты себя как чувствуешь?
-- Странно. – Агацума, тварь, МНЕ ты никогда так не улыбался! – Как будто меня вдруг стало много…
-- Много? Ты ощущаешь себя… разорванным?
-- Нет. Нет, как раз целым. Никогда не чувствовал себя настолько целым. И вокруг все такое цветное…
Как же он на Рицку смотрит… проклятье, да я до тошноты нагляделся, как он с мелким носится, просто с души воротило… но так он раньше не смотрел… похоже, да, но не так… раньше смотрел, будто Рицка единственный во всем мире, а теперь – будто он и есть весь мир…
-- Соби, а ты куда поехать хочешь, в горы или к морю?
-- Поехать? Зачем?
-- На этюды. Ты ведь художник. Теперь тебе заново придется учиться видеть.
-- Пожалуй…
И снова – та же улыбка, тот же взгляд. И в ответ точно такие же.
Недолго Рицкиным ушкам красоваться осталось.
Ненавижу.
Убил бы, да встать сил нет.
А Нулям бы только посвистеть восторженно. Хулиганье. Шпана. Ненавижу.
-- Йоджи, Нацуо, вы нас через вашу систему отсюда не заберете? А то здесь нам делать нечего, а свою систему загружать – мы сейчас не в форме.
Не в форме они, ясно?
-- Да не вопрос. Правда, Нацуо?
-- Запросто!
-- Спасибо, ребята. Опять я вам должен буду.
-- А ты нам Сэймэя подари, и будем в расчете!
-- Да на что он вам сдался? Я вам лучше зайчика подарю. Плюшевого. Розового и кавайного.
Зайчика. Розового. Ну, братец, ты и дрянь, откуда только что взялось!
-- Если уж розового и кавайного…
Хохот.
Еще и отзвучать не успел, а уже и нет никого. Только Рицка напоследок так на меня посмотрел, будто сказать что-то хотел, да смолчал.
У Агацумы научился, не иначе. Тот тоже вечно отмалчивался. Никогда мне ничего не говорил.
А теперь уже и не скажет.
end
Фандом: Loveless
Автор: Darian Kern Rannasy
Бета: сам себе
Пейринг: Соби Х Рицка, прошлое упоминается
Рейтинг: PG-13
Жанр: Драма, ангст + флафф. POV нескольких персонажей.
Размер: полностью - миди
Дисклеймер: Не мое, не был, не состоял, не участвовал, не извлекаю.
Таймлайн: Глава 1 - начало истории и далее; Рицке 12 лет. Интерлюдия 1 - Рицке примерно 14 с половиной лет. Интерлюдия 2 - за неделю до того, как Рицке исполняется 16 лет. Глава 2 - примерно через полгода после интерлюдии 2, то есть Рицке 16 с половиной лет. Глава 3 - сразу после главы 2. Глава 4 - непосредственно после главы 3.
Контент: Глава 3 "MERCILESS" - Рицка принимает меры, а Минами-сэнсей не может заплакать. Глава 4 "DEFEATLESS" - Рицка одерживает победу, а Сэймэй терпит поражение.
Варнинг: Поток сознания в количестве. ХЭ. Возможно, ООС - это уж кому как. Наличие у автора ИМХО.
Глава 3
MERCILESS
Минами Рицу
Дверь он не открыл и даже не вышиб. Он ее вынес. Она с грохотом рухнула плашмя.
В опустевшем проеме обозначился тонкий силуэт.
Для того, кто смотрит всего лишь глазами, кто не ощущает Силы, Аояги Рицка не выглядит угрожающе. Это Сэймэй уже к четырнадцати вымахал, что твоя шпала, а Рицка до пятнадцати с лишним оставался малорослым. Вытянулся он совсем недавно – быстро и сразу. В его годы Сэймэй набрал мускулы вовсю, а младший Аояги каким был, таким и остался – тонкий, легкий, в чем только душа держится. Разве может былинка выглядеть грозно?
Может.
читать дальшеСоби, между прочим, на выставке культуристов тоже делать нечего, но внешность обманчива. Он и физически очень силен, а уж как Боец и вовсе превыше сравнений. Но и его я ни разу не видел настолько устрашающим.
Возможно, потому, что ни разу не видел его в бешенстве.
