Я вошел в комнату, но Рицку нашел не сразу. В полутьме и тишине он сидел на полу, по ту сторону кровати в самом дальнем углу.
читать дальше Сдержанный всхлип и опять тишина. Затаился, в надежде, что я не замечу и уйду. Обидно. Но это не важно, важен сейчас ты. Снимаю мокрый плащ и вешаю на стул. Там же оставляю туфли. Я дома. Даже если меня здесь не ждали, рядом с Рицкой я дома.
Я не буду включать свет, раз его не включил маленький хозяин. Сажусь рядом. Глаза у тебя полны слез, а щёки сухие – гордый. Чудесный мальчик. Внешних повреждений не видно. Значит можно не торопиться.
- Рассказывать будешь?
- Нет.
Жду. Сажусь так, что перекрываю проход. Мой мальчик хотел спрятаться, а оказался совсем рядом - никуда не деться. Такой юный и открытый, не может сдержать эмоций. Доверься мне, не закрывайся.
- На полу холодно, - нисколько не смущаясь, перебрался через мои коленки, достал плед из шкафа и протянул мне.
Блестяще. Потрясающее самообладание. Сел рядом, но с другой стороны. И не сбежал, и на свободе. Я покорен. Достаю из сумки небольшую банку, завернутую в фольгу.
- Горячая, - не торопится открывать. Греет руки. – Что это?
- Это суп.
Я приносил тебе попробовать всё самое вкусное, дорогое и экзотическое. И ты возмущался и отказывался, каждый раз ругал меня, что я трачу на тебя деньги. А сейчас сидишь довольный с банкой обычного домашнего супа, который я сварил час назад и не знаешь, что сказать. Неужели в этот раз я угадал.
- Спасибо, - улыбнулся едва заметно, одними уголками губ.
- У тебя здесь холодно. Позволь я куплю тебе нагреватель.
- О, нет, Соби. Мы уже много раз спорили на эту тему. Ты не должен тратить на меня деньги, и я не хочу быть в долгу у тебя. В каникулы я смогу заработать немного денег и сам куплю.
Деньги, деньги – бесполезные бумажки. Зачем нужны деньги, если я ничем не могу тебе помочь, не могу сделать ничего полезного.
- Могу я хотя бы одолжить тебе до лета?
- Хватит, - вздыхает, - можно я просто поем.
Уносит банку на стол, а мне приносит фотографии:
- Вот, можешь взять какие понравятся.
Рицка садится ко мне спиной. Смущается. С трудом откручивает крышку и кушает жадно. Первым делом вылавливает рыбку. Рицка любит рыбку. Мой мальчик растет и любит покушать. Он никогда не должен быть голодным… Допивает бульон и резко оборачивается. Поймал. Опускаю глаза, делаю вид, что смотрел на фотографии. Вот они на кровати. Знакомые и незнакомые лица. Что-то делают, смеются, удивляются. Я снимаю свитер и беру фотографию, где Рицка один. Таких несколько, но на этой он улыбается едва-едва, а глаза серьезные, внимательные. Мне нужна именно эта, кладу её в нагрудный карман рубашки.
- Я так и думал, что ты её выберешь. Ещё когда фотографировали, знал, - и улыбается так же. Сразу вижу для меня. Я подхожу медленно, стараюсь выглядеть уверенным, хотя сомневаюсь, получиться ли то, что я задумал. Смотрю свысока, рост всё-таки полезная штука, и осторожно надеваю на него свитер. Не спорит - замечательно. Покушал, оделся, теперь просто замечательно.
Мальчик мой подтянул повыше длинные рукава, задумался. Не нравится, что я остался в тонкой рубашке. Заботливый. Справедливый. Несговорчивый. Поэтому я тороплюсь отвернуться. Раскладываю на полу плед. На двоих. Подсаживается ко мне и протягивает мне свитер. Черный, колючий. Знакомый свитер. Я не могу взять, но ты смотришь требовательно.
- Сеймей никогда не давал тебе свою одежду?
