Мои желания. Его возможности

[sans-amour]

Мои желания. Его возможности
Автор: Скай
Пейринг: Соби/Рицка. Сэймэй мимо пробегал.
Рейтинг: PG-13
Жанр: романс
Дисклаймер: не мое и не претендую
Предупреждение: манга не учтена
Размещение: только мне скажите?

Я лежу и слушаю.
Бульканье воды в чайнике. Звяканье посуды. Твои кошачьи шаги.
Глаза открывать не хочется.
Дома я так никогда не просыпался. Дома утро всегда начиналось с того, что я резко приходил в себя, будто внутри срабатывала какая-то собранная всю ночь пружина. А у тебя каждый раз, как из-под воды всплываю.
Шорох шагов прекращается, и я все-таки разлепляю веки. Ты стоишь в дверях, прислонившись к стенке, и с улыбкой меня рассматриваешь. Рукава тонкой черной водолазки поддернуты выше локтей, волосы собраны в хвост высоко на затылке, на поясе длинный темно-зеленый фартук, который тебе ужасно идет. Глаза за круглыми стеклышками очков смотрят так изучающе ласково, словно сегодня с утра ты впервые обнаружил меня в своей постели. От этого делается до такой степени неловко, что хочется спрятать голову под подушку.
- Разбудил тебя? Прости.
Ты перестаешь ощупывать меня взглядами, отрываешься от стенки и садишься рядом на кровать.
- Нет, Соби… - голос хриплый со сна, я откашливаюсь.
Внезапно ты наклоняешься вперед и проводишь кончиками пальцев по моей открытой руке, от запястья к локтю. Я даже дышать перестаю. В груди делается горячо и тесно. Хочется то ли отпрянуть, то ли скинуть одеяло, обхватить тебя ногами и руками и повалить на кровать, пока не опомнился.
Пока я мучительно соображаю, можно ли это делать, ты прекращаешь изводить меня своими мягкими ладонями. Легонько тянешь за большой палец и поднимаешься на ноги.
- Тебе какой чай?
Ты по утрам пьешь черный кофе.
- Я хочу кофе.
Уголки твоих губ невольно дергаются вверх, ты смотришь так прямо, что хочется закопаться в простыни и стать таким маленьким-маленьким...
- Хорошо, Рицка.
Отворачиваешься и исчезаешь на кухне. Я спускаю ноги на прохладный пол, все еще кутаясь в одеяло. Кажется, никогда не научусь переодеваться при тебе.
*
За завтраком обнаруживается, что запасы кофе у нас - ни к черту. Остатков хватает как раз на две чашки: маленькую, почти без воды, - для тебя, и мою, с горячим молоком и сахаром. Отпиваю недоверчиво, но вкус приятный. Совсем не та обжигающе горькая гадость, которую я незаметно отхлебнул из твоей чашки на днях.
В окно отчаянно светит солнце, из форточки сквозь домашние запахи пробивается уличная свежесть. Ты бросаешь на меня несколько внимательных взглядов поверх своего кофейного наперстка.
- Пойдем сегодня гулять?
- Угу. Только кофе сначала купим.
Улыбаешься.
- Тебе так понравилось?
- Да не знаю... Просто вдруг мы забудем, и тебе завтра утром будет нечего пить?
Ты коротко моргаешь, будто я тебя приятно удивил. С трудом подавляю желание выпалить что-нибудь укоризненное. У фразы «Соби, прекрати» в такой ситуации только один эффект: ты начинаешь переживать и хмуриться, не понимая, что именно следует прекратить, я - злюсь и путаюсь в словах. По-моему, мне так ни разу и не удалось членораздельно объяснить тебе, почему забота – это обычная часть отношений. Но, Соби. Мы же не сможем мучиться так всю жизнь. Когда-нибудь ты привыкнешь. Я, по крайней мере, надеюсь на это.
Мы успеваем вымыть посуду, одеться и выйти из дома, когда я все-таки заставляю себя отвлечься от всех этих мыслей. Уж лучше витрины буду разглядывать, а то еще начнешь допытываться, что там меня беспокоит. Школа это, или мама, или Нули опять что-то сболтнули... "Меня беспокоишь ты, Соби. Вот уже почти год, как меня беспокоишь ты один. Перестань, пожалуйста, говорить "спасибо" за каждую мелочь, привыкай, что я тебя тоже люблю, и пойми, что я не ребенок!"
Ох, нет.
Вот, к примеру, спортивный магазин. Что там у нас продается?
Рюкзаки, ракетки, белые халаты для айкидо... Пара каких-то странных ботинок на колесиках. Два спереди, два сзади, на пятке пластмассоый тормоз. Это для чего такие?
