Название: "Портрет жизни"
Фандом: Loveless
Автор: Snezhka (CatInHat)
Бета: Faceless с 16-ой главы
Пейринг: Соби/Рицка - основной. Упоминается Ритсу/Соби, Сеймей/Нисей.
Статус: в процессе
Размер: макси
Саммари: Мой взгляд на прошлое и настоящее Соби.
Рейтинг: в планах NC-17
Жанр: драма, romance, экшн.
Комментарий: очень уж хотелось разобраться в отношениях Соби и Семи Лун, что это за организация вообще. Все детали о прошлом Агатсумы взяты из неугомонной головы автора. Сюжет противоречит манге примерно с седьмого тома.
Предупреждения: вымышленные персонажи, AU, немного ООС
POV: Соби
Размещение: только с разрешения автора. Давайте же будем уважать друг друга
Дисклаймер: все принадлежит Госпоже Коге Юн.
Благодарность Kuroteddy и Emgris за вдохновение. Спасибо вам.
Предыдущие главы:
Главы 1-8
Главы 9-13
Главы 14-18
Главы 19-21
Главы 22-23
Главы 24-25

Главы 26-27Глава 26
Крылом бабочки. Нелюбимые.

Казалось, время остановилось. Секунды стали долгими, ощущаемыми, похожими на острые иголки, впивающиеся туда, где было больнее всего. Даже воздух жег легкие горечью, а горло отчаяньем – я не мог дышать.
Я думал, мне нравится боль. Всегда раньше говорил: «Боль – доказательство жизни».
А теперь, когда я столкнулся с болью как подтверждением смерти, меня мутило. И от нее, и от себя. Какое лицемерие.
Во мне что-то оборвалось. Нет, не так: золотая нить в груди, такая ценная, была разрезана ножницами. Стальными, непреклонными.
Я впервые ощутил настоящие объятия отчаяния, холодные, удушающие.
Рицка в моих руках, такой хрупкий, такой… неживой. Ресницы опущены, губы приоткрыты. Дрожащей рукой касаюсь ушек, волос, бровей, щек, шеи… Как сумасшедший – разум все понимает, но я продолжаю упрямо звать Рицку, горячо шептать ему, что люблю, умолять, чтобы очнулся.
И мне чудится, что он слышит, хотя на самом деле Рицка так и продолжает стоять неподвижно. Он дышит, его сердце бьется, и режет ножом надежды.
- Он не вернется, слышишь? - смеется Кай. – Как же забавно: убить самому свою Жертву!
- Кай, перестань, - голос Накау.
- Черта с два! Разве тебя не веселит эта комедия? Мне до смерти смешно! Ха-ха, какой каламбур: до смерти!
И я оборачиваюсь к Безжалостным. Перед глазами все размыто, хотя слез нет и в помине. Они как будто тоже забавляются: я давно разучился плакать, учитель говорил, слезы притупляют боль.
- Я убью вас, - шепчу, закусывая губу: приказ Рицки не убивать еще в силе. И я купаюсь в опьяняющей боли, подаренной им. Чувствовать приказы – вот, что только осталось. Нарушая их, я как будто касаюсь Рицки, дразня непослушанием.
- Чего ты там бормочешь, Агатсума?
- Убью, - вытягиваю руку вперед, хотя меня всего ломает. И это… приятно.
- Как страшно. Сейчас в авторежиме ты ни на что не годен.
- Убью.
Наверное, что-то не так с моим голосом. Я и сам его не узнаю. Безжалостные замолкают, а глаза Накау расширяются в неприкрытой панике.
Я никогда не перекладывал ответственность за свои поступки на других. Не знаю, что произошло сейчас: я как будто сорвался с цепи, что сковывала спокойствием. Мне казалось, что во всем произошедшем виноваты Безжалостные, виноват Акаме, Сеймей, Ритсу – кто угодно, лишь бы не чувствовать свою вину, тяжелую, придавливающую к земле. Я кричал. Не помню, что. Наверное, обвинял Кая и Накау. Был жесток: использовал самые болезненные заклинания, самые ужасные, кровожадные. Упиваясь криками, как маньяк, я желал больших страданий этой Пары. Громче. Больнее. Пронзительнее.
