Название: Conceiving you
Автор: Marisa Delore
Бета: Тупак Юпанки
Пейринг: Агацума Соби/Аояги Рицка, Минами Ритсу/Кайдо Кио, а также Акаме Нисей, который просто не смог остаться в стороне от описываемых событий, притащив в текст и себя самого, и свою жертву
Рейтинг: PG-13
Размер: макси
Жанр: General, Drama, Action/Adventure
Статус: в процессе
Аннотация: Сеймей не понимает, почему "один плюс один" не хочет равняться "двум".
Рицка случайно наступает на постулаты и уже не сходит с них.
Минами пытается помочь, а Соби пытается понять, зачем.
Нисей просто развлекается.
А Кайдо Кио как всегда вмешивается в события.
Примечание: AU, начиная с визита в "Семь лун" (Минами Ритсу с Сеймеем не встречался и от него не пострадал, Кио также никто не похищал)
Благодарности и посвящения: история посвящается  Тупак Юпанки, неутомимой бете, боевому товарищу и человеку, без которого её наверняка и не возникло бы. Благодарности ей же и  Taala как первым читателям-советчикам.

Глава 1

Глава 2
Глава 2

Все-таки вход в Систему — не та вещь, к которой можно привыкнуть, сколько бы раз ты этого ни делал. Ну, или это у меня такая реакция. Вроде бы всего лишь подтверждение основ физики: пространство многомерно, и, следовательно, ничего удивительного, что его можно разграничить и обособить. Но мне всегда кажется, что тут и дышать нечем, и зябко, и сбежать побыстрее хочется.

Парк, скамейки и здание института исчезают в темноте, щедро разбавленной оранжевыми вкраплениями или, вернее сказать, небрежными разводами, похожими на результат приобщения маленького ребенка к кистям и краскам.

Но это внешнее, а по сути больше всего Система напоминает мне компьютерную игрушку из тех, что кучками штампуются на поток. С локациями скудновато, графику не доработали: ни тебе спектра цветов — только оттенки, ни детальной прорисовки всех составляющих, зато спецэффекты на уровне. С той лишь разницей, что в виртуальном мире ты можешь менять персонажа, переходить на следующий уровень и умирать сколько угодно, просто начинать тогда придется сначала. Здесь все несколько иначе: и место действия значения не имеет, и роли закреплены, и попытка, по-хорошему, только одна.

А еще противники смотрят на тебя не нарисованными глазами с монитора, а живыми и в упор. Вот как Сеймей сейчас. Только смотреть он предпочитает не на меня, а на Соби, и, похоже, находит ситуацию забавной. О себе подобного сказать не могу.

— Агацума, не просветишь меня, как ты собираешься сражаться против своего имени? — брат размеренно роняет слова и складывает руки на груди. Вот ему в Системе комфортно, сразу видно. И куда только нелюбовь к холоду делась? Или его тут просто не знобит? — Рицка-то многого не понимает, потому и ввязывается в игру, толком не разобравшись в правилах. Я его с пеленок знаю — всегда любопытным был. Но ты обязан учитывать и свое текущее положение, и размеры той глупости, на которую подписался. Ты принадлежишь мне, и ты это знаешь. Не надейся, что когда-нибудь это изменится.

Я подавленно молчу в ответ на эту короткую, но честную характеристику. Даже возразить, что это неправда, не могу. Любопытство. Любопытство и упорство фантастические. Иногда они приносят пользу, но чаще — проблемы. Я действительно сначала делаю, а потом думаю. Как тогда, с «Рождением мага», как сейчас, да мало ли примеров. Делаю и подставляю всех, кто мне дорог. Я когда-нибудь научусь поступать правильно?

— Истолковывать ваше молчание как отказ от боя? — вступает в разговор Нисей, который, хоть и обращается во множественном числе, смотрит почему-то на меня. — Думаю, мы простим Рит-тяну эту маленькую слабость. Мальчик понял, что не стоит тягаться с противником, который заведомо тебя превосходит, и хочет по-тихому свалить, но не знает как. Жертва имеет право отменить поединок до его начала, если ты не в курсе.

— Еще чего, — рефлекторно огрызаюсь я, прежде чем понимаю, что меня элементарно поймали на «слабо».

Акаме фыркает, и Сеймей довольно улыбается: ловушка захлопнулась.

Не думаю, конечно, что, ответь я иначе, поединок бы не состоялся, это другое. Просто из человека, молча согласившегося с условиями вызывающей стороны, я только что превратился в заинтересованное лицо, среагировав на подначку. И эта инициативность автоматически отразилась на статусе поединка: теперь его сложно назвать навязанным.

— В таком случае, мы вызываем, — произносит Сеймей стандартную формулировку. Его голос на этот раз звучит совсем иначе: в нем появился металл и, наверное, решительность. Не помню его таким.

— Принимаем, — откликаюсь я.

Брат чуть наклоняет голову, показывая, что услышал, при этом взгляда не отпускает. Сейчас там плещется насмешка и, пожалуй, некоторое любопытство. К чему, интересно? Ах да, объединение силы. Ему интересно, каким образом мы собираемся сражаться, не имея общего имени.

Что интересно мне, так это почему Соби стоит истуканом и не собирается следовать привычному в таких случаях сценарию? Опять мне самому все делать? Я, конечно, привык, что перед поединками он меня целует, и убегать не стану, но насколько было бы проще, если бы он делал хоть что-то, а не ждал, пока я поделюсь с ним силой сам.

Или — меня осеняет — он вообще не собирается ее забирать? Ну что за идиот! Это же не авторежим. Такое поведение только уменьшит наши шансы, а они и без того невелики. Я не пессимист, но оптимистично смотреть на ситуацию не выходит, потому что я не понимаю, ни из-за чего мы сражаемся, ни какой исход поединка меня бы устроил.

Проиграем — Сеймей сделает вывод, что был во всем прав, да еще и на Соби сорвется за притупленные бойцовские качества, или как там он это именует.

А если выиграем — потом хлопот не оберемся. Beloved были сильнейшей парой Лун, я помню. Если верить тому, что мне рассказывали и Нацуо с Йоджи, и Коя, они были непобедимы. Зная это, а еще то, что брат всю жизнь не переносил любых, даже самых мелких поражений, — когда, например, не удавалось уберечь меня от маминых истерик со швырянием подручных предметов в живую мишень — он этого так не оставит.

— Соби, — негромко окликаю я. — Не дури и иди сюда.

Противоречу собственным словам и подхожу к нему сам. При такой разнице в росте мне остается разве что на цыпочки встать и тянуться вверх, что со стороны, наверное, будет смотреться крайне смешно: будто я вешаюсь на взрослого, который совсем в этом не заинтересован.

