Автор: Tassa

Название:Точка сдерживания

Фэндом: Loveless

Рейтинг: PG-13

Жанр: романс, драма

Пейринг: Соби/Рицка

Disclaimer: не мое, а жаль

Примечание: первая часть

Примечание: основывается исключительно на событиях аниме. Мангу в глаза не видела, не читала, даже понятия не имею, что там. Других источников – тоже *если таковые есть*. Так что просто представьте, что это какая-то параллельная реальность, в которой события происходят согласно полету моей фантазии.







читать дальшеРицка останавливается. С того дня… С того сна, прошло уже больше двух недель. Можно с той же легкостью сказать, что и двух лет. Время и бежит, но и как бы стоит на одном месте, тоже. Точнее висит, как подвешенный на нитке шарик… Вроде бы и крутится вокруг своей оси, но и остается на месте...



Юйко бегает вокруг него, с недоумением прижимая ушки, пытаясь понять, почему Рицка вдруг так неожиданно встал посреди дороги. Яёи тоже поглядывает на него удивленно, хотя большая часть его внимания принадлежит, как всегда, вертящейся юлой девочке.



Они такие обычные, настоящие… Но… почти каждый раз при взгляде на них, перед глазами мальчика встают их лица… тогда. И сердце замирает, и весь мир утрачивает четкость, яркость, реальность… И он на несколько секунд опять оказывается в том заметенным снегом городе, а потом – в обжигающих языках пламени… отражающихся холодным светом в очках Соби…



И еще… Иногда, очень редко, но все же, ему чудится… присутствие. Непонятное, невероятное, но четко ощутимое. Как тогда, когда он впервые почувствовал тех девушек, Зеро. Однажды Рицка все же решился и спросил Соби об этом, то тот лишь слегка нахмурился, как будто прислушиваясь к чему-то, слышимому ему одному, и покачал головой. Нет, никого поблизости не было.



«Рицка-ку-у-ун!»



Как от этого вопля не вылетели все стекла в школе, остается для него загадкой. Видимо, не только для него: Шинономе-сэнсей показывается в одном из окон, ища глазами источник звука. Хотя, возможно, за ее напряженным, ищущим взглядом стоит совсем иная причина… Но она зря надеется: у Соби сегодня какой-то то ли зачет, то ли экзамен, но если судить по воплям Кио – очень и очень важный. Во всяком случае, когда Рицка вчера был в гостях у Соби, его неугомонному другу удалось вырвать у мальчика обещание, что тот не будет беспокоить художника именно сегодня. То есть, на язык отношений Рицки-Соби это переводилось как приказ последнему весь день заниматься своими делами, не звонить, не приходить и вообще исчезнуть до самого завтра. Точка, и ты понял меня, Соби?!



«Риц…»



Прежде, чем Юйко успевает закончить очередной вопль, Рицка встряхивается и, схватив девочку за руку, тащит ее за ворота, из-под пристального взгляда сенсея. Конечно, учительница ему… нравится (как же все-же трудно произносить это, даже про себя, даже после всего!), но сейчас ее повышенное внимание к нему совсем не к стати… Итак после того случая, когда он потерял сознание на уроке, она носится вокруг него, как курица вокруг единственного яйца. «Рицка-кун, почему ты побледнел?! Тебе плохо? Рицка-кун!» «Рицка-кун, с тобой все в порядке? Может, тебе лучше пойти домой, отдохнуть? А задания принесешь завтра…» «Рицка-кун…»



В отличие от нее, Соби ничего не спрашивает. Но от его пристального взгляда мальчику теперь часто становится не по себе… Потому что он ПОМНИТ. И не может заставить себя не вздрагивать, когда молодой человек неожиданно, по своему обыкновению, хватает его за руку, или тянется к теперь вечно стоящим, настороженным ушкам… Соби ничего не говорит, но его глаза с каждым разом становятся все печальнее и печальнее, он теперь меньше болтает, реже смеется, почти не выделывает свои… штучки, и Рицке часто вспоминается та фраза Кио… «После смерти Сэймэя он стал как зомби… Спасибо, что вернул его к жизни!» Вернул к жизни, ха… А теперь, по-видимому, толкает обратно в могилу…



«Рицка-ку-у-ун, куда ты меня все тащишь?»



Рицка спохватывается. Оказывается, он успел увести Юйко почти на три квартала от школы, и, если судить по тяжело сопящему рядом Яёи, сделал это очень и очень быстро. Причем бежал он в сторону дома Соби. Черт, черт, черт.



Он отпускает руку Юйко так резко, что она чуть не падает, по инерции пробегая еще пару шагов вперед. Под ее ногами очень кстати оказывается Яёи, тоже не успевший остановиться вовремя, но зато умудрившийся подхватить девочку. Правда, он тут же становится малиново-красным и разжимает руки. В итоге, Юйко таки плюхается на землю и заливается слезами.



«Яёи-кун, ты такой неловкий!!!»



Да, у нее Рицка никогда не виноват… Бедняга Яёи…



«Я пойду, ребята».



Юйко тут же прекращает плакать, вскакивает и бежит догонять идущего широкими шагами друга.