Я – художник. Композиция убийства была до банальности безвкусной. Много пошлого, вызывающего красного. Я рисовал заклинаниями, рука порхала, сотворяя новые акценты. И даже когда Безжалостные затихли, продолжал писать картину. Уродливую. Дерзкую. Омерзительную. Но она казалась прекрасной в своей справедливости, я лелеял ее, как свое дитя. Все калечил и калечил тела Кая и Накау, хотя, казалось, больше уже некуда.
Устав рисовать, я склонился над Рицкой. И подумал, что мы останемся здесь: Рицка говорил, тут волшебно. Но разве волшебство может погубить?
Я уже не видел тел ни Кая, ни Накау – туман застелил ужас моей мести. Теперь я не различал ничего: свет погас, а бабочки безжизненно упали вокруг нас с Рицкой.
А ведь они… означали нашу Связь.
И, обнимая Рицку, я думал только об одном - подарят ли мне смерть.

*****
Я долго сидел молча, а потом, не выдержав пристальной тишины и темноты, начал говорить.
Говорил долго, пылко, путался в словах, перескакивал с одной мысли на другую. Я спешил, опасаясь, что моя Жертва не услышит, не поймет...
- Рицка, ты вряд ли слышишь меня, - я запнулся, проглатывая комок, - но мы в моей системе и, может быть, услышишь. Я люблю тебя. По-настоящему. И это не из-за приказа, понимаешь? – прижимаю его к себе, целую в висок. – Сеймей был для меня Хозяином, и я думал, что никогда не избавлюсь от его власти. Но сейчас… мне все равно. Кажется, телу тоже. Я уже ломаю один его приказ. Приказ не умирать. Он говорил, что я еще сыграю свою роль, поэтому не должен дать себя убить. Но если… - касаюсь ушка Рицки, - если ты не вернешься…я решил… мне незачем жить.
Меня трясет. Шею полоснуло такой болью, что перед глазами вспыхнули черные круги. Ошейник активировался. Но я лишь крепче сжимаю Рицку в руках.
- Люблю. Люблю тебя, Рицка. Прошу… - зажмуриваюсь от головокружения, - прошу, будь моим Хозяином. Вернись.
Я кашляю кровью, бинты промокли и отяжелели.
Раздираю кожу на шее, кричу:
- Я не хочу быть Возлюбленным, – впиваюсь ногтями в кожу. – Это не мое Имя. Я не выбирал его!
Система дрожит. Я даже раскрываю глаза от удивления: она как будто взбесилась. Туман становится горячим, меня обжигает всего, я кричу от боли. Шею дерет, тело прошивает острая боль. Как будто мне сломали все кости, разорвали сухожилия, колют иглами во все нервные окончания. Меня будто окунули в кислоту и распиливают на части.
Что… происходит?
Неужели это все всего лишь из-за неподчинения приказу?
Нет, не может быть: приказы Сеймея даже раньше не приносили такой зверской боли.
Так что же?
Распахиваю глаза, задыхаясь, жадно хватая воздух. Разве я не хотел умереть? Тогда почему мое тело, не слушаясь, так цепляется за жизнь? Почему такая адская боль?
Чувствую, что теряю сознание, хватаюсь за темноту как за спасение от сумасшедшей боли. И последнее, что вижу: бабочка медленно дергает крылышками, оживая.

****

Чудится рой бабочек. Одна садится мне на нос, как в детстве, и щекочет кожу. Невольно улыбаюсь.
Все тело болит, даже сил открыть глаза нет. Поэтому я остаюсь лежать, раздумывая, умер я или нет.
- Соби! – зовет меня такой сладкий, до боли знакомый голос.
Я боюсь смотреть: вдруг обожгусь реальностью? Если голос Рицки мне лишь чудится?
- Соби! Очнись же! Соби!
Интонации просьбы, смешавшиеся с нотками приказа, дергают меня открыть глаза. И я вижу перед собой Рицку, бледного, с синяками под глазами и пересохшими, искусанными губами, но он… живой.
- Рицка, - порываюсь к нему, тело обжигает болью, особенно в шее. Меня прошивает судорога, но плевать – он уже в моих объятиях, и я могу чувствовать, как моя жертва дышит мне на губы, нежно прижимается к ним. Превозмогая боль, тянусь рукой к его ушку, чешу за ним, наслаждаясь мягкостью и теплотой шелковой шерстки.