А Рицка взбешен. Пожалуй, даже сильнее, чем в тот раз, когда он не подпускал никого к Соби. Настолько взбешен, что даже спокоен. Глаза не мечут молнии, рот не стиснут в линию. Спокойное такое лицо. Если кто с таким лицом убивать тебя примется, ему и стрелять-то не придется – сам от ужаса помрешь, на него глянув.
Да что на него вдруг такое нашло?
Почему он и вообще здесь? Почему не возле Соби?
Или… все уже закончилось?
Соби мертв?
Окончательно сошел с ума?
Провалился в безвозвратную кому?
Очнулся покорной куклой Сэймэя?
Почему Рицка не с ним, почему он здесь, почему в таком бешенстве?
-- Аояги-кун… что-то случилось с Агацумой-куном?
Быстрый короткий взгляд.
-- Какой же вы подонок, Минами-сэнсей.
Сказал, как плюнул. И не мне в лицо плюнул, а просто под ноги. Это не оскорбление, а констатация факта.
Мальчишка, щенок, сопляк… но я отчего-то молчу. И он молчит. Быстрым упругим шагом проходит по упавшей двери, еще миг – и он оказывается возле моей коллекции бабочек. А я даже не пытаюсь остановить его. Во всем мире нет силы, способной его сейчас остановить.
Коробку – на стол, крышку – на пол, с таким лицом убивать приходят, а он… да что он творит…
-- Рицка, что ты де…
Слова застревают у меня в горле.
Бережно, очень бережно он вынимает из коробки синюю бабочку с переливчатыми крыльями. Осторожно сталкивает ее с булавки в подставленную ладонь.
-- Живи. Лети. Будь счастлива.
Мертвая, давно мертвая бабочка поводит усиками. Схлопывает и вновь расправляет крылья. И внезапно срывается с ладони, мгновение-другое порхает возле лица Рицки, а потом вылетает прочь в распахнутое окно. Живехонькая, словно и не было никакой коробки, никакой булавки.
А на ладони Рицки уже новая бабочка, бархатно-пестрая.
-- Живи. Лети. Будь счастлива.
Взмах крыльев. Исчезающий промельк.
-- Живи. Лети. Будь счастлива…
-- Рицка, что ты делаешь?!
Идиотский вопрос. Я и так вижу – что. Я хотел спросить – как? Как ты их оживляешь? Что ты делаешь, чтобы они становились живыми?
Он даже не оборачивается.
-- То, что и полагается делать Жертве. Делюсь силой со своим Бойцом. Исцеляю его.
Он все же взглядывает на меня. Мгновенный взгляд пробивает меня насквозь, словно булавка бабочку. Я захлебываюсь беззвучным криком, но Рицка уже не смотрит. Ему нет до меня дела.
-- Живи. Лети. Будь счастлива.
-- Живи. Лети. Будь счастлива…
Они улетают одна за одной. Он все твердит свое заклятие, а они улетают, оставляя за собой лишь опустевшие коробки. Когда улетает последняя бабочка, нетерпеливым взмахом руки он сбрасывает коробки на пол.
-- Какой же вы все-таки подонок, Минами-сэнсей.
Я не могу смотреть ему в глаза. Не могу.
-- Я догадывался, что вы с ним творили. Да и кто бы на моем месте не догадался! Тем более, что слухов по школе ходит – только успевай уши подставлять. До сих пор. Вы произвели впечатление, Минами-сэнсей. Неизгладимое. Так что я догадывался. Почти обо всем. Но чтобы вот так… я бы в жизни не додумался до такого! Вы ведь делали это здесь. Среди всех этих мертвых бабочек.
Да.
Здесь.
И я не могу сказать этого вслух. Даже кивнуть не могу.
-- Чтобы они были у него перед глазами. Чтобы видел их. Чтобы помнил. Всегда помнил.
Будь ты проклят, Аояги Рицка. Ты меня понял. Ты хорошо меня понял. Слишком хорошо. Лучше, чем я сам.
-- Чтобы знал, где его место – у вас на булавочке. Ум, талант, воля, сердце – все мертвое, все у вас на булавочке. Даже когда у Сэймэя в руках был, даже с его именем на горле – все равно…
Да.
Я не мог отпустить его. Отдать – сколько угодно, отпустить – нет.
-- А он все не возвращался. Так и жил – с булавкой внутри. Она ведь и сейчас там, верно, Минами-сэнсей?
Да.