Ты замечаешь, что я остановился, подходишь ближе и склоняешься над моим плечом. Льняные пряди соскальзывают по моей щеке, как шелковые. Обожаю это ощущение. Только... вот когда лежу на кровати, как распластанная морская звезда, почти раздетый, и умираю под твоими струящимися по всему телу поцелуями - вот тогда особенно обожаю. Почему переодеть майку при тебе стыдно, а это - нет? Вроде, наоборот должно быть...
- Что там?
"Где?" - чуть не переспрашиваю я тупо. Хорошо, что тебя в твоей варварской школе не научили мысли читать.
Торопливо киваю в сторону колесных ботинок, и ты вдруг садишься рядом со мной на корточки.
- Хочешь такие?
Господи...
- Нет, Соби, спасибо. Я даже не знаю, как они называются.
Я старательно изображаю беззаботную улыбку, без надежды, в общем, что ты поверишь.
- Ролики, - ты легко и со вкусом выговариваешь эту кошмарную западную букву «л», от которой у меня язык каменеет и заплетается, - Это чтобы кататься по асфальту, как на коньках. Британцы изобрели.
Кажется, нрамотно обводить тебя вокруг пальца я уже умею. Осталось научиться говорить правду в глаза хотя бы иногда.
- Можем пойти кататься сегодня, здесь недалеко есть роллер-центр. Ролики можно взять напрокат.
Изумленно вскидываю на тебя глаза.
- Что, прямо сейчас?
- Если хочешь.
На тебе светлые, отглаженные брюки, темно-лиловая водолазка, пальто... Мне почему-то кажется, Соби, что такой костюм не слишком подходит для этих... Ну, в общем для них.
- Тогда идем за кофе, а потом переодеваться.
Ты поднимаешь брови.
- Соби, так тебе жарко будет! И штаны не отстираем, если упадешь.
Улыбаешься и одним гибким движением поднимаешься на ноги. Сейчас поблагодаришь...
- Спасибо, Рицка.
Опускаю голову и лезу рукой в твою сомкнутую ладонь. Я не буду приказывать. Ты должен перестать сам, должен привыкнуть ко мне.
Если бы я нашел человека, который сделал тебя таким, я бы, наверное, убил его на месте.
*
Дома ты долго роешься в шкафу, и, наконец, вынимаешь узкую темно-синюю майку и линялые джинсы. Не помню, чтобы ты когда-нибудь носил эти вещи, но выглядят они так, будто только что с гладильной доски.
Пока ты занят археологическими раскопками в гардеробе, я смотрю на твои запястья и локти. На ямку между ключицами, в проеме между воротом и бинтами. Какая у тебя матовая, светлая кожа, когда ты стоишь на солнце...
Я сейчас встану с места, подойду и поцелую эту ямку.
Да, прямо сейчас. Влезу руками тебе под майку, проведу ладонями по спине вверх. Всё сниму и всё брошу на пол, пусть мнется. Я хочу хоть разок тебя увидеть без всей этой одежды. Ну хотя бы до пояса...
Ты вытаскиваешь с полки тонкую куртку и поворачиваешься.
- Рицка, извини, что я так долго. Посиди еще минутку, я надену водолазку.
Закрываешь шкаф и уходишь в ванную.
Соби..
Я сжимаю кулаки и жмурюсь. Ну, разумеется, о каких поцелуях можно говорить, если мы даже раздеться по-человечески друг перед другом не можем? Все, больше никаких пряток по углам. Джинсы - значит, джинсы, пижама - значит, пижама. Кто-то же должен сделать этот первый шаг...
*
В спотивном центре почти никого нет. Наверное, потому, что утро. В зале с блестящим зеленым полом и прожекторами на потолке выписывают кренделя только два парня.
Нам почти сразу приносят две пары роликов. Когда они оказываются на прилавке бок о бок, я даже начинаю жалеть, что мы пришли сюда – так заметна разница в размере. Я знаю, что выгляжу еще младше, чем есть. Я хочу вырасти. Хочу избавиться от этих ушей. Чтобы ты больше не убегал в ванную после того, как мы... Как я... Я ненавижу этот шум воды и то, с каким невинным видом ты потом возвращаешься - как будто все правильно, как будто все так, как должно быть.
Затягиваю ролики покрепче и поднимаюсь со скамейки. Сегодня просто какой-то день тяжелых мыслей. Может, если ты будешь чаще видеть меня раздетым, станет проще? Может, дело не только в том, что тебя учили, что оставаться нельзя, но и в том, что я стесняюсь? Окей, я перестану. Лишь бы ты поверил, что можно нарушить правила и побыть со мной до конца. Лишь бы эта пропасть хоть немного закрылась.