«Куда-а-а ты? Может, погуляем? Мороженное съедим? Или сходим к Яёи-куну поиграть?Ну, в эти его компьютерные игры?»



Рицка спотыкается. Теперь его при слове «компьютерная игра» бросает в дрожь, а на спине проступает холодный пот.



«Ни-за-что, ни-ког-да не предлагай мне этого, понятно? Никогда, никаких игр!!!»



Он понимает, что кричит на оторопевшую девочку, как тогда, в самом начале их знакомства, когда она призналась ему, что он ей нравится… Но ничего с собой поделать не может. В глазах Юйко опять стоят слезы, на лице Яёи гнев, но Рицка не хочет… не может сейчас с ними объясняться. Он разворачивается и несется прочь со всех ног… прочь, прочь, прочь…



…



Домой он приходит уже поздно. Недопустимо поздно. Его ожидает… но он не хочет думать о том, что его там ожидает. Весь день он ходил по городу, просто так, без цели. По дороге ему пришла в голову мысль о том, что он не знает, в каком-же все-таки университете учиться Соби. Он его об этом почему-то не разу не спросил… А то он мог бы… Нет, нет, нет… Не мог бы! Чтобы опять вздрагивать от каждого резкого движения Соби, а потом мучительно наблюдать, как наполняются болью его глаза? Да Рицка предпочтет самому терпеть какие угодно страдания, только бы не причинять… подобного своему Бойцу!Бойцу, обученному терпеть любую боль… Любую, но не эту…



Дверь тихонько скрипит… Пару секунд Рицка надеется, что мама спит, но в кухне раздаются мерные удары ножа и тихое позвякивание посуды. Он идет туда, скинув кроссовки и бросив сумку на пол у лестницы.



«Мама, я вернулся. Извини, что так поздно, я не…»



Звон. Тарелка разлетается на кусочки, ударившись о стену над головой Рицки, и он привычно соскальзывает в угол и сжимается там, прикрыв голову руками.



«Ты не мой Рицка! Мой Рицка никогда бы… Ты не Рицка, не Рицка, не Рицка…»



Дзинь, дзинь, дзинь… Привычная мелодия бьющейся посуды. Привычные уколы боли, жалящие, бьющие по нервам… Как говорил ему однажды Соби? Боль помогает нам чувствовать себя живыми? Тогда он счастливчик – ощущает это в полной мере…



Тишина. Он с изумлением поднимает глаза – обычно все так быстро не заканчивается. Мама стоит, ее рука с судорожно зажатой в ней тарелкой поднята, но смотрит она не на Рицку. Она смотрит куда-то за дверь, ведущую в коридор. Неужели… Неужели Соби все-таки его ослушался и пришел? Как он посмел?! Мальчик вскакивает и бежит мимо матери, не обращая внимания на ее необычную неподвижность.



Коридор пуст. Только дверь на улицу приоткрыта. Странно, Рицка точно помнит, что закрывал ее…



На кухне возобновляется стук ножа. Когда он заглядывает туда, мама что-то с увлечением нарезает, бормоча себе под нос. Рицка прислушивается. И бледнеет, смертельно бледнеет, его ноги подкашиваются, и он сползает вниз по дверному косяку.



«Сэймэй вернулся… Надо приготовить ему его любимое, ему и моему Рицке… Сэймэй наконец-то вернулся…»



…



Рицка лежит на кровати, задумчиво созерцая знакомый до последней трещинки потолок. Рядом с ним, на подушке - раскрытый телефон, в котором беззаботно порхает ультрамариновая бабочка. Он хочет позвонить Соби – но так и не решается. Тот уже наверняка давным-давно спит, устав после экзамена, и будить его… незачем.



Да и что он ему скажет? Приезжай, мне нужно тебе кое-что рассказать? Знаешь ли… Мне уже который день всюду видится Сэймэй. Да-да, и его мама видела – это ничего, что она немного… не в себе, но она видела! А то, что все началось с того странного сна… Ну, это просто совпадение, не обращай внимания. И да, я понимаю, что мой брат уже давным-давно мертв… И не надо на меня смотреть, как на сумасшедшего! Это все правда! Правда, правда, правда, правда…



Нет, все, конечно, будет по-другому, Рицка прекрасно это понимает. Соби действительно приедет, выслушает, помрачнеет, подробно обо всем расспросит, отвернется на пару минут, что-то напряженно обдумывая, а потом со своей обычной спокойной улыбкой опустится перед своей Жертвой на колени и, сравняв таким образом разницу в росте, посоветует не волноваться. Нет, он не будет убеждать его, что это все ему привиделось… Просто пообещает, что все будет хорошо. Но это не правда! Никто не может точно сказать, как там все будет, а в особенности теперь...



И тоска и безнадежность в глазах его Бойца станут еще явственнее, еще пронзительнее, и выбор, который ему предстоит сделать, будет парить над их головами, как коршун над смертельно раненными животными… И Рицка постарается побыстрее выгнать Соби, не в состоянии больше терпеть этой боли, этого отчаянья… Потому что он не хочет, не хочет терять Соби! Ни за что, никогда, даже ради… даже ради любимого брата?!