-- Молчите? Я знаю, что она там. Потому что с одним Сэймэем я бы справился. Но он был не один. Двое вас было. Он и вы. Все это время. Неудивительно, что с Соби случилась такая беда. Его ведь просто на части разодрали. И даже не надвое, как я раньше думал – натрое.
Да.
Я тоже тянул в свою сторону. Я хотел, чтобы он вернулся. Он должен был вернуться.
Теперь не вернется.
Потому что мои коробки пусты.
-- И давно ты до этого додумался?
-- Сразу же. Как только прочитал дневник Соби. Раньше я просто не знал. Он ведь молчал… как всегда.
Соби всегда молчал. Ничего не говорил. Ни мне, ни Сэймэю. Оказывается, тебе тоже.
И почему я не удивлен?
Но я очень удивлюсь, если он и впредь будет отмалчиваться. Ты ведь не забрал коробки себе. Ты оживил бабочек и отпустил их. Тебе он все расскажет. Все, что ты только захочешь.
-- Рисунки, Минами-сэнсей.
-- Какие рисунки?
Я знаю – какие, и он знает, что я знаю, что я просто тяну время в нелепой надежде…
-- Я похож на идиота, Минами-сэнсей?
Нет, Аояги. Не похож.
Со вздохом я открываю ящик стола. Бабочки – пестрые, нежные, хрупкие, невозможно прекрасные. Карандаш, перо, тушь, акварель, пастель. Бабочки, сотворенные Агацумой Соби.
Теперь они твои. Или не твои? Ты ведь отдашь их ему. Я уверен.
-- Графические файлы.
Ты и о них не забыл.
В этом весь ты. Ни капли милосердия. Истинный Аояги, до мозга костей. Это Сэймэя я называл беспощадным? А ведь он перед тобой по этой части щеночек новорожденный. Таких глаз я у него никогда не видел. Даже у него.
Когда на моем жестком диске не остается ни одной бабочки, ты кладешь флэшку в футляр, опускаешь его в карман и подхватываешь папку с рисунками.
-- Минами-сэнсей, если вы вздумаете обзавестись еще хоть одной бабочкой, я вас убью.
Рицка разворачивается и уходит. Я смотрю ему в спину, но он не оборачивается.
Пустой прямоугольник дверного проема.
А я даже заплакать не могу. Не умею.
Глава 4
DEFEATLESS
Аояги Сэймэй
Чувствую, что бледнею, но ничего не могу с собой поделать. Кой черт принес сюда этих Нулей!
А ведь так все удачно складывалось. Внезапно моя связь с Соби усилилась – а ведь я его уже почти и не чувствовал. И главное, Рицка в кои веки куда-то отлучился. Что, братишка – прозевал ты своего Бойца? Ну, извини – так получилось. Нечего было ушками хлопать.
И тут вдруг – Зеро. Да что им вообще нужно? Откуда они взялись?
-- Нацуо, ну ты только посмотри! Посмотри, кто к нам пришел!
-- Точно, Йоджи. Надо же, такие Жертвы, и без охраны!
-- Да ладно тебе! Было бы кого охранять! Это ж Сэймэй, только и всего. В прошлый раз мы его уделали, помнишь?
-- И в этот уделаем. Интересно, что он чувствует, когда ему больно?
Хамье. Шпана. Дрянь вульгарная.
Вот только они меня и вправду уделали. И опять я не взял с собой Нисэя. При восстановлении связи с Соби он был бы мне только помехой. Я опять один, а Нулей двое, и в системе мне с ними не справиться, уже проверено. А если просто в драке… нет, лучше и не пробовать.
Но что-то же делать надо!
Я не успеваю ничего предпринять. Дверь распахивается, и в палату быстрым широким шагом входит Рицка.
-- Значит, не утерпел… -- бросает он мне на ходу и оборачивается к обоим Зеро. – Йоджи, Нацуо, спасибо, ребята. Я вам должен.
Он никогда не называет их Нулями. Только по именам. Нацуо и Йоджи. И никогда – Зеро. А они ему это позволяют. Странно.
-- Ой, да ладно тебе! Это было весело. Только ты пришел рановато, мы и начать толком не успели.
-- Вот такой я кайфоломщик. – Нет, ну где он слов-то таких нахватался, от Нулей, что ли, скромник наш? – Всем спасибо, все свободны. Сэй, а тебе, чтобы удалиться, особое приглашение требуется?