- Нет, конечно.
- А я бы дал, но мой будет мал. Одень сейчас этот, потом я положу его на место.
Не спорю. Одеваю, хотя мне не по себе.
Рицка сидит, обхватив коленки, думает, молчит. Жду, пока повернется. Мысли тяжелые, глаза опять на мокром месте. Что-то очень серьезное, раз не лечит ни тепло, ни покой. Смотрит с надеждой, молчит, говорить не хочет, значит, хочет спрашивать.
- Спрашивай.
Улыбается. Угадал. Что хочешь, спрашивай, тебе не нужно разрешения. Я весь твой.
- Рицу-сенсей был тебе как отец?
Серьезные вопросы. Смотрит внимательно, не отвертишься.
- Скорее – учитель.
- Но ты ведь жил у него дома?
- Да, в детстве, а потом он перевел меня в интернат при школе.
- Это ведь детский дом, да?
Вот оно что. Глаза большие, испуганные. Беру его за руки. Ледяные ладошки.
- Рицка, тебя не отдадут в детский дом. Я не позволю!
Отворачивается. Прячет руки в свитер. Сидит чужой, нахохленный. Самостоятельный. Всё решил. На жизнь вперед решил. Без меня… А я никто. Ни брат, ни любовник. Довольно скоро придет день, когда состояние его матери ухудшиться, и станет невозможно скрывать, что ребенок живет без опеки взрослых. И Рицка не позволит мне вмешаться, взять на себя заботу о нём. Вот такие вот новости…
Вся моя сила, вся моя магия бессильна, против его короткого решительного «нет». А в комнате уже совсем темно. Холодно. Одиноко. Я протягиваю руку к тумбочке и включаю свет. Старая лампа разгорается с трудом, потрескивает и мигает, разгоняя причудливые тени по комнате. Завтра я принесу новую, заменю, пока Рицка в школе. Всё-таки я кое-что могу. Значит, я всегда найду выход. Да, мы одни, но нас двое. Складываю ладони перед собой. Мы уже делали так не раз. Ты знаешь, это получится только вдвоем, и ты накрываешь мои ладони своими. Мы открываем их вместе, и прозрачная бабочка взлетает во тьму. Наша надежда. Одна на двоих.
- Чтобы не случилось, я последую за тобой.
- Я знаю, - улыбается в ответ.
Не запрещает. Рассчитывает на меня. Не боится рядом со мной. Ничего не боится. Дыхание перехватывает от восторга. Вот теперь нужно говорить. Спокойно и уверенно, открыто и искренне, и ты ответишь. И я тороплюсь поделиться с тобой всем самым светлым:
- Интернат. Ты спрашивал меня про интернат… Знаешь, мне там нравилось.
Вот он, мой мальчик, прислушивается недоверчиво.
- Я был лучшим.
- Хвастаешься, - усмехается.
- Нет, я предельно объективен… Там было много детей, много надежд. Там я начал рисовать… Знаешь, там были таки высокие двухъярусные кровати с железными лестницами. Я всегда спал сверху!
- А я снизу, - рассмеялся Рицка. – Когда родители не видели, Сеймей брал меня к себе наверх. Было высоко и страшно. Как-будто летишь над комнатой. Сей говорил потом, что я смешно пищал.
- Я помню.
- А я не помню. Мы тогда жили в другом доме. Я его совсем не знаю. Только кровать эту вспомнил. Просто ты рассказывал так легко, и у меня тоже получилось.
- Это замечательно.
- Да, спасибо. Ты ведь знал меня, когда я был маленьким?
- Совсем немного. Сеймей не хотел, чтобы его домашние видели меня, так что мы не были знакомы. Прости.
- Жаль, ты мог бы мне рассказать о том времени, которое я не помню… Это странно и немного страшно. Ты меня помнишь, а я тебя нет, и даже себя – нет.
- Страшно то, что я был рядом несколько лет, смотрел на тебя и не видел. Знал тебя, и не знал какой ты.