Я отталкиваюсь коньком раз, другой, выезжаю в зал. Ощущения непривычные, но тело как-то само понимают, что нужно делать. Встречный воздух отдувает челку назад, трогает открытый лоб, и это очень приятно. Соби, кажется, я на них катался раньше! Хотя мамин Рицка раньше, наверное, делал еще много того, о чем я понятия не имею... Резко опускаю правую пятку, торможу и разворачиваюсь.
Ты едешь за мной по залу, сосредоточенно глядя себе под ноги. Спина и колени напряжены, волосы падают на лицо, очки сидят неровно – одна дужка отцепилась от уха, пока ты завязывал шнурки.
- Соби... - неуверенно зову я, ты поднимаешь голову, и тут же, потеряв равновесие, судорожно взмахиваешь руками, - Ой, прости!
Хмуришь брови, обхватив пальцами подбородок, внимательно следишь за тем, как я двигаюсь. Ты что… Ты стесняешься, что не умеешь кататься?
Подъезжаю к тебе в полном замешательстве, тоже, почему-то, засмущавшись.
Когда тебе исполнилось тринадцать, ты, наверное, вот именно таким был... Немного нескладным, слишком высоким, с порывистыми, не до конца рассчитанными движениями. Я тебя почти вижу: острые, выступающие под одеждой коленки и локти, резкие бугорки суставов на кистях рук, пепельные ушки. Спину и голову держишь очень прямо, подбородок немного выдвинут вперед. Волосы беспорядочным каскадом падают на лоб и на открытую шею… Вы уже были знакомы с Сэймэем тогда?
Останавливаюсь рядом и оглядываю тебя с головы до ног. Еще бы ты не падал, ты же назад отгибаешься...
- Соби, ты катаешься неправильно. Наклонись немножко вперед.
Ты улыбаешься, но о моем внезапно прорезавшегося колесном таланте тактично молчишь. Как хорошо, когда про воспоминания никто не спрашивает...
- Коленки согни… Не наступай на колеса сверху! Отталкивайся как… как будто пустую коробку хочешь ногой отпихнуть.
Ты делаешь несколько неуверенных шагов.
- Не выпрямляйся, а то назад упадешь. Осторожно!
Ты бросаешь на меня короткий взгляд через плечо. Да, Соби, я тоже умею быть наседкой.
Догоняю тебя, и мы едем рядом. Кажется, ты уже чувствуешь себя увереннее, потому что хищно наклоняешься вперед и набираешь скорость. Худые локти, запястья, ладони отталкиваются от воздуха, пальцы напряжены, подбородок выдвинут вперед. Челку отдувает назад, волосы мягко рассыпаются и вьются, как флаг. Воздух гладит открытый лоб. Тебе приятно? Готов поспорить, на лице у тебя сейчас эта «улыбка опасного человека», которая так смущает Юйко и выводит из себя Шинономе-сэнсэй.
Доезжаешь до конца зала и поворачиваешь – грациозно, мягко, так, что у меня по спине пробегает приятный холодок. Такой непривычный Соби... Поверить не могу, что десять минут назад ты еле стоял на этих коньках.
Засмотревшись на тебя, я слишком поздно замечаю прямо по курсу аккуратные ряды пластмассовых чашечек. И чужие сумки… Судорожно пытаюсь объехать их, но передние колеса на одной ноге цепляются за тормоз на другой. Я с грохотом валюсь на пол, обдирая левую ногу. Черт…
Ну разумеется, ты услышал. Сложно было не сделать этого…
Я даже конек высвободить из-под себя не успеваю, а ты уже рядом. Резко останавливаешься, волна светлых волос дергается вперед. Вид у тебя встревоженный.
- Рицка, ты цел?
Я сижу среди разбросанных в разные стороны фишек и потираю ушибленную коленку. Я-то цел, а вот самолюбие…
- Все нормально. Я на тебя смотрел, - зачем-то добавляю я, и тут же краснею до корней волос.
Ты моргаешь от неожиданности, а потом по лицу проскальзывает выражение такой гордости… мальчишеской? Ох, Соби, кажется, я рад, что свалился.
- Что с коленом? Можно я посмотрю?
Обхватываешь сустав кончиками пальцев и осторожно двигаешь коленную чашечку из стороны в сторону.
- Так больно?
- Нет.
- Закатай штанину.
- Соби, со мной все хорошо!
Смотришь укоризненно. Волосы на макушке растрепались, несколько прядей лежат неровно, как смешные круглые мостики. Ну, точно. Наседка.
Надуваю губы, но штанину все же закатываю. Кожа на колене содрана, вокруг наливается впечатляющий многоцветный синяк. М-да… А штанам хоть бы что…
Я лезу в задний карман джинсов за пластырем. Всегда ношу с собой парочку, на случай, если запасы в комнате иссякнут. То есть, раньше носил на этот случай…
Торопливо заклеиваю ссадину и вскакиваю.