От этой мысли Рицке становится дурно. Ведь Соби на самом деле принадлежит…



…на секунду мальчик сам себе удивляется – когда он научился думать о том, что Соби может вообще кому-то ПРИНАДЛЕЖАТЬ, как собачка, как вещь, так легко?! Без неприятного осадка, черными хлопьями оседающего на душе?!... Отвратительно…



…его Сэймэю, тому, без кого он раньше себя не мыслил?! За чье возвращение был готов отдать что угодно, даже свою новую память, даже свою жизнь…



Но не Соби. Не его! Рицка больше не сможет без него, а тем более не сможет смотреть на то, как его, ЕГО Соби будет теперь преданно выполнять чужие приказы, сражаться и умирать, за… другого. ЛЮБИТЬ другого.Пусть этим другим и будет его брат. А вдруг он прикажет что-нибудь… плохое? Вдруг будет наказывать Соби, как он того постоянно просит… А вдруг он уже делал это в прошлом?! Наказывал?!



Рицке становится совсем не по себе… Неужели его брат, его заботливый, добрый, всегда такой внимательный к нему брат, мог кому-то причинять боль? Намеренно, и не врагу, а тому, кто предан ему безраздельно, кто полностью от него зависит, кто ЛЮБИТ его? СОБИ?



Он смотрит на бабочку, плывущую по квадрату света… Смотрит, и старается больше не о чем , кроме ее бесконечного полета, не думать, просто не думать, потому что это слишком больно… И он боится… боится что если продолжит свою мысль дальше, если разжует ее, рассмотрит со всех сторон, то просто возненавидит… возненавидит и своего брата… и себя…



… но не Соби… ему не хочется его ненавидеть… ему хочется его защитить…



В тишине ночи раздается тихий, приглушенный подушкой смех. Ведь это и правда смешно: Жертва, желающая защитить своего Бойца…



…



С утра Рицка плюет на всех и на вся. То есть, просто прогуливает школу. Это ужасно, непростительно, потом придется врать… Но ему все равно.



Еще до того, как небо окончательно светлеет, он уже сидит на ступеньках дома Соби. Просто сидит, даже не постучавшись в дверь. Холод пробирает до костей, ушки и хвост невольно поджимаются, тоненькая куртка не спасает от пронизывающего ветра, но он упрямо сидит, не умея даже самому себе объяснить свой поступок. Почему бы не позвать своего Бойца, не пойти с ним в теплую комнату, не сесть за стол, угощаясь завтраком, приготовленным специально для него? Но он остается на месте, как будто отбывая какое-то наказание, которое ему никто не назначал…



В начале девятого дверь распахивается, и оттуда выпадает Кио. У Рицки почему-то сжимается сердце от вида его сумрачного лица.



Тот смотрит на него пару мгновений, не узнавая, потом резко мрачнеет еще сильнее, потом становится удивленным, потом – разглядев почти что синие губы Рицки и дрожь, сотрясающую его тело – встревоженным и обеспокоенным. Мальчик про себя отмечает, как легко читать его эмоции, чуть ли не написанные на лбу красными заглавными буквами.



«Что ты здесь делаешь?! Ты с ума сошел?! Вставай немедленно!!!»



Кио подхватывает Рицку под руки, и тот запаздало соображает, что сам уже, наверное, не смог бы подняться. Он с трудом разлепляет губы,



«А Соби нет дома?»



Кио рычит.



«Конечно, нет дома, придурок! Если бы был, то я уверен, он бы почуял твое присутствие за километр! Не знаю, как ему это удается, но факт остается фактом: он всегда знает, когда ты рядом!»



Парень почему-то грустнеет, и Рицка уверен, что если бы у него до сих пор оставались ушки, то они бы сейчас безнадежно поникли. Но он тут же берет себя в руки, и по-деловому оглядывает мальчика.



«Так, раздевайся…»



«Что-о-о-о?!»



Рицка пытается отойти подальше от этого извращенца, но так как он аккуратно прислонен к стенке, то это приводит лишь к тому, что он сползает по ней на пол. Кио закатывает глаза.



«Раздевайся и в ванну! Горячую! И сидеть там не меньше получаса, у тебя же переохлаждение! А я пока чаю приготовлю… И твоему дружку попытаюсь дозвониться – хотя трубку он упорно не берет…»



«Не надо!» начинает было возражать Рицка, но от него легко отмахиваются,



«После этих твоих выкрутасов я сам буду решать, что надо, а что нет! В ванну, быстро!»



…



Рицка быстро теряет счет времени и почти проваливается в сон, нежась в обжигающей, но такой приятной горячей воде, когда дверь распахивается. Он быстро поджимает колени к груди и готовиться обрушить на голову Кио поток возмущенных обвинений, когда понимает, что на пороге, почти невидимый за облаками пара, стоит вовсе не он. Это Соби, тяжело дышащий, запыхавшийся Соби, чьи очки тут же запотели, вынуждая снять их и положить в карман.



Оторопь проходит быстро, и Рицка начинает таки возмущаться – и пусть объект уже другой, суть-то все та же?!



«Ты что, совсем уже того? Я ванну принимаю, между прочим! Закрой дверь немедленно!»