Начинаю что-то понимать.
-- Так это ты притащил сюда этих Нулей?
-- Конечно. Я попросил Нацуо и Йоджи присмотреть за Соби, пока меня не будет рядом.
И очень вовремя для меня вернулся. Один против двоих я бы не смог ничего сделать, но трое противников будут мешать друг другу. А главное, уж ты им не дашь меня прикончить. Святая наивность.
-- Тебе это не поможет. Моя связь с Агацумой усилилась.
Ничего не отвечает. Даже не улыбается. Молчит. Нехорошо так молчит. Уверенно. Не вызывающе, а именно уверенно.
-- Что, малыш, язык проглотил?
И снова он не ведется на провокацию. Да что ж такое творится?!
-- Сэй, разорви связь.
-- Я? С какой стати? А может, ты?
-- Я не отдам тебе его.
Нули разражаются одобрительным свистом. Ненавижу!
-- В самом деле? Ну что, малыш, поиграем в перетягивание веревочки? Совсем как в старые времена… ах да, ты же их не помнишь!
И опять мимо. Плевать он хотел на свою исчезнувшую память.
-- Поиграем, Рицка ? Чем тебе Агацума Соби не веревочка? За что тянуть станешь – за ноги или за голову? А может, еще за что-нибудь? – Дьявольщина, и вульгарный намек не достигает цели, братишка разлюбезный и бровью не повел. – А не боишься, что ему от этого будет больно? Что он порвется? Окончательно слетит с катушек?
Вот это должно сработать, ты ж у нас такой весь из себя сострадательный, Соби то, Агацума се, не делай Соби больно, не мучай, не заставляй страдать… должно сработать!
-- Не слетит. И больно ему не будет. У него есть Жертва. Я. И я тебе его не отдам.
Ах, вот как ты заговорил, Нелюбимый!
-- Ты что же, вызов мне бросаешь?
«Нисэй, живо иди ко мне!»
Глухо. И где его носит? Ну, Нисэй, погоди ж ты у меня!
«Нисэй!!!»
-- Не зови Бойца. Он тебя не услышит.
-- Ты что, глушишь мне связь?!
Да как ты посмел!
-- Нет. Но он тебя не услышит.
-- Да что ты такое метешь! Боец всегда услышит свою Жертву!
-- Свою, Сэй. Свою. Не ты ли всегда говорил ему: «Это ты – мой Боец, но я – не твоя Жертва»? Слово имеет власть, Сэй. Особенно твое. Ты сам дал слову силу. Ты больше не его Жертва. Он тебя не услышит.
-- Ничего себе, Нацуо! Так этот перец даже позвать своего Бойца не может?
-- Точно, Йоджи. Знаешь, мне этого Нисэя даже жаль…
Значит, Нисэй не придет. И черт с ним. На мой зов откликнется кое-кто другой.
Губы мои искривляет самая сладкая ухмылка из моего арсенала.
-- Ну, все. Довольно. Хватит с меня соплей. АГАЦУМА. ВСТАТЬ! КО МНЕ!
Мощным усилием активирую связь и резко дергаю на себя.
Рицка бросается к Агацуме и накрывает левой ладонью мгновенно заалевшие буквы на его горле.
Как трогательно, хочу сказать я, ну прямо вот сейчас заплачу от умиления.
И обрыв связи бьет в меня невыносимой болью, вышибает из меня дух стенобитным тараном, и я падаю, едва не разбив голову о стену, и даже заорать не могу, ничего я не могу, совсем, шелохнуться, и то не могу, уши заткнуть, глаза прикрыть… ничего, совсем ничего – только слышать и смотреть, смотреть, смотреть сквозь пелену боли…
И Агацума у себя на койке больничной молчит, а ведь по нему отдачей точно так же шарахнуло. Это он, сволочь, всегда умел – молчать и даже губ не закусывать. Хорошо его Минами дрессировал. Бывало, в обморок вот-вот хлопнется, а молчит, только улыбочку свою мерзкую напялит, и все. Чего я только с ним не вытворял, чтобы улыбочку эту паскудную стереть, чтобы он, дрянь такая, хоть раз голос подал… бесполезно.