- Что это было, Соби? – Рицка отрывается от меня, хотя и не отпускает.
- Ты был затянут в мою Систему, - морщась, говорю я. Горловые звуки слов отдаются в области шеи огнем.
- Затянут? – переспрашивает он, хмуря брови.
- У Бойца и Жертвы существует своя Система, у каждого. Та, ритм которой совпадает с индивидуальными предпочтениями тел.
- То есть?
- То есть у кого-то ритм Системы быстрый, у кого-то – медленный. Например, у Безжалостных дыхание Системы прыгало и постоянно меняло ритм. Видимо, они недавно стали Парой.
Рицка кивнул, отводя глаза. Он понял, что я сделал с Каем и Накау. Отвернется ли Рицка от меня? Простит ли чудовищное произведение, сотворенное мной?
Но я не жалею, ничуть. Они... Безжалостные получили по заслугам. Пусть это жестоко, но справедливо. Кто дал мне право вершить справедливость? Я сам. Пострадавший сам выбирает наказание обидчику. Так пусть оно будет камнем на моей совести.
Рицка лишь прикрывает глаза, прижимает ко мне и просит:
- Продолжай, Соби.
- Так как на бой вызывал я, сражаться мы должны были в нашей Системе. Но ты еще не научился формировать Систему, поэтому выход оставался только один.
- Твоя Система, - кивнул Рицка. – Пока все ясно.
- Моя Система довольно-таки нестандартна. При всем моем потенциале, она спокойна. Поэтому я и решился взять тебя сюда – думал, ты выдержишь. Но при твоем появлении здесь как будто все взбесилось. Уже в середине боя я начал замечать, что сила скачет. Энергия была неравномерна, поэтому ритм Системы окончательно сбился. Безжалостные этим воспользовались, - касаясь щеки Рицки, глажу ее. – Они верно рассчитали, что первым пострадаешь ты: наша Связь позволяет, чтобы ты смог войти в мою систему, но ее недостаточно для того, чтобы ты сумел долго пробыть в ней.
- То есть… так меня и затянуло?
- Когда дыхание системы улавливает ритм, не схожий с ней, она поглощает его, забирая энергию в себя.
- Но сейчас же я тут и ничего страшного не происходит, - непонимающе вертит головой Рицка.
- То, что ты сумел выбраться при отсутствии истинной Связи, уже загадка, - растерянно говорю я.
Сам не понимаю. Разве… такое возможно?
- У тебя кровь на руках, - замечаю я. – Откуда?
- С твоей шеи, наверное. Она у тебя вся… - Рицка замолкает, остановившись взглядом на мне чуть ниже подбородка.
- Что? – автоматически дергаю руку к бинтам. Они пропитаны кровью.
- Соби… - глаза моей Жертвы распахиваются, его рука тянется к месту, где ошейник. – Твое Имя…
Ищу рубцы подарка Сеймея, но их нет. Зато пальцы чувствуют контуры чего-то непривычного. Касаться больно, но я продолжаю водить по новым линиям в каком-то безумии, не веря…
- Рицка… - смотрю на него, глаза щиплет, - это же…
Кидаю взгляд на его шею. На бледной, нежной коже по-хозяйски расположилась розовеющая надпись, как будто шрам.
- Loveless, - читаю я.
- Loveless, - читает Рицка Имя на моей шее.
И мы молчим, потому что от счастья я не знаю, что сказать. Боль – доказательство жизни. Сенсей всегда это говорил. И, наконец, это высказывание оправдало себя: меня прошивала безумная боль, когда Рицка еще был поглощен Системой, я корчился, извиваясь. И вместе с болью пришла эта светлая, до сих пор кажущаяся волшебной, надежда.
Я был в таком состоянии потому, что тело отвергало Имя Сеймея и принимало Имя Рицки. Расщепление. То, из-за чего умерла мама. Я остался жив только потому, что находился в момент отторжения в своей Системе – здесь я почти неуязвим.
И Рицка порывается вперед, обнимает меня и жарко целует, шепчет, что любит. А я только и могу, что, как сумасшедший, благодарить. За то единственное, о чем я мечтал. За наше общее Имя.