Соби безмолвно повинуется, но не совсем так, как того хотел Рицка – дверь он закрывает, но только сам остается по эту ее сторону. И бесшумно скользя в облаках пара, подходит совсем близко и опускается на колени прямо на мокрый пол.



Он все еще в пальто, волосы растрепаны, дыхание уже более спокойное, но легкий румянец на щеках свидетельствует о недавней пробежке по морозному воздуху. Значит, Кио ему все-таки дозвонился.



Соби ничего не спрашивает, ничего не говорит, просто смотрит: внимательно, выжидающе, бесконечно терпеливо... Тревожно. Хотя бы сказал что-нибудь, поинтересовался причинами такого безрассудного поведения, а то Рицке под его пристальным взглядом делается совсем уже неловко – даром, что он еще и сидит голым в хлопьях белой пены.



«Где ты был?»



Разрывать молчание приходится опять таки Рицке. Он просто не может уже терпеть этой ровной тишины.



«Мои однокурсники праздновали сдачу экзамена, и пригласили меня. Ты разрешил мне быть свободным до завтра… то есть уже до сегодня».



Соби снова замолкает и выжидающе смотрит на мальчика. А чего он ждет?! Все правильно, так он и сказал. Неужели он думает, что Рицка будет его в чем-то обвинять, когда сам отдал вполне недвусмысленный приказ?! Неужели считает, что не имеет права развлекаться без Рицки? Что что?



«Какой же ты все-таки идиот,» обреченно вздыхает Рицка, и Соби в ответ улыбается. Но мальчик успевает заметить, как тает напряжение в уголках его глаз.



Но один вопрос у него все же есть…



«А что здесь Кио делает? Почему он с вами не пошел?»



Соби вдруг ухмыляется, действительно ухмыляется – Рицка ни разу еще не видел такого ехидного выражение на лице обычно невозмутимого молодого человека - а потом пытается спрятать это невольное проявление эмоций, опустив голову. Тщательно нейтральным голосом произносит,



«Он экзамен провалил, подчистую».



Рицка невольно хихикает. Нет, ему, конечно, жалко Кио, но сразу вспоминается позавчерашний вечер, когда несчастный студент чуть ли не лопнул, убеждая мальчика, что из-за того, что он постоянно отвлекает Соби, тому не удастся нормально сдать ни один экзамен. Тогда как сам Кио, конечно, одолеет их слету…



Напряжение уходит, и Рицка, решив оставить вопрос о несанкционированном вторжении в ванную, начинает оглядываться в поисках полотенца. Соби понимает его без слов, встает, и через секунду уже протягивает искомый предмет.



Рицка смеривает его подозрительным взглядом, а потом командует,



«Положи полотенце на край, а сам отвернись! Или вообще выйди – во что ты свое пальто превратил! Оно ведь от пара испортится!»



Соби равнодушно пожимает плечами – судьба своей одежды его явно не волнует - но кладет полотенце в указанное место и послушно отворачивается.



Рицка быстренько выбирается из ванной, оборачивается в огромное махровое чудовище чуть ли не до ушей, и… поскальзывается на мокром кафеле. Неумолимо летит на встречу с полом, когда его подхватывают сильные руки и крепко-накрепко прижимают к твердой, как основы мироздания, опоре. К Соби.



Рицка пару секунд приходит в себя, переводя участившееся было дыхание, и только потом поднимает глаза на лицо держащего его человека. Тот смотрит на него… испытующе? Как будто ожидая чего-то… нехорошего.



И только тут до мальчика доходит, что впервые с того дня, две недели назад, он не вздрогнул от прикосновения своего Бойца, не попытался вырваться, просто не напрягся… даже сейчас, когда он об этом подумал, подобного желания не возникло. Как будто вчерашняя ночь напряженных раздумий все переменила – да и не как будто, а это действительно так и есть. И он теперь не боится Соби, он боится ЗА Соби.



Рицка улыбается. На лице Соби теперь не настороженность, а недоумение. Рицка слегка прищуривает глаза, а потом на него находит какая-то ребячливость. Он быстро привстает на цыпочки, все еще в кругу надежных рук, и чмокает Соби в нос. Смотрит на совершенно озадаченного юношу, хихикает, вырывается таки из объятий и, рискуя опять потерять равновесие, вылетает из ванной, захлопывая за собой дверь.



Кио выглядывает из кухни и смотрит на полуголого мальчишку с явным недовольством, перетекающим в обиду-обвинение-возмущение. Опять их в чем-то подозревает, но Рицке на данный момент это кажется таким смешным, что он разражается звонким смехом – впервые за незнамо сколько времени – и бежит к своей одежде, которую он оставил на кровати Соби. Почему-то на его душе теперь совершенно светло. Кацуко-сэнсей, наверное, назвала бы это резкими перепадами настроения, от депрессии к лихорадочному возбуждению, даже эйфории, и сказала бы, что это не очень хорошо… Но Рицке сейчас все глубоко безразлично. Ему хорошо, и точка, и может же он в кой-то веки просто наслаждаться происходящим, не доискиваясь причин, не мучаясь вопросами и подозрениями?! Он итак этим занимается почти круглые сутки – имеет он право на перерыв, или нет?!



…



По-видимому, нет.