- Рицка.
- Я же сказал, все хорошо. Давай кататься.
Ты еще некоторое время пристально изучаешь меня, потом тоже поднимаешься.
- Да, я невыносим, - говорю я за тебя так, что ты невольно улыбаешься. От уголков глаз разбегаются лучики-морщинки. Мне нравится, Соби, когда ты это по-настоящему.
*
Мы идем по нашей улице к дому. Солнце уже совсем низко, и такое яркое, что я головы не могу поднять. Ежусь и прячу нос в воротник. Ветра нет, но воздух какой-то пронизывающий. Сам под майку забирается, стоит немного выпрямить спину.
По правде сказать, Соби, мне хочется, чтобы ты взял меня на руки.
Я даже дыхание задерживаю от этой мысли, засовываю левую, свободную руку еще глубже в карман куртки и совсем опускаю голову.
Не просить же о таком. Вокруг людей полно, и ты устал. Я, по крайней мере, устал ужасно.
- Рицка?
Ты останавливаешься, разворачиваешь меня к себе и трогаешь за подбородок, чтобы я поднял голову. Глаза у тебя тревожные, и мне делается неловко.
Я мотаю головой.
- Замерз?
Я прячу обе руки в карманы, киваю, и ты тут же начинаешь разматывать и стягивать с шеи свой длинный, горчичного цвета шарф. Не слушая мое протестующее мычание, укутываешь меня в него, кажется, по самые кошачьи уши.
- Соби, ты чего! Простынешь ведь!
Ты улыбаешься, кладешь мне руку между лопаток и подталкиваешь пальцами вперед.
- Мы почти пришли.
Поджимаю губы, хотя под шарфом тебе этого не видно, и раздраженно дергаю ухом. Как себе самому, так почти пришли, а как я, так замерзну... Хотя в шарфе, и правда, теплее. И еще, он тобой пахнет.
Я иду с полуприкрытыми глазами, чувствую только этот твой запах и твою руку у себя на спине. Так приятно… Мы поворачиваем за угол и уже заходим в наш двор, но ты внезапно останавливаешься. Так резко, что я, по инерции, прохожу еще несколько шагов один.
- Со…
Нет.
Замираю на месте. Нет. Нет!
По всему телу ледяным кипятком прокатывается волна какого-то животного ужаса. Я почти не успеваю удивиться, что радости нет ни на грамм.
Около перил, щелкая крышкой телефона, стоит мой брат. Такой, как был. Только ушек нету…
Инстинктивно делаю несколько шагов обратно. «Теперь у тебя будет имя, Агацума. Тебе приятно? Должно быть приятно...» «Хозяин, Соби, хозяин. Ты что, забыл свое место?» В голове тошнотворным вихрем проносится все, что Сэймэй – совсем не тот, не мой Сэймэй - делал с тобой на видеозаписях. Я нашел диск с ними у мамы в доме, на своей полке. Зачем брат его туда положил? Хотел, чтобы я знал, как с тобой обращаться?
- Рицка! - Сэймэй отрывается от перил, убирает телефон, и протягивает вперед раскрытую руку, - Прости, что я так долго. Пойдем домой, да?
Я мотаю головой. Гортань будто окаменела, ни звука не могу выдавить.
- Рицка, это, правда, я, - он явно как-то не так расценивает мое молчание, - Я вернулся. К тебе.
Голос мягкий, будто книжку вслух читает, сидя на табуреточке у ванны.
Ласковые длинные пальцы вспенивают шампунь в моих волосах. Нежно поглаживают и трут ушки. «Когда ты был маленьким, боялся мыть голову под душем, и я поливал тебя из леечки. Мы договорились, что так ты будешь быстрее расти». Он не спрашивает, помню ли я это. Просто рассказывает. Его улыбающееся, раскрасневшееся от тепла лицо нависает надо мной. Волосы немножко влажные и завиваются на кончиках, на лбу мазок мыльной пены - челку отодвигал. Я закрываю глаза. «Пока Сэймэй со мной, ничего не случится. Пока мы вместе, все хорошо».
Возможно, в тот же вечер, когда я заснул, он вышел из дома и встретился с тобой. Мягкий голос, леечка, румянец – все сразу пропало, впиталось, как мыльная вода в засученные до локтя рукава рубашки.
- Я никуда не пойду.
Я почти шепчу это, но внутри что-то болезненно обрывается. Глаза щиплет так сильно - хоть умри.
Сэймэй хмурится.
- Я тебя не расслышал.
- Я никуда не пойду, - повторяю громче.
- С тобой все в порядке?
Нет, не все! Как что-то может быть в порядке, Сэймэй, если ты здесь?! Как что-то вообще может быть в порядке после всего, что с нами случилось?!