Даже сейчас бесполезно, хотя боль адская. Он и теперь, по ту сторону своего бреда улыбается. Только недолго. Пару мгновений от силы. Уже не больно. Вернее, больно, но не ему. Это мелкого взамен аж дугой выгнуло, белый весь, губа в кровь прокушена. Но молчит. Тоже молчит. И не пикнул, Жертва недоделанная. Боится своего драгоценного Соби воплями напугать? Можно подумать, тот его услышит…
Молчит, и ладонь не отнимает. А из-под ладони красное течет. Только это не кровь. Буквы это. Рубцы. Шрамы. Линии стекают из-под ладони, теряя прежнее начертание, мое имя оплывает, бледнеет, выцветает – и это такая запредельная жуть, что я ору, раздирая глотку, ору, сколько воздуха есть в легких, словно это не имя мое, а я сам теряю облик, блекну, исчезаю, перестаю быть…
Наверное, меня и вправду нет больше – потому что никто меня не слышит…
А линии светлеют, уходят под кожу, такую шелковисто гладкую, перетекают, снова темнеют…
LOVELESS
Ты все-таки обскакал меня, Нелюбимый.
Твоя взяла.
Радуйся, Агацума получил твое имя. Что ж ты не прыгаешь до потолка? Сейчас буквы засияют, угаснут – и он твой, навсегда твой.
Но буквы не вспыхивают, они продолжают течь. Только первые четыре медленно наливаются светом – а остальные…
Не может быть!
Истинные имена не меняются.
И тем более не меняются в момент проявления.
Но вот же оно, вот, прямо над сердцем!
LOVING
Любящий.
Это даже не сияние, а вспышка. Невероятно яркая. И точно такой же яркий свет вспыхивает у Рицки на груди, пробиваясь сквозь джемпер.
Вот теперь и правда – всё…
Только теперь Рицка позволяет себе отнять ладонь от горла Агацумы – чистого, гладкого, без единого рубца – и тихо удивленно вскрикивает.
Только что я так вопил, что уши закладывало – а у Агацумы ни единая ресница не дрогнула. А стоило мелкому вскрикнуть еле слышно – и тут же глаза распахнул.
-- Рицка… что с тобой, Рицка? – И на локтях приподнялся мигом, и тянется к мелкому, бойко так тянется, словно бы это и не он месяцами валялся, в себя не приходя… это же сколько сил мелкий в него закачал? Откуда и взял столько – прямо не Жертва, а энергетическая станция! Другой бы на его месте свалился, а то и концы отдал, а братику дражайшему все нипочем – кровь с прокушенной губы слизнул, и уже улыбается. И видно ведь, что на шею броситься готов, так ведь нет – только за руки взял, осторожно, словно Агацума стеклянный… это Агацума-то!
-- Хорошо, Соби, со мной все хорошо, честно, лучше просто не бывает, Соби, ох, Соби… сам ты себя как чувствуешь?
-- Странно. – Агацума, тварь, МНЕ ты никогда так не улыбался! – Как будто меня вдруг стало много…
-- Много? Ты ощущаешь себя… разорванным?
-- Нет. Нет, как раз целым. Никогда не чувствовал себя настолько целым. И вокруг все такое цветное…
Как же он на Рицку смотрит… проклятье, да я до тошноты нагляделся, как он с мелким носится, просто с души воротило… но так он раньше не смотрел… похоже, да, но не так… раньше смотрел, будто Рицка единственный во всем мире, а теперь – будто он и есть весь мир…
-- Соби, а ты куда поехать хочешь, в горы или к морю?
-- Поехать? Зачем?
-- На этюды. Ты ведь художник. Теперь тебе заново придется учиться видеть.
-- Пожалуй…
И снова – та же улыбка, тот же взгляд. И в ответ точно такие же.
Недолго Рицкиным ушкам красоваться осталось.
Ненавижу.
Убил бы, да встать сил нет.
А Нулям бы только посвистеть восторженно. Хулиганье. Шпана. Ненавижу.
-- Йоджи, Нацуо, вы нас через вашу систему отсюда не заберете? А то здесь нам делать нечего, а свою систему загружать – мы сейчас не в форме.
Не в форме они, ясно?
-- Да не вопрос. Правда, Нацуо?
-- Запросто!
-- Спасибо, ребята. Опять я вам должен буду.
-- А ты нам Сэймэя подари, и будем в расчете!
-- Да на что он вам сдался? Я вам лучше зайчика подарю. Плюшевого. Розового и кавайного.