Нет-нет, вначале все было хорошо. Кио, кроме чая, приготовил еще что-то пожевать – не так хорошо, как Соби, конечно, но тоже вполне съедобно. Они поели – всю дорогу им пришлось слушать жалобы провалившегося студента на несправедливость сенсея, на дурацкий билет, на всю историю искусств в целом – так что мальчик очень часто приходилось делать вид, что он давиться чаем, пытаясь скрыть смех. Хотя смешил его даже не комично-расстроенный Кио, а стоическое выражение на лице Соби, который, по всей вероятности, уже десять раз пожалел, что позволили другу переночевать у него.



Или нет – тогда кто бы обнаружил обледеневшего Рицку на ступеньках, а потом согрел его, да еще и вызвал Соби? Оказывается, Кио, плюнув на попытки дозвонится тому со своего сотового, воспользовался телефоном мальчика. Надо ли говорить, что исчезнувший товарищ ответил со второго гудка?



По-видимому, именно этим объяснялось такое невероятное терпение Соби по отношению к ноющему Кио – в других обстоятельствах он бы быстро пресек этот нескончаемый поток жалоб и выставил бы его за дверь.



Но когда выяснилось, что Кио разрешили пересдать экзамен через два дня - ведь до этого у него долгов не замечалось, почему бы и не простить хорошему студенту – Соби, наконец, не выдержал, и отправил его домой, учить билеты до посинения.



«И ни в коем случае не отвлекайся – и даже не думай приходить ко мне, сиди и учись!»



С этим напутствием перед Кио захлопнулась дверь, и Рицке даже стало его немного жалко – такой несчастное у него было лицо. Но Соби с таким видимым облегчением вздохнул, прислонившись спиной к косяку, что мальчик снова захихикал, заработав еще один недоуменно-улыбающийся взгляд Бойца. Тот явно не понимал, что случилось, с чего вдруг до этого полмесяца шарахающийся от него Рицка вдруг так изменился, но его это, без сомнения, радовало. Он даже не задавал, против обыкновения, вопросов, а, казалось, тоже наслаждался моментом – как тогда, после поездки в Иокогаму, когда они все собрались за столом, шутили, болтали, смеялись… Рицка тогда впервые увидел Соби таким веселым, даже беззаботным, и теперь ему до боли захотелось повторить, повторить это мгновение… Чтобы Соби снова улыбался, смеялся, чтобы исчезла эта грусть, эта обреченность, в последнее время прочно угнездившаяся в его глазах.



Рицка решительно потянулся за курткой. Отвечая на вопросительный взгляд Соби, спросил,



«Раз ты сдал экзамен, теперь у тебя есть время? Мы можем погулять?»



«Конечно, для тебя у меня всегда есть время».



Рицка с притворным вздохом закатил глаза, но возмущаться не стал, плюнув на этот раз на лекцию о правах человека в принципе, и Соби – в частности.



«Тогда одевайся, и пойдем. У тебя пальто не очень в ванной промокло?»



Соби поднял руку, снял резинку, которой до этого стянул свои длинные волосы в хвост, и светлые пряди рассыпались по плечам, прикрывая собой бинты на длинной, стройной шее.



Рицка неотрывно смотрел, и у него опять щемило сердце. Он не мог сказать, как ему больше нравится: когда волосы распущены, или когда собраны в хвост. С распущенными – почти не заметно этих ужасных повязок, не приходится постоянно вспоминать, ЧТО под ними. А с хвостом – Соби кажется хрупче, женственнее, изящнее… беззащитнее. Но видеть, даже не видеть – думать о шрамах, спрятанных, прикрытых, но существующих – больно. Откуда они у него? Неужели его истинное имя так себя проявило? У других пар тоже они были – но как аккуратные татуировки, а не как вырезанные по коже буквы…



«Рицка? Рицка!»



В голосе Соби звучала тревога, от которой Рицка невольно вздрогнул. Оказывается, молодой человек уже успел одеть свое многострадальное пальто, и теперь вопросительно-обеспокоенно смотрел на мальчика. Сколько же он так простоял?!



«Извини, я задумался. Что ты спрашивал?»



Соби слегка нахмурился, но так и не поинтересовался причиной столь глубокой задумчивости. Наверное, он в этот день вообще решил не задавать вопросов. Хм, даже почему Рицка прогуливает школу, не спросил…



«Я спрашивал, куда ты хочешь пойти».



Рицка и сам бы хотел знать… Ему в голову пришла мысль…



«А куда бы хотел пойти ТЫ?»



Таким озадаченным Соби он давно не видел. Может, даже никогда.



«Но ведь… гулять же собирался ты…»



«А мне все равно куда – главное с тобой».



Да, эти слова стоили того, чтобы их сказать, не подумав. Таким счастливым Соби не был даже тогда, в Иокогаме. Рицке неожиданно стало нестерпимо стыдно – за самого себя. Вчера ночью он в чем-то обвинял своего брата – а на самом деле, он и сам не лучше. Соби за него жизнь готов отдать, защищает от всего, когда нужно и когда не нужно, исполняет чуть ли не все прихоти – а чем отвечает на это Рицка? Постоянным недовольством? Шараханьем от каждого движения? Обвинениями и требованиями невозможного?