Но тут Соби наконец отмирает и наклоняется, обхватывая ладонями мое лицо. Вот это уже привычнее. Честно говоря, не знаю, как бы я полез с инициативой, если бы он не очнулся. Вот уж где мне совершенно не хочется вести и неучем себя перед ним выставлять.

От поцелуя у меня подкашиваются колени, и вокруг талии немедленно обвивается рука, поддерживая и не давая упасть. Почему-то поцелуи в Системе всегда действуют на меня в разы сильнее, чем вне ее, даже когда я совсем их не ожидаю. Не то чтобы в тех чего-то не хватало… просто они другие, и все. Надо как-нибудь спросить об этом Соби.

— Примитивно, ожидаемо и скучно. Какая досада, что в этом кинотеатре нет менее сопливых фильмов, я бы сменил сеанс, — в своей манере комментирует Нисей.

Оказывается, пока я был занят с Соби, пропустил момент, когда они активировали общее имя. А жаль, мне было немного любопытно, своего-то бойца он касается, когда силы объединяет, или нет?

— Думаешь, Агацума, это тебе поможет? Связь, конечно, у вас есть, но такая хиленькая, что даже жаль тебя: ну где это видано, чтобы жертва только на эмоциональную составляющую упор делала? — Акаме даже не меняет тона, поэтому я не сразу понимаю, что это уже атака, а не провокация: — Как ветер не бывает постоянен, как неизбежно ночь сменяет день, так чувства ваши сменят полюса и обратятся в зеркало друг друга.

Так, и этот стихами заговорил. Правда, совсем не как Соби, у того они слету получаются. А Акаме фразы с явным усилием подбирает, но такие слова имеют куда больший вес, чем обычные, это я уже понял. Дело не в рифме, ее как раз нет. Ритм. Повторяющаяся последовательность звуков, один и тот же акцент на ударных, что-то там еще, кажется, про инверсию. Плохо дело.

—Защита, — отражает атаку Соби. Почти сразу, но я ощущаю эту заминку. И всплеск неуверенности, еле уловимый, но меня слегка кольнуло, как от наэлектризованного свитера.

Вариантов всего два: или Нисей прав, озвучив, что как жертва я никуда не годен, или Соби не чувствует, что я верю в него как в бойца. Моей же веры в него как в человека явно мало. К тому же — мне приходит это в голову только сейчас — я не приказал ему победить. Я вообще про это забыл, отвлекшись сначала на его упрямство, потом — на не к месту вклинившегося Нисея.

Так, ладно, хорошо. В любом случае, нельзя давать Акаме развивать эту тему. К счастью, он, кажется, ничего не заметил, вслушиваясь в ответное заклинание:

— Эмоции науке неподвластны, так что не стоит мерить по себе: пусть связаны вы именем одним, но в нем единства нет.

Отлично, это должно сработать. Я заметил, что Нисею не нравится, как наплевательски к нему относится брат, пусть он и старается этого не показывать. Нет там прочной связи и доверия, нет. Просто Акаме так себя ведет, что как-то совсем не сомневаешься, что жертва его целиком и полностью устраивает. Нам повезло, наверное, что он засветился с этими кустами, и отлаженная линия поведения тогда дала небольшой сбой.

— Отражение, — Акаме поднимает руку с выставленной вперед ладонью, но этого недостаточно, защитный купол дрожит, дрожит, но пока не осыпается.

И кто тут говорил про превосходящего противника? Нисей слабее Соби, а я, к сожалению, слабее Сеймея. Мы равны, и все решат скорее неожиданность и случай. Вот и посмотрим, на чьей стороне сегодня удача.

Нисей, судя по всему, готовится укрепить шаткую конструкцию, которую представляет собой купол, когда та вдруг перестает колебаться без каких-либо дополнительных слов. Ничего не понимаю. Это как?

Поединок между тем идет своим чередом.

— Тебе ли говорить об имени, когда ты смеешь против своего идти? — Нисей неприятно улыбается. — Упрямство это, глупость ли, неважно: цепи скуют тебя, напомнив, что не имеешь ты ни выбора, ни собственной судьбы. Усиление. Ущерб максимальный.

А мощная у него атака получилась. Интересно, как Соби отразит такое? И сможет ли? Впрочем, сможет. Конечно, сможет. А мне следует в него верить и пореже отвлекаться на сомнения.

Соби тем временем не тратит силы на стандартную защиту, а простирает руки к небу, словно призывая то в свидетели, и тоже улыбается противнику. Только в его улыбке не показное добродушие и уж тем более не злорадство — там просто искрится что-то, что делает его выше Акаме. Не по росту и не по статусу, это другое.

— Что до цепей мне? Ведь они не более чем звенья: не ранят, не имеют вес. И форму ту принять готовы, что им укажешь сам.

Всего одна фраза, а какой результат! Цепи, уже начавшие было опоясывать его руки подобно лианам, распадаются миллионами сверкающих звездочек. Все-таки умеет он из любого заклинания сделать что-то такое… завораживающее. И невероятно красивое.

— А аналогия была хорошая, — замечает Соби как бы между прочим и смотрит себе под ноги, где все еще поблескивают новообращенные звезды. — Но о цепях первично заикнется тот, кто сам в себе не чувствует свободы...

— Так, стоп, достаточно, — подает голос Сеймей, который с момента поединка не проронил ни слова. Он звучит несколько глухо, и тут до меня доходит наконец, что тогда случилось с куполом.

Но… это как надо было силу передать без физического контакта, чтобы бойцу её хватило для поддержания защиты? Мысленно, что ли? Или это единое имя такие преимущества дает?

— … кто в имени не черпает ни стержня, ни опоры...

Соби поднимает руку, чтобы довершить заклинание и явно закончить чем-то эффектным, но брат, видя это, с нажимом повторяет:

— Достаточно, я сказал.

Рука опускается, и я в бессилии прикусываю губу, чтобы не закричать.

Сеймей пользуется их связью и заставляет Соби себе подчиняться. Мне не перебить. И хотя Соби обещал, что такого как в Лунах, с окном, больше не повторится, я ему тогда не поверил. Лучше бы я ошибся — был бы повод подумать, что с этим делать, а не поставить на полку как что-то, о чем можно не вспоминать до времени.