Зайчика. Розового. Ну, братец, ты и дрянь, откуда только что взялось!
-- Если уж розового и кавайного…
Хохот.
Еще и отзвучать не успел, а уже и нет никого. Только Рицка напоследок так на меня посмотрел, будто сказать что-то хотел, да смолчал.
У Агацумы научился, не иначе. Тот тоже вечно отмалчивался. Никогда мне ничего не говорил.
А теперь уже и не скажет.
end
@темы: СобиХРицка, Фанфики
Darian Kern Rannasy, громкие аплодисменты вам!!!
Пишите еще. У вас хорошо получается)))
Автору браво и огромный букет любимых цветов.
А восхитило меня вот это самое: Живи.Лети.Будь счастлива.
Здорово....
Но не хватает восприятия со стороны Соби. Как ему всё это видится, то, что сотворил Рицка, то, что он чувствовал, когда Рицка вынимал из него булдавки,возвращая ему его самого.
Нужна завершённость, не хочу,чтоб конец описывался глазами этого подонка.
*уплыла в кавае, розовый зайчег*
Рицка с бабочками - это запредельно...
З.Ы. - а как тебе вторая глава? Ее ты вроде как не комментила, только первую с интерлюдиями и эти две.
Но не хватает восприятия со стороны Соби. Как ему всё это видится, то, что сотворил Рицка, то, что он чувствовал, когда Рицка вынимал из него булдавки,возвращая ему его самого.
Нужна завершённость, не хочу,чтоб конец описывался глазами этого подонка. ну, желание такого читателя требует воплощения, и я сам обещал плюшку за чудесные комменты. Но должен предупредить - это может оказаться мучительно. Я ведь выбирал, чьими глазами сцену увидеть. Нули - мальчики милые, да, но точка зрения у них... м-ммм... своеобразная ))) . Рицка после прочтения дневника (а я далеко НЕ все, им прочитанное, процитировал, дневник Соби страшен) находится по отношению к Рицу и Сэю в последнем градусе бешенства и презрения, и мне не хотелось давать негативные чувства через Рицку. А Соби... ну, мало того, что начало сцены он благополучно пропустил, находясь в отключке, так ведь тут вот как проблема возникает. Если показывать, что и как он чувствует, когда Рицка сначала вытаскивает из него булавку, а потом обрывает поводок Сэймэя, то это ведь значит показывать, что он чувствует в этом момент. Что и как видит, что переживает. А состояние онейроида - это, мягко говоря, ничего веселого. Особенно если учесть, что это ж не просто бред, а бред, тесно связанный с прошлым Соби и нехило вывернутый. Я знаю, ЧТО Соби видит перед извлечением булавки, и это страшно.Не так, как дневник - записи страшны иначе. Они страшны тем, что Соби сильный человек, и даже наедине с собой стискивает зубы и не кричит. А здесь, в бреду, он в самый момент страдания - и мне было жутковато это расписывать. Так что если хотите, я это сделаю, но предупреждаю - начало текста до момента пробуждения Соби будет достаточно мучительным.
*уплыла в кавае, розовый зайчег* - ага, Рицка вполне умеет врезать от души, чтоб потом два дня звенело )))
за имя ОГРОМНЕЙШЕЕ спасибо))) - ИМХО, это тоже напрашивалось. И не только потому, что оно действительно ИХ имя, а еще и потому, что оно на самом деле сильно отличается от всех остальных одной явной чертой, и я могу пояснить, какой.
во время прочтения сцены, когда Рицка в Соби силу закачал и тем самым вылечил, просто неимоверно счастлива была - м-мм, вообще-то эта часть излечения касается только последствий комы, а то меня дико прикалывает, когда в кино и аниме герой, отвалявшийся пару лет в коме, борзо вскакивает и резво прыгает. Мне был нужен обоснуй, и я его дал. А излечение "шизофрении" - это акция с бабочками и ладонь на горле )))
Еще раз всем спасибо за ваши комменты и добрые слова!
Darian Kern Rannasy ну, так уж мучительно не надо. Я имела ввиду, чтобы момент освобождения показать, облегчения Соби, которому Рицка подарил свободу. Он всё это время в коме плескался в киселе своих чёрных воспоминаний,поэтому прилив силы должен быть для него как глоток воздуха, как лучик света в аду. Мне хотелось,чтобы показали это, как сказалось на Соби то,что Рицка освободил его от кошмара прошлого.