- Рицка, я сейчас тебе всё объясню.
- Я слушаю.
Чувствую, как ты вздрагиваешь за моей спиной. Я и сам не ожидал от себя такого тона.
- Видишь ли, я учился в специальной школе. Кроме обычных предметов, там преподавали некоторые особенные вещи... На последнем курсе я нашел кое-какую информацию по поводу всей этой шаражки... Не угодил сэнсэям. Меня стали преследовать. Пришлось пропасть ненадолго.
- Пропасть ненадолго?!
- Рицка, если бы я не сделал этого, в школе, и правда, нашли бы мой труп!
А чей это был труп?!
- Рицка, верь мне. Я не хотел сделать тебе больно. Я же люблю тебя и маму больше всех на свете. Если понадобится, я умру за вас.
- Ты уже умер.
- Что?
Опять меня плохо слышно.
- Ты уже умер! Ты не мой Сэймэй!!
Это вырывается раньше, чем я успеваю подумать, на кого сейчас похож. Все тело в момент становится ледяным, от кончиков ушей до пяток.
Он делает несколько шагов ко мне.
- Рицка, тебе плохо?
"Да", - проносится в голове. Губы склеились, ответить не могу. На минуту мне кажется, что я, действительно, схожу с ума. Что все это не так, неправильно. Правильно побежать сейчас к нему, уткнуться носом, зажмурить глаза. "Пока мы вместе, ничего не случится. Пока ты рядом, все будет хорошо".
Его руки и волосы. Его запах. Домашний. Лучистые глаза под растрепанными прядями челки. Ладони и пальцы. Мягкие, как шелк…
Мама кричит и бьет посуду. «Сэймэй умер, Рицка! Лучше бы ты умер вместо него!!»
Как две шелковые птицы.
- Ты давно был дома? Ты что, у Соби живешь?
«Должно быть приятно...» Сэймэй цедит это, будто сироп по губам размазывает. Лезвие впивается в матовую, светлую кожу. Густые темно-красные капли лениво ползут тебе за воротник. Стекают по ложбинке позвоночника, проступают изнутри на рубашке. Ты сидишь, открывшись, откинув голову, окаменевший, бледный, а он все режет, режет.
Две шелковые птицы.
Сэймэй умер.
Слышишь, Сэймэй?
- Все хорошо. Иди ко мне, - он делает еще несколько шагов вперед, я отступаю и вжимаюсь спиной в твой бок. Ты обнимаешь меня, закрывая грудную клетку ладонями, прижимая шарф к куртке. Резко разворачиваюсь, обхватываю тебя руками, и только тут понимаю, почему у Сэймэя всё это время было такое перевернутое лицо. Не этого ждал.
- Агацума, что за дрянь ты ему обо мне рассказывал?
Вот теперь у него, наверное, настоящий голос. Кажется, вас обоих трясет, но ты не отвечаешь. Я ведь так и не сказал тебе про диск.
- Рицка, иди ко мне! Сейчас же!!
Я молчу.
- Ты что, оглох?!
Ты отодвигаешь меня за спину. Я упираюсь изо всех сил – ты что, ты совсем сумасшедший?! – но сделать ничего не могу.
- Я не ждал тебя так рано, Сэймэй, - тон у тебя очень спокойный, - Чего ты хочешь?
- Вас обоих, - он мгновенно берет себя в руки, - Обратно.
Судя по голосу, ты слегка улыбаешься – беззлобно и очень вежливо.
- Боюсь, в моем случае, это невозможно.
- Да не ломайся ты, Соби! Как девушка прямо. Иди ко мне, - он запинается на секунду, - Я скучал.
Ты ничего не отвечаешь, стоишь на месте, прямой, как палка (трость).
- Подойди ко мне, - голос вибрирует, как натянутая струна. Он что, правда, переживает?
- Сэймэй. У меня другая Жертва.
Он молчит, но тебя вдруг резко дергает вперед и вниз. Напрягаешься всем телом, каждой мышцей, и упрямо наклоняешь голову.
- Соби!
Я размыкаю руки и пытаюсь вылезти вперед, но ты мягко удерживаешь меня.
- Прекрати, хватит! - кричу я.
- За углом машина Сэймэя, - ты откликаешься еле слышно, каким-то бесцветным голосом, - Он хочет тебя увезти.
- Я никуда не поеду!
- Рицка, - голос прерывается, я плохо разбираю слова, - Он сильнее.
- Соби, что мне сделать?! Соби!!
Ты не отвечаешь.
- Другая жертва, Агацума?
Он дергает еще, и ты глухо кашляешь.
- Отпусти моего брата.
Ты отводишь руки от моих плеч.
Соби, дурак!! Я прижимаюсь к тебе всем телом, лбом, щекой, подбородком – к твоей спине, и целую тебя через куртку. Ты вздрагиваешь, и, кажется, поднимаешь голову.