— Как я и думал. Это даже не средний уровень, а куда ниже. Печально видеть, во что превращается боец, если на время оставить его без присмотра. Кто пляшет вокруг одной темы, если контратака базируется на ударе противника, который тебя задел? Покрасоваться решил? Со своими стихами дурацкими, в которых пустых слов больше, чем самой атаки? — черт, Сеймей тоже просек этот момент с неуверенностью при первом ответном ударе. Неужели по связи почувствовал? — Такая манера ведения боя топорна, потому что не адаптирована под противника. Поменял бы, что ли, а то только выкладываешься впустую, толку ноль.

То же самое, только по-другому, он говорил и пять минут назад, но в Системе слова имеют совсем другой вес. И про стихи еще добавил, а это же наше главное преимущество.

— Соби, не слушай его, — поскольку он не выпускает из поля зрения Сеймея и Нисея, остается только говорить ему в спину. Минус в том, что это слышат все, кто в Системе. Но подойти ближе означает подставить Соби, он будет переживать еще и за меня. — Он пытается тебя запутать. Менять стиль ведения поединка не надо, мы всегда так выигрывали.

— Ты забываешь, что Агацума никогда не сражался против своей жертвы, — брат не дает мне возможности уговорить Соби не принимать во внимание все, что он здесь услышал, и продолжить поединок как обычно. Кажется, я начинаю на живом практическом примере понимать главную роль жертвы в Системе: уболтать противника и отвлечь. В идеале — обоих из пары, но если нет, то бойца. И в этом Сеймей, к сожалению, пока преуспевает. — Это не под силу никому, и уж тем более ему.

Я не смотрю на брата, который пытается подорвать уверенность Соби в нашей победе, а перевожу взгляд на Акаме, пока что не принимающего участия в словесной баталии. Почему, интересно?

Нисей стоит, подняв глаза к… ну ладно, небу, хотя это слово не совсем уместно в Системе, и изображает вселенскую скуку: вид беззаботный, руки в карманах, на лице — легкая улыбка, которой, видимо, рекомендуется верить, верить и верить. Позер. Кому он тут полную незаинтересованность демонстрирует? Мне? Я не верю. Соби? Так тот на него не смотрит, полностью поглощенный тем, что позволяет Сеймею вешать ажурную лапшу себе на уши.

И ведь готов поспорить, что к разговору Акаме внимательно прислушивается, чтобы среагировать, когда брат ему это прикажет. Когда прикажет…

Стоп. Вот оно. Нисей, как я понял, в поединках следует приказам и коротким инструкциям, сам толком ничего не решая. Это должно было прийти мне в голову раньше, учитывая, что не заметить, как брат общается со своим бойцом, невозможно, но я не придал этому значения, а зря.

Ведь это — их уязвимое место. Это, а вовсе не имя, которое их якобы не объединяет. Соби ошибся в атаке, вот почему Сеймей смог укрепить купол и частично погасить выпад. Потому что знает: дело не в этом.

Но то, что его боец без указки жертвы и шагу не ступит, потому что Сеймей его, очевидно, так вымуштрововал, — это факт, теперь я это знаю. Знаю — и могу применить. Но чтобы это использовать, нужно… нужно, чтобы брат не смог приказывать Акаме.

Я забываю, как дышать. Дело даже не в том, в чем именно это должно выражаться — меня приводит в ужас сам факт, что я сейчас подниму руку на брата, пусть к этому и обязывают обстоятельства.

— Соби, — стараюсь говорить уверенно, хотя от того, что собираюсь совершить, меня колотит. Но иначе нельзя. Я видел, что произошло с куполом. Я знаю, как увеличить наши шансы. Глупо не воспользоваться таким знанием.

Простая математика: если не знаешь, что делать с переменной, надо вывести ее за рамки уравнения. Пусть я и плохая жертва, но этот поединок теперь проиграть не могу. Чувствую, что не могу. А своим ощущениям я привык доверять.

— Соби, ограничь жертву, — предпочитаю именовать его именно так: ни брат, ни Сеймей. Говорить о противнике обезличенно легче, как и приказывать направить атаку именно на него, а не на Нисея. Кроме того, это ответный ход: Акаме ведь тоже бьет только по Соби. — Ее боец так привык во всем следовать инструкциям, что это его дезориентирует. И победа будет за нами, — в последнюю фразу я вкладываю всю свою уверенность, даже ту, которой пока не чувствую. Лишь бы Соби поверил мне. Поверил в нас.

Такого Сеймей явно не ожидает. Он даже моргает несколько раз, прежде чем до него доходит, что я действительно предложил своему бойцу бить по нему. Это дает Соби несколько секунд, чтобы выбрать атаку, а Сеймею — обрести дар речи:

— Ты не посмеешь...

К кому из нас он обращается? Видимо, все-таки к Соби. Ведь я — уже посмел.

Думаю, теперь брат считает, что я его предал, это без труда читается в его потрясенном взгляде. Предал все то хорошее, того Рицку, каким он знал меня с младенчества. Но проблема в том, что я не помню первые десять лет своей жизни. И — никогда не думал, что скажу такое — амнезия помогает мне сейчас не так мучиться угрызениями совести, когда я выбираю не брата, а Соби. Соби, который нашел в себе достаточно смелости, чтобы поступить так, как я сказал:

— Пускай же тех, кто в собственной защите привык лишь полагаться на себя, другим не веря, общность отрицая, — опять он про общность. Ну не в ней же дело! Я отвлекаюсь на то, что досадую на недогадливость Соби, и не сразу замечаю, что он запинается и договаривает заклинание с заметным усилием. Почему? — Безмолвие настигнет и падет неотвратимо, бессмысленно же правду отражать.

А заклинание все же хорошее получилось. Сеймей издает полузадушенный возглас, его боец кричит бесполезное, по сути: «Защита!» — но мне отчего-то кажется, что атака не настолько успешна, как могла бы быть.

Хотя почему «кажется»? На Сеймее нет оков. И даже если предположить, что часть заклинания он поглотил, как с куполом, защита не сработала, я сам видел. Тогда в чем дело?

Тут я вспоминаю, что мне так не понравилось в самой атаке. Упор на общность, которая у них на самом деле есть, просто мне такой общности не понять. Конечно, это несколько снизило силу удара — сместило акцент.

Но ведь еще была заминка в заклинании. Он запнулся. Первый раз запнулся посередине атаки.

— Соби, — повернись, почему ты стоишь и не смотришь в мою сторону? Да что происходит-то? — Что случилось?

Он оборачивается ко мне через несколько томительных секунд, и я сразу понимаю что. И чья это вина, понимаю тоже.

Моя. Ведь я знал, что имя у него на горле — больше, чем просто буквы. Знал и мог предположить, во что выльется мое решение метить в брата. Намокшие от крови бинты только подтверждают мою запоздавшую правоту.