«Так куда мы пойдем, Соби?»



Он улыбнулся – радостно, тепло, нежно.



«Может быть, в Национальный музей? Если ты хочешь, конечно... Я давно туда не ходил – и после экзамена поможет развеяться.»



«Конечно, хочу! Это же так интересно, и я никогда там не был… И ты ведь мне все будешь рассказывать – недаром ведь историю искусств сдал?»



Соби рассмеялся и, привычным движением протянув руку, потрепал Рицку по волосам между вставшими торчком ушками. Тот скорчил недовольную гримаску, но не стал сопротивляться. Сегодня Соби можно – пусть делает, если ему так это нравится.



«Ну, в истории искусств, я может быть, и не слишком хорош – мне просто повезло с билетом - но кое-что знаю. В крайнем случае, просто расскажу про технику. Тебя устраивает?»



«Спрашиваешь!» Рицка уже с нетерпением пританцовывал в дверях, его хвост ходил туда-сюда, хлестая его по бокам. «Ты ведь мне почти никогда не рассказывал ни про свою учебу, ни про специальность, ни про свои картины… А они у тебя очень красивые – я видел тогда, когда ты… ну, в общем, видел. Только ты почему-то все время бабочек рисуешь… А людей можешь? Портреты там всякие?»



Молодой человек тщательно запер дверь, и они бок о бок спустились по лестнице. Она была очень узкой, и им пришлось чуть ли не прижиматься друг к другу – но Рицке почему-то не захотелось ни обгонять Соби, ни отставать он него… А идти именно вот так – рядом. Если бы он осмелился, он бы даже, наверное, взял своего спутника за руку… но это было бы слишком по-детски, и он не решился.



Соби как будто прочитал его мысли – и протянул открытую ладонь. Рицка секунду сомневался, но потом принял приглашение и сжал теплые, длинные пальцы. Ему бы не художником, а пианистом быть… Или хирургом – мальчику почему-то всегда казалось, что у них пальцы тоже должны быть красивыми и изящными.



Прерванный было разговор между тем возобновился.



«Я ничего не рассказывал про свои работы, потому что не думал, что тебя это интересует…»



«Но почему?! Это же так красиво! Мне очень нравится – и тебе надо больше рисовать! Может, ты даже выставку откроешь – и сам войдешь в историю искусств! И тогда уже про тебя будут рассказывать на экзаменах несчастные студенты! “Агацума Соби родился в таком-то году, написал такие-то работы. Основным мотивом его творчества было изображение бабочек…”»



Соби опять рассмеялся и покачал головой, но при этом было видно, что он очень доволен. И смущен – на щеках выступил заметный румянец – как будто он не привык к тому, что его хвалят. Странно – ведь он же действительно очень красиво рисует – во всяком случае, на неискушенный вкус Рицки.



«Мне до собственных выставок еще учиться и учиться… Хотя мне пару раз и предлагали выставлять свои работы – в числе прочих, на небольших, местных экспозициях, но…»



Мужчина внезапно замолк. Рицка не видел его лица, потому что он укрыл его за вуалью волос – иногда ему даже казалось, что Соби специально их отрастил, чтобы за ними прятаться – но ладонь, которую мальчик все еще сжимал, внезапно стала холодной, почти ледяной, и застыла, как будто принадлежала не живому человеку, а манекену.



«Но – что? Почему ты их так и не выставил?»



Рицка остановился и потянул Соби за руку, разворачивая лицом к себе. Тот отвел глаза, аккуратно высвободился и достал из кармана пачку сигарет.



«Соби, немедленно ответь! Почему ты их так и не выставил? Их не приняли? Или это…» Рицка хмурится, «Или это опять связано с Семью Лунами? Но какое им дело до твоих картин?»



Соби уже успел закурить, и теперь с задумчивым видом следил за трепещущей и тающей на ветру струйкой дыма от сигареты. Потом медленно, осторожно, как будто взвешивая каждое слово, произнес,



«Нет, Семь Лун тут ни причем. Но…Не все одобряли моего… увлечения».



И снова замолк. Они стояли посередине улицы – на полпути к автобусной остановке – и, наверное, очень странно смотрелись со стороны – застывший в неподвижности красивый молодой мужчина со спокойно-непроницаемым лицом, и крайне озадаченный мальчик, которому по всему надо быть в такое время в школе.



«Не все? Кто это, не все? Твои учителя? Но они наоборот должны были быть рады… Друзья? Кио? Но ты не слишком-то прислушиваешься к их мнению, по-моему…»



Тут до Рицки внезапно дошло. Сердце в очередной раз неприятно сжалось и переместилось поближе к горлу.



«Это был Сэймэй, так ведь? Это он был против?»



Соби неопределенно качнул головой и неохотно пояснил,



«Сэймэй… не был против. Просто его интересовали более… практические вещи, чем рисование. Он считал, что я должен был тратить все свое время на него, или, по крайней мере, на тренировки. А то, что я еще и поступил в университет, совмещая учебу и там, и в Семи Лунах, его очень… расстраивало. Он считал, что это пустая трата времени и сил».