- Сэймэй, нам надо домой. Я ничем не могу помочь.
- Минами что, непонятно объяснил? – он старается говорить холодно, ясно выговаривая слова, но все равно слышно, что взбешен, - Другой. Жертвы. Быть. Не может.
За каждым словом следует мощный рывок, больно, резко, так что мы оба подаемся вперед. Я вцепляюсь в футболку у тебя на животе. Влажная… Шею мучительно сдавливает, кажется, всем телом чувствую, как он дергает тебя за этот проклятый ошейник. Как он ощупывает довольными взглядами кровавое пятно, расплывающееся у тебя на шее и на груди…
Дышать нечем. От слез и шума в ушах разобрать не могу, где я и кто я вообще такой. Даже Сэймэя уже не слышу. Соби, неужели так было каждый раз, как он злился на тебя?
Нет, не так! Я закусываю губу, чтобы не разрыдаться. Было хуже. И сейчас!
- Агацума, что с тобой? Болит что-то?
Под ногами у Сэймэя хрустят мелкие камушки. Я весь напрягаюсь – он что, ближе подошел? Но, судя по звуку, он только медленно обходит нас кругом.
Тебя всего колотит, кажется, не падаешь только потому, что я держу тебя под ребрами.
- Уходи, Сэймэй, - шепчу я тебе в спину, прижимаюсь сильнее, так, что коленки подгибаются.
Ты судорожно вздыхаешь, пытаешься ему ответить, но даже я не понимаю, что ты хочешь сказать. Я отстраняюсь, чтобы встать рядом, как во время поединка, но ты начинаешь клониться назад, тяжело откидываясь на меня. Соби, нет, нет! Сейчас нельзя падать. Только не сейчас. Я приказываю!
Опять обнимаю тебя, шаря раскрытыми ладонями по твоей груди и животу, и зажмуриваюсь.
- Сэймэй!!!
Я ору так, как никогда в жизни не орал, высаживая весь воздух, какой только есть в легких.
- Оставь! Нас! В покое! Видеть не хочу тебя, слышишь! Я видеть тебя не хочу!!!
Он не отвечает, но тебе, вроде бы, становится легче. По крайней мере, из стороны в сторону не шатает больше.
Отрываюсь от твоей взмокшей спины, разлепляю веки. Он все еще стоит за тобой, и я не могу его рассмотреть. Осторожно смещаюсь вбок, все еще удерживая тебя. Черт…
- Рицка?
Я даже жмурюсь от того, какими глазами он на меня глядит.
- Сэймэй, я хочу, чтобы ты ушел.
Мне так страшно, что все тело изнутри опять делается холодным.
Он молчит и не двигается. Потом, кажется, берет себя в руки, прячет обе ладони в карманы расстегнутой куртки и сокрушенно вздыхает: несмышленыш, мол, что поделать.
- Рицка… Прими правильное решение. Я беспокоюсь за тебя.
Я поверил, ага.
- Соби любит тебя по моему приказу. Подумай об этом.
Ты вздрагиваешь, как от удара. Ох… Нам точно нужно домой, и побыстрее. Сэймэй ждет, что я отвечу, но меня сейчас пытать можно – ни звука больше не пророню. Он, наконец, разворачивается и лениво направляется к выходу со двора.
- Подумай об этом, - бросает он через плечо.
Мне хочется крикнуть, что я его ненавижу, но я не могу. Я всё-таки не могу. Жмурюсь и утыкают лицом в твой бок, обнимаю покрепче. Соби, он врет. Врет ведь?
Сэймэй довольно хмыкает. Видно, все еще разглядывал нас. Ну и ладно. Ну и пусть.
Кажется, мне наконец позволено вылезти у тебя из-за спины. Не отпуская рук, запрокидываю голову, упираюсь подбородком тебе в грудь. Глаза у тебя закрыты, но у меня всё равно возникает чувство, будто в горле застрял раскаленный уголек. Бинты все бурые, майка, куртка изнутри – всё в крови.
- Соби, - шепчу я, - Соби, он ушел. Пойдем домой.
Смутно слышу удаляющиеся шаги, глухой хлопок автомобильной двери и шорох шин.
Ты, наверное, тоже это слышишь. Потому что колени вдруг подгибаются, и ты начинаешь молча оседать на мокрый асфальт. Подхватываю тебя подмышками, ты такой тяжелый!
- Соби! Соби… Открой глаза! Я с тобой, я тут!
Голос не слушается, но я очень стараюсь. Обнимаю тебя за плечи, притягиваю к себе. Ты, наконец, открываешь глаза. Руки дергаются вверх, чтобы обнять меня, но ты тут же отводишь их за спину - не решаешься. Соби, я когда-нибудь умру с тобой.