Соби же направил заклинание в свою жертву. И кровотечение — плата за то, что сейчас он стоит в паре со мной, а не с ним. Но если так продолжать и дальше… а иначе нам не победить… кровоточить оно не перестанет, только сильнее будет. С каждым произнесенным заклинанием, с каждым разом, когда он предает свою жертву.

Связи ведь не важно, что изменило время и что у Соби теперь есть я. Связь — нить, которую Соби беспокоит своими действиями, нить натягивается, и вот она, отдача. Но он же не умрет, нет? Я не хочу так. Я вообще не хочу, чтобы кто-то страдал.

Бинты уже мокрые насквозь. Кровотечение не останавливается, хотя Соби уже ничего не предпринимает против Beloved. Что мне сделать? Ну что?!

Я знаю что. Надо все это прекратить. Немедленно прекратить. Ну ее, эту победу, Соби мне дороже. Сейчас так и скажу Сеймею. Вот только выясню, что все нормально, и скажу.

— Соби! — подлетаю к нему, забывая и про место жертвы в Системе, и про то, что мне лучше не высовываться, когда тут такие разборки пошли.

А вот Соби все прекрасно помнит и пытается меня успокоить. Да какое там, что я, слепой, что ли?

— Рицка, все нормально.

— Какое «нормально»?! Ты себя в зеркало видел? Упадешь же сейчас, ну что ты головой качаешь? У тебя сильное кровотечение, вон, бледный весь, и бинты…

— От этого не умирают, — равнодушно произносит Сеймей, точнее, прилагает усилия к тому, чтобы говорить нормально — это из-за нашего заклинания. Тут уж я вспоминаю, что мы все еще в Системе. Что своим поведением я только что поставил нас в уязвимое положение, а бой еще не окончен. Идиот тут определенно не Соби, а я. — Посмотри на него, Рицка. Внимательно посмотри.

Смотрю. Вижу, что бинты давно пора сменить и пришпилить новые, хорошо, если не в два слоя. И спать его уложить, потому что потеря крови — не шутки. Хватит уже с Соби на сегодня. Но ведь это явно не то, к чему ведет Сеймей.

— Агацума сейчас не сможет тебя закрыть, кроме того, он слаб и, что уж точно ни в какие ворота не лезет, тебе не подчиняется. Ну? Нужен такой боец? — поскольку я отграничиваюсь выразительным взглядом, в котором можно прочитать все, что я думаю по поводу его слабости и уязвимости, а главное — нужности, брат продолжает с нажимом, очевидно, чтобы достучаться до меня и моего упрямства: — Если бы противники не беспокоились о том, чтобы тебя не трогать, вас бы уже размазали по стенке. Когда боец не может защитить жертву в реальном, а не тренировочном бою, с ней не церемонятся и добивают на месте. Благородных нет, запомни это.

— Соби, — мне все равно, как там все происходит в реальных боях. Этот бой тоже реален. А уж результат… — Соби, скажи что-нибудь, — выходит жалобно, но спрашивать его, все ли нормально, означает получить кивок и уверения в прекрасном самочувствии. Мне такого его самовнушения не надо, я сам все вижу.

— Рицка, вернись, пожалуйста, на место.

— Что? — от неожиданности на мгновение теряюсь. Я совсем не этих слов от него ожидал!

— Поединок еще не окончен, и атака — за ними, — спокойно повторяет Соби. — Так что встань назад, пожалуйста.

Я секунду смотрю на него, а потом усмехаюсь. Нет уж.

И я вполне понимаю, что творю, когда действительно занимаю свое место. Только не системное, а вправду свое. Впереди него. И наконец перевожу взгляд на них.

Сеймей быстро подходит к Акаме вплотную и что-то шепчет на ухо. Видимо, голос все еще не восстановился — ведь наше заклинание, как ни крути, им полностью отразить не удалось. Вид у брата при этом такой, что я передергиваю плечами. На его лице блуждает очень нехорошая улыбка, такая, которая никогда не была адресована мне. Он, по-видимому, заканчивает со своими инструкциями и возвращается в исходную позицию. Теперь улыбаются уже оба. Что они задумали?

Я надеюсь уловить смысл атаки, когда Нисей будет читать заклинание, и что-то посоветовать Соби на ходу. Шансов, что мне это удастся, мало, но они есть.

И в конце концов, я могу просто верить в то, что у нас все получится. Только, как выяснилось, этого крайне мало. Тем не менее, все равно стану проговаривать это про себя. Лишним точно не будет.

Но Акаме, то ли предвидя, что я постараюсь вслушиваться в его атаку и понять ее направленность, то ли по договоренности с братом, ничего не произносит вслух, только выбрасывает вперед ладонь и шепчет заклинание, так что отсюда ничего не слышно. И иероглифы с его пальцев срываются не яркими вспышками, а бледными призраками — ни начертаний, ни смысла мне уловить не удается.

Ну почему я не умею читать по губам! Надеюсь, Соби поймет, что это за заклинание. Я ведь даже сказать, что это нечестно, не могу: в самом деле, нет, наверное, такого правила, что ты должен слышать, чем в тебя бьет противник.

Соби тоже понимает, что отражать сейчас придется непонятно что, и, то ли чувствуя, что я нервничаю, то ли растерявшись, лишь решительно отталкивает меня в сторону, с пути яркой вспышки. А затем вскидывает руку в защитном жесте и вроде бы даже пробует отрицать атаку, но слишком поздно: драгоценные мгновения упущены.

Я жду, что на мне сомкнутся сияющие оковы — ведь мы пропустили заклинание, даже не отразили толком, — но этого не происходит. Не происходит вообще ничего из того, к чему я привык. Я все еще свободен, ни на руках, ни на горле нет тяжеленных браслетов, а вот Соби…

— Соби! — это даже не крик, это просто отчаяние. Дикое и такое, что, пока не оформится в возглас, не утихнет.

А мне есть от чего испытывать такие эмоции: вспышка, прорвав тонкую пленку защитной сферы, ударяет Соби куда-то в плечо. Он пару секунд стоит прямо, а потом падает, так и не опустив руки. Я подбегаю к нему и успеваю принять в кольцо своих рук, заглядываю в лицо: глаза закрыты, губы не шевелятся, нащупываю слабый пульс… Дышит. Еле слышно, но дышит.

Никогда, никогда я не видел, чтобы после заклинаний Соби терял сознание. И это не от кровопотери, это другое. Это из-за Акаме, черт бы его побрал!

— Что ты с ним сделал?! — я поднимаю голову и смотрю прямо на Нисея. Тот возмущенно тычет пальцем через плечо на Сеймея.