- Не надо! Это всё не заслуженно, - ты нервным жестом откидываешь челку со лба. Длинные пряди вокруг уха сдвигаются назад, и я вижу глубокий порез от уха вниз вдоль скулы к шее.
Не могу это видеть. Тонкая рваная линия. Кровью по белой коже. Убью. Только раны твои вылечу и убью. Тянусь к тебе, целую нежно, касаюсь пореза языком, невесомо. Обхватываю за шею, чтобы не вырвался. Шепчу заклинания, выдохами по коже. Умоляю отдать мне всю боль. Ярость и силу, нежность и страсть возьми и борись.
- Пусти, пусти меня, Соби. Я плохой! Ты меня любишь, лечишь, а я! Я маму ударил!
- Давно пора.
Плачет. С головой закопался в коленки, руками накрылся и плачет навзрыд.
- Рицка, лучше ты, чем я.
- Просто у тебя мамы не было, ты не понимаешь ничего!
- Безусловно. Но когда тебя бьют, защищаться естественно. Я научу тебя, как это делать, не причиняя вреда. Ты ведь этого хочешь.
Вздыхает, соглашается. Бедный мой мальчик. Вытирает слезы и позволяет себя обнять. Иногда он просто забывает, что я взрослый сексуально озабоченный извращенец и просто прижимается ко мне. Это потрясающе. Жизнь можно прожить ради этого мгновения. Каждой клеточкой тела чувствую его. Вот он согрелся, расслабился. Улыбается почти. Еще немного.
- Так за что тебя Рицу-сенсей выгнал? – догадывается, усмехается.
- Я сказал ему, что дальнейшее применение физического воздействия в моем обучении неприемлемо.
- Что? – смеется Рицка.
- Вот и он так сказал…
Конечно, всё было не так просто, но дело прошлое.
- А я-то думал, что ты только меня не слушаешься!
- Нет, меня выгнали за непокорность, и история эта тщательно скрывалась, как самая позорная страница моей биографии.
- Вот это да, Соби, ты не устаешь меня удивлять!
Руки мои лежали у Рицки на талии, глаза его и губы были так непозволительно близко, что голову приятно вело. И именно в этот момент в дверь постучали. Я ловко прокатился по кровати и бесшумно приземлился на руки, по ту сторону, дальнюю от двери. Дверь открыли, не дожидаясь ответа, так что я, пожалуй, посоветую Рицке вставить замок или хотя бы повесить на дверь дартс.
- Рицка, - женщина успокоилась и хотела помириться, - иди я обработаю рану.
Она пошла вниз по ступенькам, а Рицка быстро перегнулся через кровать ко мне. Проверил, что я вполне жив, снял мой свитер и кинул мне. А сам побежал за ней вприпрыжку. Как ни в чем не бывало. Мальчик, совсем ещё мальчик. Чтобы она не делала, он всегда прощает её и любит. Как я ей завидую. Никогда он не полюбит меня так.
Я сделал всё, что нужно. Пора домой. Складываю свитер Сеймея и кладу на место в шкаф. Одеваюсь и открываю дверь балкона.
- Хотел сбежать не прощаясь?
Ты вернулся и улыбаешься, самой своей счастливой улыбкой.
- Да.
- Надеялся выйти под дождь без зонта?
- Безусловно.
- Может ещё планировал простудиться и помереть?
- Я не строил таких далеко идущих планов.
- Хорошо, можешь уходить без всяких там «спокойной ночи» и благодарного поцелуя.
Я возвращаюсь и рассматриваю смущенного Рицку. В руках у него действительно зонт. Он опускает глаза, ждет, что я обниму его. И я обнимаю, благодарю и целую. Проверяю его порез, ищу другие, шепчу спокойной ночи и что-то еще. Смеется.
- Я рад, что ты не покорился тогда, Соби.
Это ещё не настоящие испытания, просто маленький домашний бой. Маленькая победа сегодня, а завтра - завтра мы тоже справимся.
- И ты, Рицка, будь собой, никогда не сдавайся.