И потом, Соби и Рицка ведь необычные люди. И к боли Агатсума привык, она должна обратиться в ничто в сравнении с радостью обратения общего имени, да и чувства Рицки, (у имени много привелегий, чтение мыслей одна из них,так?) его не могут оставить равнодушным. И то,что Рицка всё это время прорбыл с ним, самоотверженно ухаживая, вдобавок защищая от двоих сразу садистов..Не, конечно же я понимаю,что краешек кошмара необходим, жизнь воспринимается на контрастах чёрного и белого. Просто радость не такая радость,если ей не предшествовала печаль.
Кстати, видела где-то арт,кажется автор на дайри есть Хелесс.
Так вот там Соби стоит такой готичный, бледный, истощавший.
А из рам,разбивая стёкла, улетают освобождённые махаоны. Прям как у тебя.
Вторую не комментила, потому что сил не было, очень хотелось поскорее прочитать третью и финал. ))
Она прекрасна и очень правильна, но именно поэтому долго в ней жить невозможно, просто жизненно необходимо двигаться дальше. Ну... какие комменты, когда душа где-то там отдельно, да еще и болит?
Вот теперь можно пойти и чуть спокойнее перечитать. ))
И еще - мне очень нравится Рицка с точки зрения Рицу и Сэймея, и вообще их точка зрения на события... Когда им жуть как не хочется, а - не могут не признать то, что признать приходится. )))
Этот вопль Рицу: "Как, ну как ты это делаешь?" )))
Но раз появился шанс на добавку еще и со стороны Соби, то ура-ура-ура! Ждем!
Рицка в гневе прекрасен, но мне кажется, когда человек обретает потерянное, он расслабляется, война была на войне, ну так пока Союи не очнулся, война еще длится )))
А потом... да, потом все вполне мило )))
А ещё мне понравилось замечание Рицки,что Соби нужно заново научиться видеть мир - да, эта прелесть ему еще предстоит... и встреча с бывшим преподом... и персональная выставка... в общем, ему много еще чего хорошего будет... в смысле - им обоим )))
Рицка с точки зрения Рицу и Сэймея, и вообще их точка зрения на события... Когда им жуть как не хочется, а - не могут не признать то, что признать приходится. )))
Этот вопль Рицу: "Как, ну как ты это делаешь?" ))) - а вот да, два таких долбодятла. Причем если Рицу понимает где-то как-то, что сам себя ограбил, то Сэймэй долбодятел полный, и я НЕ знаю, что с ним надо сделать, чтобы из него человек получился, потому что я и в реале не знаю. Я ж с таким общался - и до сих пор не знаю, что тут можно поделать...
Мне кажется важнее даже не выставка, а научиться жить. Ведь по сути человек заново открывает мир.
Как ребёнок, которого держали в тёмной коробке несколько лет. Ведь нормальная жизнь Соби закончилась в тот момент, когда погибли его родители. Меня вообще всегда интересовали эти детские шесть лет. Пусть мало,но всё-таки жизнь. Но это уж так, лирика к фику не относящаяся.)))
Представила себе "пару"
Я Ритсу-сенсей! Я - Сеймей Аояги!
А вместе мы - ДОЛБОДЯТЛЫ!
Стукаются головами, активируя имя.
- Открыть дупло!
А если серьёзно, жутко от мысли,что такие люди существуют в реальности.
Представила себе "пару"
Я Ритсу-сенсей! Я - Сеймей Аояги!
А вместе мы - ДОЛБОДЯТЛЫ!
Стукаются головами, активируя имя.
- Открыть дупло! - ааааааааааа, гениально!!!!!!!!!!
А если серьёзно, жутко от мысли,что такие люди существуют в реальности. - увы, существуют.
А Рицка действительно оживил бабочек? То есть, он действительно их оживил, а не просто они полетели?
Мне не кажется, что Рицка жестоко наказал злодеев (Рицу и Семея). Точнее говоря, это было вообще не наказание. После такого как раз живут долго и счастливо (с кем-нибудь там). Рицу и Семей не вызывают отторжения, отвращения, не выглядят гротескными. И это очень хорошо и правильно, что большая часть повествования ведется от их лица (они ведь все понимают...).
Когда читал сцену Рицу-Рицка подумал, как же они все-таки похожи (не смотря ни на что).