- Прекрати, - шепчу я, наклоняюсь и целую тебя. Если дальше буду смотреть, точно разревусь. Ты весь тянешься к поцелую и все-таки обнимаешь меня, мягко поддерживая под лопатками, будто поднимешь сейчас, как маленького. Отстраняешься, тревожно шаришь взглядом по моему лицу. Соби, пожалуйста, скажи то, что собирался…
- Сэймэй, действительно, приказывал такое, - ты внимательно следишь за моим лицом, – Но я… Рицка… не потому, что приказ.
Первый раз на моей памяти ты не решаешься сказать, что меня любишь.
- Я понял, - я зарываюсь пальцами в твои волосы. Влажные от дождя. Трогаю мизинцами кончики ушей. Мне всё равно, Соби, что там стряслось в твоем прошлом. Ничего не хочу знать.
Ты опускаешь голову и устало утыкаешься мне в живот.
- Пойдем домой, - в сотый раз повторяю я.
Ты киваешь, обнимаешь меня крепче, прижимаешься лицом. Трешься носом о карман толстовки и целуешь сквозь одежду: грудь, живот, солнечное сплетение. Соби, этого дома делать нельзя?
Наверное, я слишком громко думаю, потому что ты открываешь глаза и улыбаешься какой-то беспомощной улыбкой.
- Сейчас, Рицка.
Соби, я идиот. Клинический.
Продеваю руку тебе подмышкой, помогаю подняться. По двору и по лестнице мы идем, кажется, часа полтора.
Вытаскиваю из кармана ключи, отпираю дверь. Сил у тебя хватает только на то, чтобы, наступая на пятки, вылезти из ботинок и добрести до кровати. Усаживаю тебя, помогаю снять куртку и стащить майку через голову. Ты замираешь, тяжело опираясь локтями на колени. Редко, глубоко дышишь.
Я, сломя голову, бегу к аптечке за перекисью и салфетками. Осторожно отодвигаю с твоей шеи волосы. Верхние прядки сыплются сквозь пальцы, тонкие, шелковистые. А нижние все склеились.
Ты сидишь с закрытыми глазами, вытянув шею, подставляя ее под холодные прикосновения салфеток.
В другой раз я бы просто с ума сошел, если б увидел тебя раздетым, но сейчас не до этого. Бинты приходится срезать ножницами, и я почему-то все время глупо думаю, как бы не задеть твоих чудесных волос. Промакиваю салфетками рубцы, каждую букву, каждую впивающуюся в кожу черту. Как он мог, Соби, как он только осмелился такое делать с тобой?! Я случайно задеваю запястьем твою спину, паутину рубцов на бархатной тонкой коже. Они покрывают тебя всего, от выступающего позвоночка у основания шеи до поясницы, и ниже. Заходят на плечи, бока, в подмышки. Соби! Я уже ничего не вижу от слез. Я сейчас умру.
- Рицка…
Нет-нет-нет, не надо на меня сейчас смотреть!
Занавешиваюсь челкой, стараюсь дышать через рот, чтобы не шмыгать носом.
- Не плачь. Не нужно.
Поднимаю глаза. Ты сидишь, потерянный, убитый, с этими темными разводами по всему телу, и смотришь на меня так виновато, что хочется сжаться в комок и закричать от беспомощности.
- Рицка, я знал, что он жив.
У меня даже дыхание обрывается.
- Давно?
- Две недели. Я хотел тебе сказать! Только не мог придумать… не знал, как…
Хмурюсь до боли. И что бы изменилось от этого? Он бы все равно сюда пришел. Вот только тебе не пришлось бы мучаться в одиночестве.
- Накажи меня, как захочешь. И тебе не нужно, - у тебя голос дрожит, - Ты совсем не обязан оставаться. Сэймэй ждет, я уверен в этом.
Кажется, я сейчас завою.
- Я никуда не пойду.
Я осекаюсь, потому что в горло будто клин вбили, но ты понимаешь мое молчание по-своему.
- Рицка, это твое право. После всего, что я тебе сделал…
- Заткнись! - я сжимаю салфетку так, что остатки перекиси начинают капать сквозь пальцы, - Ты что, совсем?! Ты… Соби… Я не Сэймэй! И даже не надейся… даже не думай, что я когда-нибудь стану похожим на него!
Дергаешься, как будто я ударил. На секунду мне становится страшно, что сейчас ты просто скажешь, чтобы я ушел. Пусть так, пускай, это же правда. Жмурюсь, но продолжаю.
- Больше не будет никаких наказаний! Никаких, - я запинаюсь, шею как клещами сдавило, - ножей для бумаги! Я не хочу быть хозяином. Не хочу уродовать никого! И ты совсем ни в чем не виноват, Соби! Ты можешь хоть один раз в жизни меня послушать?!