— Чего ты мне-то претензии предъявляешь? У него спрашивай.

— Акаме, сворачивай Систему, — практически одновременно с этим командует брат уже нормальным голосом. — Представление несколько затянулось и перестало быть забавным.

Я делаю глубокий вдох, а в следующую секунду очертания Системы блекнут.

Над парком вовсю светит солнце, и это так контрастирует с системными цветами, точнее, с их отсутствием, что я зажмуриваюсь. А когда открываю глаза, Сеймей стоит рядом и брезгливо смотрит на Соби.

— Вот чего на проверку стоит этот боец, — брат переводит взгляд на меня, и интонация меняется: — Не переживай так, Рицка. Когда у тебя появится природный, ты никогда не попадаешь в подобную ситуацию. А о том, как обращаться с бойцами, я тебе еще расскажу.

— Что вы сделали? — меня как заело, не могу спрашивать о чем-то другом. — Что?

— Я просто показал Агацуме его место, — на Сеймея мои крики впечатления не производят. — А то больно зарывается. Это его научит не мыслить о себе больше, чем он есть. Так что, идем домой?

— Иди куда хочешь, — у меня на глаза наворачиваются слезы. От бессилия. Позорище, прямо как девчонка. Хуже всего, что брат это видит. — Я остаюсь с ним.

На лицо Сеймея набегает тень. А чего он ожидал? Что я брошу Соби и вправду пойду с ним?

— Ты просто привязался, — он еще раз меряет нас взглядом: меня, держащего Соби в объятиях, и его, не подающего признаков жизни. — Это пройдет. Теперь, когда ты знаешь, чего стоит Агацума, ты навряд ли встанешь с ним в пару в следующем поединке. Опасно держать при себе бойца, который может подвести в любой момент.

— Сей, оставь его, — неожиданно вмешивается Нисей. — Сам прибежит. Просто он еще не понял, что за спиной у Агацумы прятаться небезопасно.

— В таком случае, привыкай, Рицка, что на чистых бойцов полагаться не следует. Не думаю, что тебе это понадобится, скоро должно проявиться истинное имя — пора уже, но тем не менее. Поскольку ты не хочешь сейчас идти со мной и, видимо, несколько обескуражен, я не буду на тебя давить. Приходи, когда немного пообвыкнешься с ситуацией. Акаме, пошли.

— Счастливо оставаться! Или несчастливо, — фыркает его боец.

И они уходят. А я остаюсь посреди парка с Соби, который дышит по-прежнему слабо, и полным непониманием того, что делать дальше. Ситуация — лучше некуда. Добавить к этому то, что, если я немедленно что-то не придумаю, у него есть все шансы истечь кровью у меня на руках, и будет вообще все замечательно.

Спасибо, Сеймей, ты мне сделал очень запоминающийся приветственный подарок. Понять бы еще, как его теперь до дома донести и не разбить. У нас вообще с сюрпризами в последнее время как-то не складывается: то кошмар наведенный, то библиотека и «Рицка, я вернулся!», теперь вот такая… выходка.

Надо что-то с этим делать, а то масштабы деятельности брата по возвращению меня домой приобретают пугающий размах.

Привести Соби в чувства мне по-прежнему не удается: я уже и за плечи тряс, и по щекам ладонью легонько бил, что еще делать, не знаю. Пройти, что ли, курсы скорой медицинской помощи, раз я постоянно с этим сталкиваюсь? Глядишь, в следующий раз предприму что-то порезультативнее, чем собственные истерики.

Так, спокойно. Худшее, что сейчас можно сделать — это поддаться панике. Мне это совсем не нужно, мне еще Соби до дома как-то тащить, если сам не очнется. Да даже если очнется.

Если подумать, нечто подобное уже было однажды после его поединка с девчонками-Зеро, о котором мне как обычно не сообщили. Я вспоминаю и как снова и снова набирал его номер, и как он ответил, думая, что это Нацуо, и как не хотел, чтобы я видел его таким, и как я нашел его у тех вышек. А потом подоспели Зеро.

Но не звонить же сейчас Нацуо и Йоджи. Они уже тогда недвусмысленно дали понять, что до подобного состояния Соби довел я, и никто другой. Что жертва не должна отходить от бойца и всячески ему помогать. И вот он я: сидеть-то рядом сижу, а вот помочь не могу.

Кроме того, тогда все выглядело несколько иначе, да и видимые повреждения были. А сейчас ни царапины, если не считать кровоточащего имени. Просто я волнуюсь за Соби и мне очень страшно. Определенно, не те чувства, которые могут принести какую-то пользу.

— Рицка!

Этот запыхавшийся голос я узнаю не сразу, а лишь когда перед глазами возникает обеспокоенное лицо Кио, опустившегося на корточки рядом с нами и одним движением откидывающего с глаз намокшую челку. Бежал, что ли?

И что он здесь делает? Кажется, я уже задавал сегодня этот вопрос.

— Рицка, что?.. — тут Кайдо замечает промокшие бинты, потому что всплескивает руками, и голос сразу делается потерянным:— Что случилось? Кто это его так? И чем? Ничего не вижу… — он тянется к бинтам, и я тут же реагирую однозначным:

— Не трогай.

Кайдо поднимает глаза, читает, по-видимому, что-то в моем лице, потому что послушно опускает руку без дальнейших споров.

— Ладно, не буду. Я только хотел посмотреть, с чего у него там все… такое. Но если ты догадываешься, в чем дело, то не буду. Успокойся.

Не догадываюсь, Кио. То есть про бинты не просто догадываюсь, а знаю точно, а вот остальное мне неизвестно. Но я обязательно все выясню.

Кайдо то ли тоже нервничает, то ли ни минуты не может посидеть тихо. Он, памятуя о моей реакции, к Соби больше не прикасается, пытается осмотреть его так. Для этого ему приходится встать и обойти нас несколько раз, при этом он то и дело заглядывает мне через плечо и сетует вполголоса на тех, кто «всегда находит себе приключения на свою за… заумную голову». А я еле сдерживаюсь от того, чтобы не закрыть уши.

Просто после времени, проведенного в Системе, все звуки кажутся мне излишне громкими. И монотонное бормотание над ухом крайне раздражает. Но попросить Кио замолчать, как и прекратить мельтешение, я не могу: это невежливо, и вообще, он тоже беспокоится о Соби.

А это даже забавно. Он его друг, но Соби Кио таковым считает с большой натяжкой. А я его жертва, которая на самом деле — неуч и неумеха. Интересно, у кого из нас больше прав беспокоиться?