Открываю глаза и вижу, как сотни, тысячи светящихся бабочек парят вокруг появившегося в системе бледно – голубого солнца. В моей системе его никогда не было.
- Рицка, смотри, - киваю на небо, - мы в нашей Системе.
Только наша.
Одна на двоих.
Связанные истинным Именем и настоящей любовью.
Loveless.

Глава 27.
Занавес поднимается.

Закрыв Систему, мы вернулись в комнату Рицки. Я перенес его мать в спальню и, вернувшись, застал Рицку за рассматриванием в зеркале своего Имени.
- Соби, а ничего, что такое кошмарное Имя? – он оборачивается ко мне, рубашка распахнута, обнажает бархатистую кожу, ярко выступающие ключицы.
Теперь все это… принадлежит мне.
- Главное, что оно общее, Рицка, - подхожу к нему, беру его лицо в ладони. – Я теперь твой.
Рицка счастливо смотрит на меня, я не могу отвести взгляд от искрящихся глаз. Жадно целую его, обнимаю: весь мой, никому не отдам. Рицка пылко отвечает, прижимается ближе.
- Люблю тебя, - шепчу ему в губы, - больше всех, тебя одного. Я люблю тебя, Рицка.
- И я тебя, - улыбается он, утыкаясь лбом мне в грудь.
Молча стоим, обнявшись, не в силах оторваться друг от друга. Я перебираю пряди его волос, он чуть ли не урчит от удовольствия. Оба уставшие, изнеможенные.
Мое тело ломит, везде больно, но я настолько безумно счастлив, что начинаю сомневаться в том, что тело болит не от бешеной радости, схватившей сердце в тиски и самозабвенно бомбящей им по грудной клетке.
- Соби, - моя Жертва поднимает на меня взгляд, - а Имя значит, что ты теперь полностью мой?
- Полностью, - улыбаюсь, целуя Рицку чуть повыше брови.
- И Сеймей не сможет забрать тебя? – решается, наконец, он.
- У него нет прав, - мягко говорю я. – Теперь я принадлежу только тебе, мой маленький Хозяин.
Рицка вздрагивает от этих слов, отстраняется, хмуро вглядывается в мое лицо.
- Я не Хозяин, а ты не слуга, Соби.
- Ты Хозяин, Рицка, - твердо откликаюсь я. – Теперь на тебе ответственность за меня как за своего Бойца.
- Но это… - он отводит взгляд.
- Послушай меня, - поднимаю пальцем его подбородок, ловлю взгляд, - если ты не будешь считать себя моим Хозяином, Сеймей сможет забрать меня. Он-то уверен в праве собственности на меня.
- Пусть только попробует! Я ему Имя покажу!
- Для владения Бойцом Имени недостаточно. Ты должен повелевать.
- Но я не хочу тебя заставлять, Соби! – срывается на крик Рицка. – Я не хочу быть, как брат!
- Ты будешь не заставлять, а поддерживать, - успокаивающе глажу его по волосам. – Так как теперь мы – Пара, скоро ты научишься чувствовать меня.
- Чувствовать? – заворожено повторяет Рицка. – Как это?
- Скоро узнаешь, - чуть улыбнувшись, легко целую его в губы. – Ну что, спать?
Рицка с сожалением наблюдает, как я отхожу от него и начинаю разбирать кровать.
Да, скоро он узнает, почувствует волшебство Имени, его власть. И поймет, почему общее Имя так важно в Паре. Ты как будто… становишься одним целым со своим напарником, чувствуя каждую клеточку его тела, каждую песчинку настроения.
Разобрав кровать, накидываю пальто и направляюсь к двери.
- Ты куда это собрался? – Рицка подбегает ко мне, прислоняется к двери, закрывая ее с сухим щелчком.
- Домой, - удивленно отвечаю я.
- Но… Я думал… - он отводит глаза. – Нет, ничего. Ладно, пока.
Наблюдаю, как Рицка, покраснев, идет к кровати.
И что это было?
- Рицка, - зову я, - в чем дело?
- Ни в чем, - он опускается на кровать, хмурится.
- Ты хочешь, чтобы я остался?
Румянец заливает его щеки, и Рицка, сведя брови и зажмурившись, неуверенно кивает.