Это был первый раз, когда Рицка слышал от Соби столько о своем брате. Обычно тот предпочитал или отмалчиваться, или переводить разговор. По-видимому, отношение Сэймэя к занятиям своего Бойца его действительно сильно задевало…



«Но ты ведь все равно учился? И рисовал?»



«Да, первые два года я был на заочном, а рисунки сдавал в конце семестра. Рисовал ночью, чтобы не тратить дневное время на свое… хобби».



В голосе Соби теперь проскользнула горечь. Наверное, ему очень хотелось, чтобы Сэймэю тоже нравились его работы…



Рицка решительно тряхнул головой, его ушки поднялись, хвост встали трубой, и он с напором сказал,



«Так вот, я считаю, что это вовсе не пустая трата времени. По-моему, у тебя определенно есть талант. И твои работы мне очень нравятся - жаль, что я так плохо разбираюсь в искусстве и не могу сказать ничего более определенного. Но я куплю побольше книжек и учебников – или ты мне дашь? по искусству, и, обещаю, через несколько недель уже не буду таким профаном в этом вопросе. И буду тебя критиковать – чтобы ты исправлял свои ошибки и у тебя получалось еще лучше! Даже самый огромный талант надо развивать!»



Последние слова Рицка произнес с угрозой, серьезно глядя на Соби, чтобы он ни в коем случае не подумал, что он шутит.



Тот уже давно докурил, и теперь очень внимательно слушал свою юную, но такую решительную Жертву. На его лице постепенно появилось выражение, которое обычно смущало мальчика больше всего – невыразимая нежность, смешанная с приятным изумлением, как будто он сделал что-то совершенно неожиданное, но очень и очень хорошее. И немного наивное.



«Что?! Что ты на меня смотришь, как на восьмое чудо света?!» не выдержал и возмутился Рицка.



Соби только улыбнулся своей обычной таинственно-непроницаемой улыбкой, и, быстро наклонившись, поцеловал Рицку в губы. Мальчик вспыхнул и буквально отпрыгнул от него на три шага, с ужасом оглядываясь по сторонам - не заметил ли кто-нибудь? Не вызовет ли сейчас полицию?



Как не странно, никто на них не обратил внимания, и Рицка, чуть-чуть успокоившись, набросился на виновника всех бед.



«Соби, ты что, совсем с ума сошел?! Тебе в тюрьму захотелось? За совращение малолетних? Что ты себе позволяешь?!»



Тот невозмутимо продолжал улыбаться, и в свое оправдание сказал только,



«Я просто не смог удержаться – ты такой милый! Я люблю тебя, Рицка.»



Рицка потерял дар речи, а Соби как ни в чем не бывало уже потащил его в сторону остановки, к которой как раз подходил нужный автобус.



Только в середине пути ему пришло в голову, что Соби так и не ответил на его тираду. И оставалось только гадать, почему – а спрашивать еще раз Рицке по каким-то непонятным даже ему самому причинам не хотелось. Но он твердо решил таки заняться вопросом об искусстве вплотную – одолел же он почти все основные направления в психиатрии, так неужели какие-то художники будут сложнее? И еще – он обязательно заставит Соби участвовать в выставках, пусть ему даже и придется собственноручно привязать его к мольберту – чтобы не таскался за Рицкой повсюду. Или можно почаще приходить к Соби после занятий – и делать уроки там. Им обоим будет от этого только лучше – сам он не будет вздрагивать от каждого шороха, а Соби – отвлекаться. И всякая гадость чудиться перестанет…



Рицка улыбался своим мыслям всю оставшуюся дорогу, полностью игнорируя вопросительные взгляды своего попутчика. Он его еще не простил. Пока что.



…



В музее было полно народу – японцев, туристов, бесконечных школьников на экскурсиях… Так что присутствию тут Рицки никто не удивлялся и на него не обращал внимания… В отличие от Соби.



Как и обещал, попав в музей, он тут же начал рассказывать своему юному спутнику про все, что попадалось им на глаза. И тут же стало ясно, что историю искусств он сдал вовсе не из-за везения. Глаза его разгорелись, на щеках проступил румянец, и он с таким воодушевлением кидался то к какой-то не слишком примечательной, на взгляд Рицки, картине, то к скульптуре, то к миниатюре, что мальчик еле за ним поспевал. И еще он говорил, говорил, говорил… С энтузиазмом, горячо, интересно, подробно – откуда взялось такое красноречие у обычно молчаливого и замкнутого молодого человека? Рицке только и оставалось, что слушать, открыв рот, и делать заметки в найденном в кармане Соби блокноте. На будущее – чтобы потом поподробнее расспросить, или прочитать в уже купленной здесь же книге, про экспонаты музея.



Через некоторое время, когда Рицка удосужился таки оглядеться по сторонам, он без особого удивления заметил, что к ним пристроилось еще человек десять, которые делают вид, что просто бродят вокруг, а на самом деле внимательнейшим образом внимают Соби. Конечно, что тут удивляться – дармовая экскурсия, да еще с таким экскурсоводом! Рицка неприязненно посмотрел на парочку прихорашивающихся девчонок-студенток, упорно пытающихся отвлечь внимание Соби от очередной картины. Впрочем – безуспешно, его вряд ли побеспокоило бы сейчас и землетрясение.