— Рицка, ну с кем вы там опять сцепились? — по новой начинает Кайдо, так и не дождавшись от меня ответов на предыдущие вопросы. — Что ж за невезуха такая у человека, вечно во что-нибудь влипает. А ты тоже… не мог отговорить, что ли? Знаешь же, что Со-тян вечно лезет, куда надо и не надо… А потом побитый ходит и на все вопросы: «Все нормально» или «Это тебя не касается». Хоть бы ты его надоумил, раз он больше никого не слушает.

— Кио, — очень серьезно говорю я, и поток жалоб на время приостанавливается, — можно я не буду тебе врать?

Он мельком смотрит на меня, прежде чем снова перевести взгляд на Соби.

— Конечно.

— Тогда не задавай вопросов.

— Я… — он, видимо, хочет возразить, что и так мало что спрашивает, но вовремя спохватывается. Да, Кио, ты действительно сыплешь вопросами последние пять минут. Рад, что ты это наконец заметил.

— Хорошо, — произносит Кайдо с завидным усилием. — Если ты считаешь, что так будет лучше.

— Лучше.

Похоже, я его обидел. Отвернулся, сидит, кисти шарфа переплетает и опять развязывает. Все-таки он совсем не похож на Акаме: тот только изображает незаинтересованный вид. Кио в этом плане куда проще: он действительно считает, что если его вот так спровадили, как я сейчас, значит, нужно отойти и не мешаться. Проще-то проще, только мне от этого паршиво.

И хоть ситуация не располагает к тому, чтобы еще и в его мнимые обиды вникать, осторожно тяну Кио за рукав пальто. Я тоже хорош, нашел время ругаться. Он же помочь хочет.

Вопреки ожиданиям, Кайдо поворачивается почти сразу, и, не успеваю я рта раскрыть, выдает:

— Обидеть не хотел, послать далеко и надолго — тоже, что не в свое дело нос сую — и не думал даже. Я что-то упустил?

— Нет, — от того, что мои извинения поданы таким образом, я несколько теряюсь, а потому говорю правду: — Просто я действительно не смогу рассказать… и объяснить… да и не до того сейчас.

— Согласен, — кивает Кио. — А на объяснения я не напрашивался. Меня вполне устроит, если с ним просто все будет в порядке.

Если это и полуправда, то искренняя. В то, что ему ни капельки не интересно, что тут у нас происходит, я в жизни не поверю, но что он согласен повременить с расспросами — вот за это спасибо. Большое и человеческое.

— Не хотелось бы, чтобы ты думал, что я опять тебя достаю, — замечает он, по-прежнему глядя на Соби, — но тебе не кажется, что из парка пора переместиться куда-то в более подходящее место? Домой к нему, например? Там и перебинтовать можно, я скорую вызову, если Соби лучше не станет.

— Никакой скорой, — толку-то с нее. Можно подумать, их врачи нам что-нибудь диагностируют. — А насчет того, что пора отсюда уходить, ты прав. И так уже… засиделись. Вроде до автобусной остановки недалеко. Подсобишь?

— Какая остановка! В автобусе вопросов не оберешься, в чем дело да что с ним. Тебе оно надо? — качаю головой. — То-то и оно. Жди, я сейчас такси поймаю, до машины вместе дотащим.

Он возвращается меньше чем через пять минут, и вдвоем мы действительно довольно быстро устраиваем Соби в такси. Один я бы так хорошо не справился, ведь, если честно, всю транспортировку по большей части взял на себя Кио, я же только рядом на подхвате крутился.

Таксист обозревает нашу живописную группировку и недовольно интересуется:

— Что это с ним?

Пока я соображаю, как бы потактичнее ответить и отвязаться, ситуацию берет в свои руки Кио:

— О, ничего страшного, — он широко улыбается, открывая переднюю дверцу. — Просто перебрал малость: сегодня сессия закончилась, вот, сидели, отмечали. Пьет этот отличник редко, но метко, так что его быстренько и сморило.

— Ладно, садитесь, — машет рукой водитель. — Но если он мне салон изгваздает…

В прошлый раз таксист тоже интересовался насчет сохранности обивки. Неужели это действительно все, что их волнует? Впрочем, нам же лучше: меньше вопросов.

— Ни в коем случае, — качает головой Кайдо, и улыбка на его лице становится ласковой, как у мамаши, умиляющейся на свое чадо. И хотя эта улыбка тоже имеет свой подтекст — успокоить и отвести подозрения, — от нее меня не передергивает. — Вы только посмотрите на него: спит как ребенок. Он даже не проснется. Кроме того, нам недалеко.

Время в пути проходит незаметно. Кажется, только я удобнее устраивал голову Соби у себя на коленях — и вот уже машина тормозит около его дома. Торопливо лезу в карман за наличными — там на карманные, поэтому немного, но с учетом того, как мало я трачу, должно хватить, — и натыкаюсь на взгляд Кио, который уже держит в руках нужную купюру.

— Убери это, — он расплачивается с таксистом и открывает заднюю дверь, чтобы помочь нам вылезти. — Чего ты меня перед людьми позоришь?

— Я мог бы сам…

— Сам бы ты даже машину взять не додумался, — отмахивается Кио. Теперь нам предстоит подъем по лестнице, ключи от дома я еще в машине достал, сейчас на это можно не отвлекаться. — И оплатить поездку на такси — это самое малое, что я могу для него сделать. Что я хотел бы сделать. Так, хватит разговоры разговаривать, открывай дверь — и на диван его. Аптечка на кухне, если я правильно помню его привычки. —Несмотря на по-деловому раздаваемые указания, до дивана мы транспортируем Соби все так же вместе под бесконечную колыбельную Кио: — Сейчас промоем, перевяжем… Обезболивающее там же, на полке, хотя толку с него, он же без сознания, а оно в таблетках.

— Да знаю я, — чего он мне элементарные вещи разжевывает?

— Знай, пожалуйста, не жалко, — Кио пропускает мимо ушей мой выпад и закрывает дверь, пока я поудобнее устраиваю Соби на диване. — Только мне проще подсказать, чем потом за тобой все переделывать. Ты бы себя со стороны видел — не ребенок, а привидение. Перенервничал, трясет всего.

Перенервничал, как же. Даже не начинал еще. Вот теперь, когда мы не в парке, а в знакомом месте, где не надо цеплять на лицо улыбку «ничего страшного, все в порядке», пожалуй, можно и отпустить себя, но… нет. Не сейчас.

Сначала нужно выяснить, что с Соби. Обычными методами тут не справиться — сам вижу. Остаются системные. Что там мне Нули успели наболтать? Что-то про силу, раз уж вариант с именем нам не подходит. Так, и что конкретно там было-то? Почему, когда надо что-то вспомнить, у меня в голове пусто? Не жертва, а наказание какое-то. И как Соби еще на стенку не лезет от моей профнепригодности?