- Почему не хотел говорить? – ничего не могу с собой сделать и все-таки улыбаюсь.
Рицка упорно молчит, и я, вздохнув, снимаю пальто, стягиваю джемпер, оставшись в одной рубашке.
- Рицка, уже поздно. А тебе завтра в школу.
- Ты что, правда, меня в школу потащишь? – его глаза округляются.
- Конечно, - уверяю я. – Ты и так из-за меня много пропускаешь.
- Ты-то тут причем? – фыркает Рицка. – Соби, ты в душ пойдешь?
- Если можно, - киваю.
- Иди тогда, я тебе сейчас полотенце принесу.
- Спасибо.
Удивленно отмечаю, что боль в теле прошла, и ко мне вернулись силы. Это действие Имени? Когда Боец и Жертва вместе, они восстанавливаются невероятно быстро. Что ж, раз мне лучше, то Рицке тем более: ведь Боец, пополняя свой энергетический запас, в первую очередь делится энергией с Жертвой. Автоматически.
Захожу в ванну, снимаю рубашку. Мягкая ткань скользит по плечам, волосы касаются кожи, щекочут.
Сзади слышится вздох. Я оборачиваюсь:
- Рицка?
- Твое полотенце, - растерянно говорит он, жадно рассматривая меня.
Чувствую, как жжет щеки. Когда Рицка научился меня смущать?
Он молча подходит, тянется рукой, касается ключиц, ведет вниз, оставляя за собой стайку мурашек. Его пальчики проходятся по груди, и я вздрагиваю, когда он спускается к прессу.
- Рицка… - шепчу я. – Что ты делаешь?
- Ты… красивый, - покраснев, отвечает он.
У меня, кажется, кожа горит от его прикосновений. Рицка тянет меня к себе, нерешительно смотрит, отводит взгляд. Улыбнувшись, беру в плен его губы, играюсь с ними языком. Облегченно вздохнув, Рицка обнимает меня, прижимается щекой к груди. И, вдруг, встав на цыпочки и наклонив меня к себе, касается горячим язычком букв Имени.
Меня тут же встряхивает, бедра скручивает, кровь кипятится на огне – надо бы выключить конфорку страсти, но Рицка, почувствовав, что я поспешно отстраняюсь, вцепляется мне в руку.
- Не убегай, - он облизывает пересохшие от волнения губы. – Соби…
- Что ты хочешь? – с трудом подавляю отчаянное желание вновь попробовать его ротик на вкус.
- Я… - Рицка отводит глаза, но мою руку сжимает сильнее.
Черт… он потрясающе мил.
Не выдерживаю: целую его, собственнически прижимаю к себе. Руки сами тянутся к краям водолазки, Рицка слушается, помогает мне ее снять.
Прижимаюсь губами ключице, обвожу ее языком. Рицка часто дышит, ловлю его дыхание губами.
У него безумно сладкая кожа, я не могу остановиться – сладкоежка. Прикусываю мочку его уха, прослеживаю языком раковину. Рицка стонет, слабеет в моих объятиях, кажется, сейчас упадет.
Сажусь на краешек ванны, усаживаю Рицку к себе на колени. Он устраивается удобней, трется об меня. Теперь уже моя очередь удерживать беспомощный стон зубами.
- Ты хотел в душ, - отрываясь от моих губ, шепчет Рицка.
- Ты тоже, - прижимаюсь губами к линиям Имени: теперь у каждого из нас шея – самое чувствительное место. И Рицка уже откровенно стонет, я чувствую его возбуждение через ткань джинс.
- Рицка, - низко говорю ему в ухо, голос, кажется, вибрирует, - не хочешь принять душ вдвоем?
Вместо ответа он тянется к молнии моих штанов, нетерпеливо дергает за застежку. Поспешно отвожу его руку, снимаю джинсы сам, Рицка вылезает из своих, яростно спинывая штанину. Еще секунда – и снова поцелуй, такой необходимый, такой правильный сейчас, когда строптивое тело вырывается из железной клетки.
Тянусь к крану, включаю воду, обжигаюсь – кипяток. Но Рицка подталкивает меня, спешит, ему не терпится. Смеюсь ему в губы – такой откровенный в своих желаниях.