Ну да, не спорю, они злодеи.
Еще раз спасибо!
Сочувствую, что тебе пришлось с ними пересечься, это наверняка воспоминание не из приятных.
*сложила ручки на колени,преданно уставилась на фик, ждёт плюшку*)))))
Полуночник,похожи Рицка и Ритсу, или Ритсу и Сей?...
Точнее говоря, это было вообще не наказание. После такого как раз живут долго и счастливо (с кем-нибудь там) м-ммм, если могут - а разве эти двое могут? ИМХО, одно из самых страшных наказаний - просто оставить человека с последствиями того, что он натворил, и пусть эти последствия его сами добивают.
.мы в ответе за тех,кого про*бали...))) - ну, не без этого )))
Сочувствую, что тебе пришлось с ними пересечься, это наверняка воспоминание не из приятных. - это отвратительное воспоминание. Мне этот человек стоил массу нервов и здоровья - а ведь я не Соби, у меня была возможность послать на фиг, и я в конце концов послал - а как Соби послать Сэймэя?
*сложила ручки на колени,преданно уставилась на фик, ждёт плюшку*))))) - раз обещано, будет обязательно, а вот как скоро, сказать пока не могу.
Хм... для меня основное отличие в действительном залоге. Немножко не совсем в грамматическом смысле, но ты же понимаешь)). В этом имени, loving, больше воли. В обоих смыслах. Оно описывает их суть не как отсутствие чего бы то ни было, в том числе якобы дающее им преимущество (типа fearless), и не как пассивное состояние (типа beloved), а как то, что они сами совершают. А они еще как совершают!)) Не состояние, а процесс (любовь же это процесс), живой, развивающийся во времени, в котором они участвуют собой целиком.
Ты это имел в виду, или что-то другое?)
Вот я только что по этому поводу написал в треде про имя Сэймэя:
А насчет отношения к имени... я думаю, Сэймэй его НЕНАВИДИТ. Люто.
И вот почему. BELOVED - то есть возлюбленный, любимый и так далее. ОБЪЕКТ действия. Не действователь, а тот, над кем действие совершают (пусть даже этим действием является любовь). Ну и как Сэймэю с его диклй жаждой быть самым крутым и самым первым во всем, круто действовать, перенести такое?
ИМХО - имя доводит его до белого каления. Имя - и то, что он Жертва. Нет, вот как раз то, что Жертва главная, его устраивает - хотя откуда взялась такая идея, вопрос отдельный. Не думаю, что так было всегда. Скорее, это компенсация, конфетка за моральный ущерб - потому что Боец действует, сражается, он и без Жертвы вообще-то сражаться может, в авторежиме - а Жертва ему всего лишь батарейка. А еще - жертва должна принимать на себя его боль и раны. То есть - сам не действую, да мне же еще и за чужую дурость-леность-нерасторопность прилетает. Опять же ИМХО - вот эта необходимость находиться как бы в страдательном залоге, причем вдвойне - и как Жертве, и как носителю имени в этом залоге - просто сводит Сэймэя с ума.
Но при всем при этом именно это имя для него - истинное?..
Darian Kern Rannasy "одно из самых страшных наказаний - просто оставить человека с последствиями того, что он натворил". Ну да, я это и имел в виду: самое страшное наказание наказанием не является, не является местью.
Смогут ли жить? Вполне возможно (так, по крайней мере, мне прочиталось). Мне Ваш фик показался созвучным с циклом Некто_Лукаса "Латынь для Минами Рицу" (там у Семея, по крайней мере, новая жизнь начинается, а Рицу... так и остается праздным наблюдателем).
Первую главу осилила с третьего раза-начало никак не могла осилить.Вторая глава на ура.Третья-вообще круть.Сильные эмоции.А вот четвертая...честно говоря вообще никак.Некоторые герои вообще абсолютно на себя не похожи.Рицу не узнала абсолютно.Сеймей...честно говоря огорчена его образом в этом фике.Мелочный,противный...жук.Сей хоть и та еще сволочь,но Вы его сделали настолько мелочным,что аш противно.В остальном порадовали.Общая оценочка-4.К середине расписались,вошли во вкус,но тяжелое начало и немного скомкан конец.(еще не понравилась идея со сменой имени,но это уже мои заморочки).Я бы ООС поставила в предупреждениях.Ну да ладно)