А, вспомнил все-таки, надо почаще себя ругать.

Обмен силой, и как я сразу не догадался? Он ведь годится не только для поединков, но и для устранения их последствий. Учитывая то, что сегодня мне даже оков не досталось, силы у меня предостаточно, хоть отбавляй, чем я, собственно, сейчас и займусь, если пойму как.

Кажется, физический контакт как раз и обеспечивает то, что мне нужно. И как лучше? За руку его взять, или обнять, или что? Ладно, на месте разберусь. Вот прямо сейчас сяду и разберусь.

Только вот Кио очень мешаться будет. Ни к чему ему в такие тонкости вникать, опять вопросами заваливать станет, а мне уже как-то надоело угрюмо огрызаться в ответ, лишь подстегивая этим его интерес. Проще предупредить подобное, чем потом гадать, как потактичнее отмолчаться.

И ведь просто так выгнать Кайдо уже не получится: вон он, в дверном проходе с бинтами и аптечкой замер, вид участливый.

— Короче, я тут принес все, что нужно, — с этими словами он сгружает это «все» на диван. — Сам справишься? Или помочь чем?

Все-таки Кио — очень удобный человек. Знает ведь, как я отвечу, но все равно спрашивает, вдруг я передумал. А я после той реплики в парке стесняюсь попросить его помочь мне с бинтами.

— Не надо, справлюсь.

— Ну тогда я пока чайник поставлю, — пожимает он плечами, ничуть не удивившись моему отказу, — а то не нравится мне твой вид.

— Спасибо.

Пользуясь тем, что Кио сейчас нет в комнате, обрабатываю шрамы и быстро меняю бинты на принесенные, на всякий случай сделав слой поплотнее. С прогнозами я ошибся: кровотечение стало слабее. Чуть-чуть, но и это хорошо. Так, теперь — самое главное.

Осторожно беру Соби за руку, ладонь ледяная. Машинально растираю его пальцы и, покосившись на дверь, подношу к губам, согревая дыханием. Понятия не имею, как должен происходить обмен силой в таких ситуациях, а потому действую наугад, обычно у меня неплохо получается.

Я закрываю глаза, концентрируясь на ощущении его пальцев в моей ладони, и силюсь представить нить связи между нами. Ничего, естественно, не выходит. Ну а кто сказал, что это будет так просто и с первой попытки? Удача сегодня явно не на моей стороне, а вот упорство, как обычно, не оставляет: его из меня вообще, наверное, не выбьешь.

Подумав пару минут, меняю подход на еще более оригинальный: теперь я пытаюсь увидеть Соби внутренним зрением. Не как очертания фигуры, а просто как что-то, о чем я буду точно знать: это Соби. Если задумываться о том, что это должно быть, ничего не получится, образ должен прийти сам. Не знаю, откуда мне это известно, просто чувствую.

И образ действительно приходит, совершенно обычный и очень простой: это небольшая ярко-синяя светящаяся точка. К ней-то я и пытаюсь протянуть нить связи, и теперь, когда я знаю, вижу куда ее вести, у меня получается. Тонкий сияющий луч направляется к точке и, помедлив, сливается с ней. Есть.

Это напоминает мне задачки по математике про пункты A и B и всякие пароходы-катера-моторные лодки, которые непременно туда-сюда ходят с разными скоростями то из одного пункта, то навстречу друг другу. В зависимости от формулировки и исходных данных, в них обычно предлагается узнать либо скорость, либо время, либо расстояние.

Наша задачка вообще простенькая, если подумать: едет всего одна лодка. Только вот неизвестных в ней полно: ни скорость, ни длину маршрута я рассчитать не могу, значит, и время в пути мне тоже не вывести.

Моя лодка вдоль луча сейчас движется крайне медленно, и я не понимаю, в чем дело. Если верить тому, что вижу, все сделано правильно. Связь есть, значит, и обмен силой можно «перевозить» на лодке по нити, как по реке. Тогда почему не получается? И почему ладонь Соби такая тяжелая, почему рука у меня опускается, выпуская сжатые пальцы?

Может, контакт слишком слабый? В самом деле, сжать ладонь, наверное, недостаточно, этак я очень долго буду пытаться что-то передавать. Не открывая глаз, ложусь, устраиваясь рядом и обхватывая Соби поперек груди, и жду, изменится ли что-нибудь. Должно же, раз площадь соприкосновения теперь больше.

Так, лодка движется уже быстрее, повеселее у нас все пошло, вот и замечательно. Только вот глазам становится горячо-горячо, лицо тоже горит, и вообще я как-то странно себя чувствую. Будто и сам тоже плыву куда-то с этой лодкой, только понятия не имею куда.

Нить мерцает все сильнее, пока не становится яркой настолько, что я бы закрыл глаза, если б мог, но ведь это невзаправду, этого вроде как нет на самом деле — значит, и бежать некуда.

Под веками резко вспыхивает, а потом связь исчезает. Совсем. И лодка, соответственно, тоже. Ни маршрута, ни того, что я мысленно «перевожу». Темнота сплошная, только точка осталась. Нечестно!

Так ведь не должно быть, да? «Рисую» нить заново, но точка, к которой я ее веду, отдаляется все дальше и дальше, пока вовсе не исчезает. Что за ерунда, получалось же до этого!

Темнота становится абсолютной, и у меня больше нет сил ей сопротивляться.

— Рицка, ты еще с нами?

Кто-то очень осторожно трясет меня за плечо. Зачем, зачем он меня дергает? Ведь со мной же все хорошо, ну чего ему надо? Кажется, именно это я спрашиваю у Кайдо, который ставит чашку с чаем на столик и обеспокоенно смотрит на меня.

— Слушай, это не дело, — категорично заявляет он. — Сначала Соби без сознания не пойми с чего, теперь ты у меня на глазах отключаешься.

— Кио, ты ничего не понимаешь.

Я что, сознание потерял? Что еще мне Кайдо интересного расскажет? Может, и Соби уже очнулся? Хорошо было бы, но понятно же, что нет.

— Конечно, — фыркает он, — куда уж мне.

— Я не это хотел сказать, — поспешно исправляюсь я.

Голова тяжелая, как после тех бессонных ночей, когда Сеймея не было рядом, и мама грозилась вынести дверь в мою комнату. Шпингалет дрожал, она барабанила кулаками по косяку, так что оставалось только сидеть спиной к двери и слушать ее несмолкающие крики, боясь, что затвор не выдержит.

— Просто так надо — и все.