Часа через два, когда все названия картин, имена художников и скульпторов окончательно смешались у Рицки в голове, он в кнце концов осмелился потревожить Соби в его бесконечной, по всей видимости, экскурсии,



«Со-о-оби, не могли бы мы чуть-чуть отдохнуть? Попить чего-нибудь? Хотя бы немного, а потом сможем пойти дальше…»



Соби растерянно моргнул пару раз, как будто пробуждаясь ото сна. Их попутчики тут же рассосались, осталась только кучка хихикающих школьниц, все еще на что-то надеющихся.



На лице Соби между тем появилось виноватое выражение – он уже успел посмотреть на часы и оценить весь пройденный ранее путь.



«Прости меня, Рицка, я совсем тебя загонял? Ты мог бы остановить меня раньше, как только тебе надоело… Я просто увлекаюсь иногда и полностью теряю ощущение времени…»



Рицка раздосадовано отмахнулся от его извинений,



«Соби, прекрати быть таким идиотом! Мне совсем не надоело, ты очень интересно рассказывал, и если бы мне так не хотелось пить, я мог бы слушать тебя весь день. Мы просто чуть-чуть отдохнем, и вернемся. Надо, чтобы вся информация немного уложилась в голове.»



Он серьезно посмотрел на все еще встревоженного и выглядящего крайне недовольным самим собой Соби,



«Мне правда здесь понравилось. Очень. И ты мог бы запросто подрабатывать экскурсоводом – отбоя от клиентов у тебя явно не было бы».



В доказательство своих слов он не слишком вежливо ткнул пальцем в сторону все возрастающей толпы поклонниц Соби. Тот проследил глазами за его жестом, поморщился, как будто проглотил что-то кислое, и начал целенаправленно оглядываться по сторонам. Найдя то, что ему нужно, он демонстративно приобнял Рицку за плечи – отчего он тут же залился краской и начал незаметно для всех вырываться – и повлек в сторону притаившегося за какими-то архитектурными сооружениями кафе.



…



Их прибывание в кафе было последним светлым воспоминанием за этот день. Они сделали заказ – Соби взял кофе, а Рицка – зеленый чай, а потом как всегда слишком заботливый молодой человек добыл где-то еще и пирожных – настоящих, с кремом, Рицка таких сроду не пробовал – наверное, они продавались здесь для туристов – и начал скармливать их по привычке отбивающемуся мальчику, утверждая, что они очень полезны для мозгов. Сладости ему понравились, но в итоге небольшой перепалки они оба оказались чуть ли не по уши в этом самом креме. Соби смеялся, пытаясь отчиститься от липкой массы салфетками, и тем самым размазывал ее еще больше. Рицка, следя за ним, в душе тоже умирал со смеху, но делал серьезное, искренне возмущенное лицо, и вопрошал, кто же из них после этого ребенок. Потом Соби попытался сцеловать остатки крема с маленького вздернутого носика, за что получил град упреков и обвинений со стороны его владельца. В итоге им пришлось уйти из кафе под укоризненными взглядами японцев и заинтересовано-удивленными – туристов, и они, давясь от хохота, вывалились во все еще полный снующими туда-сюда посетителями зал. Побродили немного вокруг, пытаясь вспомнить, где же они закончили осмотр, а потом…



Соби застыл. Рицка сделал еще несколько шагов прежде чем понял, что что-то не так. Оглянулся на своего взрослого друга, собираясь в очередной раз обвинить его в нерасторопности… и запнулся на полуслове.



Соби был бледным – смертельно бледным, таким же, как в ту ночь, когда Рицка нашел его раненным и чуть не потерял – и его невероятно расширившиеся глаза с не верящим ужасом смотрели куда-то за спину мальчику.



Пару секунд Рицка боролся с собой, не находя сил, чтобы повернуться - потому что он догадывался, кого он там увидит. И не хотел – потому что одно дело, строить предположения и чувствовать чье-то присутствие на уровне интуиции – и совсем другое, знать наверняка.



Но он не мог позволить Соби встретиться с этим как всегда одному, взвалить все на свои плечи – ведь разве не за попытку подобного поведения он так его ругал?



Рицка оглянулся – через плечо, так и не заставив себя пошевелиться всем телом – и проследил за взглядом Соби.



У самого входа, далеко, почти через весь зал от них, стояла такая знакомая Рицке фигура – хотя в последнее время он только и пытался, что стереть ее из памяти. Высокий, гибкий молодой человек, в черных джинсах и черной же водолазке, иссиня-черные волосы, такой же длины, что и у Рицки, как всегда падающие на внимательные, пронзительные глаза. Ушки все еще на месте, хвост едва заметно подрагивает, прижатый к ноге… Выражение лица нечитаемо – маска спокойного внимания, холодного интереса, чуть искривленный в непонятной усмешке рот…



А потом между ними, прямо через весь зал, пересекая его по диагонали, прошла толпа возбужденных подростков – какой-то очередной класс, пришедший на экскурсию, и внезапно потерявший своего экскурсовода. А когда это цунами местного масштаба наконец откатилось и вновь открыло горизонт, у входа уже никого не было.



Конец первой части.