Раздевшись полностью, я приподнимаю рычажок, и из душа, закрепленного наверху, вырывается такая остужающая вода. Рицка вскрикивает от неожиданности, жмурится, когда капли попадают в глаза.
- Соби… - зовет он, голос беспомощный. – Сделай… пожалуйста…
Ослепленный его решимостью, прижимаю Рицку к стене, целую шею, веду руку вниз… он так возбужден, что от одного касания стонет в голос, цепляясь руками мне в плечи, царапая.
На лице желание и нетерпение, он кусает губы, а я, не выдержав, опускаюсь на колени, ласкаю его ртом.
- Соби, - стонет он. - Мой Соби.
Меня прошивает дрожью от его слов, двести двадцать вольт по телу, а ведь меня учили – к розетке подходить нельзя: ударит током. Но кто слушается?
Рицка вталкивается в меня, вцепляется мне в волосы. И я сам на пике блаженства – чувствую, что принадлежу, ощущаю, что владею…
И вода бессильна перед пламенем страсти. Капли путаются в волосах, гуляют по коже, обжигая холодом.
Пару секунд – и Рицка затихает, сползает по стенке, я ловлю его, прижимаю к себе.
- Я люблю тебя, Соби, - шепчет он, жадно ловя воздух.
- И я тебя.
Отдышавшись, я тянусь к крану, делая воду чуть потеплее: все-таки, мы же мыться хотели.

Уже в кровати Рицка обнимает меня, кладет голову на грудь.
- У тебя так бьется сердце, - шепчет он.
- Потому, что ты рядом, - улыбаюсь.
- У меня сейчас из груди выпрыгнет. Когда ты меня касаешься, мне кажется, оно взорвется.
- Я не позволю.
- Ты этому способствуешь.
Рицка возится, устраивается поудобней.
- Соби, а это вообще нормально? – голос беспокойный. – У нас в классе никто таким не занимается.
- Тебя это беспокоит? – напрягаюсь я.
- Не особо, - фыркает Рицка. – Я все равно уже не могу без твоих касаний.
- Спасибо, - шепчу я, целуя его в висок.
Пальчики барабанят по моей груди, требуя внимания. Кидаю вопросительный взгляд.
- Я… хотел поговорить с тобой, - он приподнимается на локте, смотрит мне в глаза. – Насчет Сеймея…
- Да? – у меня бесцветный голос.
Рицка обеспокоено косится на меня, я даже в темноте различаю. Да, мне неприятна эта тема, ничего не могу с собой поделать.
- Теперь, когда у нас общее Имя, он ведь оставит тебя в покое?
- Вряд ли, - отвечаю честно.
- Так и знал, что ты так скажешь, - вздыхает Рицка.
- Извини, ты же сам хотел, чтобы я был откровенен с тобой.
- Я и не отказываюсь.
Не знаю, спросить – не спросить…
- Рицка, - решаюсь я, - если… если Сеймей попросит тебя выбрать: он или я… что ты сделаешь?
Рицка вздрагивает, я тоже. Жалею, что спросил, но никуда не могу деться от разрывающего меня вопроса, который, как заноза, прочно устроился у меня в душе.
- Я… я не знаю, - выдыхает он. – Сеймей - мой брат, а ты…
- А я?
Кто я для него?
- Ты мой Боец, - уверенно отвечает Рицка. – И человек, ради которого я готов на все.
- Но не на расставание с Сеймеем, - вырывается у меня, и он удивленно всматривается в мое лицо.
- Это потому что Сеймей – тоже такой человек. Я все сделаю, чтобы он был счастлив. Поэтому я и говорю, что не знаю…
Кто завязал веревки в груди и теперь балуется, обрывая их в унисон словам Рицки?
- Но в одном я уверен, Соби: я тебя не отдам ни Сеймею, ни кому-либо еще, - резко говорит Рицка. – Ты – мой.
Такой взрослый голос. Интонации настоящей Жертвы.
- Раньше ты терпеть не мог такое собственничество, - улыбаюсь, зарываясь ему в волосы, вдыхая пьянящий запах.
- Раньше было раньше. А теперь я себе не принадлежу. Я твой.