— Что «надо»? Похоронным настроениям предаваться? — он кивает на нашу живописную композицию на диване. Только тут я задумываюсь, как это, должно быть, выглядит со стороны. Но Кио и так про нас многое знает и вряд ли не догадывается о том, сколько Соби для меня значит. — Ты или ребенок, или взрослый, и я сейчас не про возраст говорю. Судя по тому, что я видел и как ты за него трясешься, второе. Вот и веди себя соответственно, если взрослый.

— О чем ты? — мне совсем не хочется поддерживать этот разговор. Хочется побыстрее отделаться от Кайдо и разобраться, что происходит.

— Включись уже и признай, что не можешь справиться с ситуацией. Раз не можешь сам, так хотя бы от помощи не отбрыкивайся: ему же хуже делаешь, — Кио тоже надоедает меня убеждать. — Давай, хватит дурить, я вызываю скорую, им лучше знать, что с вами за ерунда творится.

— Кио, да не помогут они. А мы… Мы сами справимся, правда. Ну чего ты распереживался? Я знаю, в чем дело, я ему помогу, завтра, максимум послезавтра, уже бегать будет, — стараюсь говорить уверенно, потому что иначе мы так до утра препираться будем, а мне это совсем не нужно. — Ты иди домой и не беспокойся за нас, все будет хорошо.

Он не выглядит убежденным. Какая досада.

— Нет уж, беспокоиться или нет — я сам решу, спасибо, — несколько раздраженно откликается Кайдо. Видимо, понял, что его внаглую выставляют и при этом ему так же нагло лгут. — А ты не пробуй мне больше врать, честно тебе скажу, скверно выходит, — он извлекает из кармана мобильный телефон и откидывает крышку. — В общем, я тебя послушал, но врачей все равно вызову. Сам же потом спасибо скажешь.

И это его я собирался переупрямить? Как же. Не в этой ситуации. И не в моем состоянии — это я понимаю, когда слезаю с дивана и бреду в направлении Кио. Меня изрядно шатает, и в ногах поселилась предательская слабость. Сил хватает только на то, чтобы закрыть крышку, обрывая набранный вызов, и умоляюще посмотреть ему в глаза.

— Кио, ну не нужно, пожалуйста. Они правда не помогут. Возвращайся домой, я тебе позвоню, когда его состояние изменится. Ну что тебе, всю ночь с нами куковать? Выспись и утром приходи, — надеюсь, до того времени Соби придет в себя и подскажет, как лучше всего реагировать на любопытство Кио. Или же сам ему что-нибудь наплетет.

— Значит, выгоняешь, — он сердито одергивает рукав джемпера. — Ладно. Насчет него я все понял, хотя лучше бы сюда все же медиков, но раз ты так настаиваешь... А сам-то как? Ты, знаешь ли, не выглядишь сейчас как образец здоровья.

— Со мной все хорошо. Перенервничал, ты же сам сказал, — моя натянутая улыбка навряд ли обманывает Кайдо, потому как он качает головой. Почему сегодня у меня ничего не получается? Добавляю в голос настойчивости, еще немного, и там появится нетерпение: — Иди уже. А я ему помогать пошел. Дверь просто захлопни, я потом на замок закрою, хорошо?

— Хорошо, — коротко откликается он и шумно выдыхает, показывая, что устал бороться с моим упрямством.

С облегчением вижу, как Кайдо разворачивается и в самом деле идет в прихожую. А я возвращаюсь к Соби и устраиваюсь в том же положении, что и до этого. Я настойчив и упорен — это мы уже выяснили, значит, сейчас все получится.

Привычная уже картинка синей точки и сияющей нити связи, которую я без труда подвожу к ней. Видимо, в прошлый раз я подсознательно ожидал, что в комнату войдет Кио, и не мог сосредоточиться, теперь все иначе. Он сейчас уйдет, больше меня ничто не отвлекает.

Я даже не сразу замечаю, что нить снова исчезла, но на этом сюрпризы не закончились: точка теперь не одна, их три… пять… семь. Какая из точек — Соби? Как понять, куда вести нить?

Пробую выбрать наугад, потому что никакая точка не ощущается как родная, ошибаюсь, пробую заново. А число точек все увеличивается. Если даже проверять их все… с учетом того, как быстро растет их количество, я просто не успею.

У меня учащается дыхание, а еще в ушах гудит так, как будто я случайно попал на аэродром — во всяком случае, звук очень похож. Еще бы он не был таким громким, и я смог бы продолжить перебирать точки в поисках нужной. Но звук не прекращается, он переходит в противный писк, я теряю концентрацию, пропадает сначала нить, потом гаснут одна за одной и точки-обманки.

Мир медленно меркнет, и я проваливаюсь в темноту.

— Рицка! Да Рицка же! — у меня дежавю. Он уже тряс меня сегодня за плечо и спрашивал, что происходит. Значит, не ушел, да? Он же собирался уходить! — Чтоб я еще раз тебя послушал! Надо было звонить — и все. А я, дурак, решил, что ты знаешь, что делаешь… Рицка, ну, скажи что-нибудь, — жалобным тоном просит Кайдо, а я никак не могу уловить смысл его реплик. Слова слышу, но в предложения они не складываются. И голос его звучит как-то тихо, будто издалека. — Ну чем тебе помочь? В больницу вас отвезти, да? Симптомы какие, кроме головокружения и постоянных обмороков? Что мне по телефону-то сказать? Рицка, не смей отключаться, пока я не вытряс из тебя, как вас вытаскивать из той за... замечательной ситуации, которую я имею счастье наблюдать сейчас!

— Не надо... больницу…

Слова выходят с трудом, мне все тяжелее сосредотачиваться на его голосе. Сознание куда-то уплывает, и я, не думая, распахиваю глаза, чтобы остановить ускользающую реальность. Зря я это сделал: изображение нечеткое, лицо Кайдо расплывается, так что лучше зажмуриться и больше таких глупостей не повторять. Лучше вообще ни о чем не думать, тогда этот писк в ушах прекратится.

Какая больница, в самом деле… представляю, какие у них будут лица… Это ведь вообще черт-те что даже по системным меркам, так не должно быть. Сейчас я встану. Сейчас мне перестанет быть так плохо, встану и попробую что-то другое, раз от этой нити у меня такая реакция, что еще немного — и сам как Соби валяться буду, то-то Кио радость… Он все еще про больницу тараторит. Больница, как же, если уж помощь, то в «Семь лун» обращаться, и то неизвестно, знают ли там что-то или нет. Только бы прекратился этот писк, я же оглохну сейчас, я больше не могу, я больше не…