Я закрываю ладонями лицо. Больше не могу сдерживаться. Твои прохладные руки обнимают меня, поднимают. Жмусь лицом к твоей шее, целую тебя там, и где есть буквы, и где их нету.
- Соби… Соби…
Я все повторяю и повторяю твое имя, не могу перестать. Ты укачиваешь меня, как ребенка, гладишь, целуешь мои щеки, уши, шею, виски, плечи - всего-всего, куда только можешь дотянуться. Услышал все-таки?
Хочется окутать тебя всего, как коконом, чтобы внутрь ничто не смогло пробраться.
Слезаю на кровать, не переставая тебя обнимать.
- Ложись, Соби. Ляг.
Ты послушно опускаешьсян а постель. Обхватываю тебя руками, ногами и даже, кажется, хвостом, прижимаюсь всем телом, чтобы ты везде меня чувствовал. У меня на спине тут же стальным обручем смыкаются твои руки. Смешно, что раньше я этого ощущения так ужасно боялся.
Ты лежишь очень тихо, не двигаешься, дышишь.
Больше никогда не позволю ему делать это с тобой.
Тихонько глажу тебя по волосам. От макушки, где вкруговую разбегаются пряди, до затылка. Сверху - и вниз. Сверху - и вниз. Мне почему-то кажется, Соби, что если бы мы уехали на время из Японии, тебе очень быстро стало бы лучше...
***
...Я сижу на самой крыше гостиницы, под зонтиками. Ветер, выбираясь из-за бортика балкона, отдувает пряди назад, мягко поглаживая открытый лоб. Кофейная чашка такая крошечная, что можно удержать ее кончиками пальцев, обхватив сверху. Как узкий перевернутый колокольчик. Очень изящная форма.
Кофе до того густой и крепкий, что, кажется, перемешивается сам, не дожидаясь прикосновения ложечки. Хороший кофе – горький, с резкой, с первого глотка ощутимой кислинкой. Если я правильно понял стюарда, это колумбийский сорт.
Коричневая терпкая пеночка покачивается в чашке от движений моей руки, медленно остывает, пуская в подвижный прохладный воздух еле заметный дымок. Хлопают зонтики. Город шумит внизу, запахи непривычные, не японские: бензин, выпечка, черный табак, река.
Улыбаюсь и тушу сигарету в стеклянной пепельнице. Рицка скоро проснется и тоже поднимется сюда. Вчера он сказал, чтобы я не валялся двести лет в кровати, когда проснусь, а шел пить кофе и завтракать, если захочу. Но только если я захочу, подчеркнул он. Судя по тону, было ясно, что это приказ, хотя говорить о приказах вслух он не разрешает. Вернее, расстраивается, когда я делаю это.
К этому тяжело привыкнуть.
Говоря начистоту, я не знаю, что с последнее время со мной творится. Кажется, я с трудом могу признаться в этом даже себе самому, но я стал легче переносить одиночество. То есть… Не бояться ежесекундно, что следующего звонка, появления, проявления Связи не будет. Как будто раньше я был бездомным и спал где попало, а теперь есть куда возвращаться. Добровольно.
Постоянно ловлю себя на том, что думаю о чем попало. Как если бы я был не Бойцом Рицки, а просто... влюбленным человеком. Это такое элементарное, эгоистичное чувство, что мне отчаянно стыдно. И страшно. Не знаю, каким именно образом прикончил бы меня сэнсэй, случись такое лет шесть назад... Хотя, пожалуй, лет шесть назад такое не могло бы случиться.
На днях я рассказал Рицке. Я думал, он начнет кричать и ругаться, но он вместо этого засиял, как новенькая монетка, и сказал, что добился своего. Добился неподчинения Бойца?
У меня просто земля ушла из-под ног. Конечно, надо было просто проглотить это и сделать выводы, но я все-таки позволил себе наводящий вопрос. Рицка тут же сморщился - так болезненно, что я моментально пожалел, что вообще открыл рот, - и ответил: «Не неподчинения, Соби. Я хочу, чтобы у тебя были собственные желания. Это никакое не преступление! Это - нормально!»
Пока я ловил ртом воздух, не зная, что сказать, он подошел, обнял меня и уткнулся подбородком мне в грудь. «Ну хоть что-нибудь я должен уметь по-человечески?»
Я не стал ничего говорить. Все равно, когда речь заходит о том, кто из нас, и на что способен, Рицка меня не слушает. Но, кажется, перемены, которые со мной произошли, заставляют его верить в собственные силы. А раз так, мне все равно, к чему они ведут. Не знаю, правильно ли это, но я до сих пор пробую его слова на вкус, как кофе. Мои желания. Мои..