Концерт тишины: часы на ударных, темнота в солистах, дыхание на бэквокале, а в басах мысли, так громко копошащиеся в голове. Сегодня мы с Рицкой единственные зрители этого шоу – билеты стоили нам сна.
И, перекрикивая беззвучие, я шепчу:
- Спасибо, Рицка.

*****
Мы проспали. Ни я, ни Рицка не поставили будильник. Вчера, вслушиваясь в учащенное сердцебиение друг друга, мы заснули, деля на двоих уже общие сны.
- Соби, где моя рубашка? – крик Рицки из коридора.
- Вчера ты снял ее в ванной, - вспоминаю я.
- Не я снял, а ты, - подбежав ко мне и состроив крайне соблазнительное выражение лица, исправил он.
- Рицка, в школу, - смеюсь, ловя легкие, несерьезные поцелуи.
- Не строй из себя взрослого, - вцепившись мне в ворот, Рицка тянет меня к себе.
- Хочешь сказать, я маленький?
- Да!
- И это я слышу от тринадцатилетнего мальчишки? – выгибаю бровь.
- Развращение повысило мой психологический возраст.
- Кто тут кого развращает…

До школы мы добрались относительно быстро. На улице холод, и Рицка, выходя из дома, набросил новую куртку.
- Нравится? – улыбнулся я, рассматривая кляксу в форме бабочки, нарисованную на кожаном кармане.
- Очень, - кивнул он.
Зима стучится во все двери. Вчера наступил декабрь, вынудив ноябрь подать в отставку.
И, кстати, у Рицки скоро день рождения…
Возле школы мы встречаем Юико и Яея. Рицка страшно смущается, когда они спрашивают, откуда это мы вместе. Я, пряча улыбку, наблюдаю за ним.
- По дороге встретились, - поспешно отвечает он.
- Ну надо же, как удачно! – хлопает в ладоши Юико.
- Действительно, - усмехаюсь я, и Рицка награждает меня испепеляющим взглядом.
- Соби-сан, скоро звонок, так что мы пойдем, да? – Юико поправляет шапку, на ушках которой весело подпрыгивают помпончики.
- Конечно, - киваю. – Удачи, Рицка.
- Ты придешь после уроков? – встревоженный взгляд.
- Приду, не беспокойся, - касаюсь его щеки, и Рицка чуть хмурится.
- Соби, школа же!
- Прости, не удержался.
Он строго смотрит на меня, но в глазах пляшут бесенята. Тепло улыбаюсь ему.
Сегодня Рицка одел водолазку с горлом – если одноклассники заметят Имя, начнутся вопросы. И еще он сказал: «Не хочу, чтобы кто-то смотрел. Оно только мое и твое».
У меня как будто что-то перевернулось внутри. Общее. Его и мое.
И еще... я начал чувствовать Рицку. Его мысли, настроение. Это как видеть глазами другого человека, жить его ощущениями. Все на двоих, начиная Именем и заканчивая сердцем. Как я мечтал с детства – доверие и взаимопонимание.
- Иди, Рицка, опоздаешь, - треплю его за ушко.
- Ушел уже, - успевает полоснуть хвостом мне по руке. – Соби...
- Да?
- Если что, зови меня, ладно? – настороженный взгляд.
Боится, что, оберегая его, буду сражаться один? Рицка, я уже не в том состоянии, чтобы пользоваться авторежимом. Я теперь и шагу без твоего разрешения ступить не могу. И эта мысль греет – отопление включено на максимум, батарея привязанности горячая, в комнате чувств жарко.
- Обещаю. До встречи, Рицка.
- Ага.
Резко развернувшись, он спешит к воротам школы, где его ждут Яей и Юико.
Я провожаю Рицку взглядом, а потом направляюсь на остановку. Сегодня следует закончить эскизы: послезавтра начинается сессия, а я еще практически не приступал, разве что портрет Рицки нарисовал. Но его я ни за что никому не отдам: это как частичка моей Жертвы и меня самого, единение.
Слышу звон цепей, и кто-то напевает тоненьким голоском знакомую мелодию. Я разворачиваюсь и застываю.
- Привет, Соби-кун, - голос, похожий на детский.
Только не это... неужели началось?
Спектакль, который обещал Сеймей. А вот и первые актеры.
- Здравствуй, Вики.