Фик: Соби/Рицка

[sans-amour]

Всех сообщников - с Новым Годом! Желаю всем-всем быть Любимыми, здоровыми, счастливыми!)
Этот мини-фик - проба пера в фандоме Loveless. Надеюсь, не слишком неудачная.))

Автор: Sapfir aka Serenada
Название: Колокольные перезвоны.
Фандом: Loveless
Рейтинг: PG-13
Пейринг: Соби/Рицка
Жанр: кажется, это виньеткой называется.) POV Рицки
Disclaimer: не мое, не мои, никакой выгоды.))
Предупреждение: не могу сказать точно, но на всякий случай – AU, OOC.
Посвящение: доброй фее  Ля-Мур, без которой я бы никогда не обратилась к этому фандому


В мягкой, глубокой тишине ночи я слушаю переливы колокольчиков. Нежно. Напевно. Они позванивали все это время. Сталкивающиеся друг с другом хрустальные трубочки, которые покачивает ветер. Сейчас тепло, я не закрываю окно на ночь – и колокольчики поют, то весело, то тревожно. Они слышали каждый вздох. Они слышали всё.

Они слышали всё – и поэтому я могу поговорить с ними. Еще потому, что больше не с кем. Злая эгоистичная мысль покалывает в висках. Наверное, я нечестен с собой. Наверное, в приступе отчаянной неуверенности я играю жалкую роль лжестрадальца. Пусть так, но мне страшно – и я не могу заснуть.

Искусанные, припухшие губы саднит. Я машинально облизываю их, вглядываясь в апатичную ночь за окном, вслушиваясь в деликатный шепот колокольчиков. Он говорит, что я глупый несмышленыш, пытающийся понять и без того понятное. Я странный? Потрошить себя самоанализом в моем возрасте – странно? Не более, чем в двенадцать лет читать на уроке географии Ницше, пожалуй. Интересно, Юико я по-прежнему, как раньше, кажусь странным?..

Нет-нет, интереснее другое: что она скажет, когда увидит меня завтра в школе? Она не настолько глупа, как думают многие, но первый ее вопрос наверняка будет нелепым. «Рицка, где твои ушки?!» - вот что она спросит. Скорее всего, при всем классе, громко – так уж у нее всегда получается, когда она изумлена. О, а она будет изумлена… Все встрепенутся, навострят уши, и, может, кто-то даже отметит про себя этот плоский каламбур. Шинономе-сенсей смутится, покраснеет и начнет, запинаясь, объяснять тему урока. А моя мама… так просто мне не отделаться. Что попадется ей под руку? Чем она запустит в меня, пытаясь найти выход своей бессильной ненависти, своему выпестованному отвращению?..

Я так ясно вижу все это, словно это уже воспоминания, а не мчащееся на меня, как курьерский поезд, будущее. Но разве это самое главное? Я привык не обращать внимания на чужое мнение. Ничего иного не остается, когда ты – не такой, как они. Когда ты почти разучился улыбаться. Когда ты ведешь долгие беседы с умершим братом. Когда ты не помнишь самого себя.

С тех пор, как я стал другим, я лихорадочно пытался собрать себя заново, заполнить опустошенную личность, зацементировать нового себя. Фотографии вместо памяти – по стенам, в альбомах, в компьютере… Я не хочу начинать заново. Фобия, которая так и не прошла, несмотря на все усилия психоаналитика.

Я все помню. Я – это я, и таким я себя принял. Моя жизнь – это не жизнь существовавшего когда-то Рицки. Она не идеальна, но она принадлежит мне, сотворена мною.

Есть только один человек, которого я впустил в свою новую сердцевину, покрытую сверху бронированными пластинами. Он сейчас спит рядом со мной – безмятежный, расслабленный и незнакомый, как никогда. Мне страшно взглянуть на него, мне страшно дотронуться до него – теперь?

Этот страх причиняет мне боль, этот страх лишает меня сна.

Я так безотчетно и безоговорочно верю Соби, что не в силах осознать: он вырвал из-под моих ног землю. Он долго приручал меня – пугливого, недоверчивого зверька. Он медленно входил в мою кровь, растекаясь по всему телу своими прикосновениями, своим голосом, даже запахом своих сигарет. Он приковал к себе мое внимание настолько, что я панически боюсь расстаться с телефоном: что если он позвонит, что если ему нужна помощь? Хотя помощи он никогда у меня не просит. Сколько бы я ни уговаривал его, сколько бы ни приказывал – бесполезно. Он отдает мне себя, но он мне не принадлежит.

А вот я ему – да. Когда я это понял, было уже слишком поздно. Я его хозяин – так Соби любит повторять.

Мне смешно. Я? Хозяин Соби?

«Подчини его своей воле», - говорили мне.
«Сделай из него прилежного пса», - говорили мне.
«Сеймей держал его на коротком поводке», - говорили мне.
Не могу поверить… Да, он покорен, мой Соби. Покорен, как снежный барс, которого на ниточке ведет за собой неразумный малыш. Ему сказали, что это просто большая домашняя кошка, - он поверил. А барс ступает за ним на мягких лапах – до тех пор, пока ему нравится идти. Он устанет – и малыш не сдвинет его с места. Кто кого подчиняет? Кто кому принадлежит?

Соби – концентрированная, совершенная мощь. Несгибаемая сила, сметающая на своем пути любое препятствие. Это идеальное оружие, несущее прекрасную, рассыпающуюся ослепительным сиянием гибель. Возможно, ему нравится покоряться. Но покорять у него получается лучше. Одним взглядом вскрыть грудную клетку и вынуть сердце – случайно, между делом. А потом с досадой посмотреть на добычу – и попытаться вложить обратно ненужный трофей. Он может быть и таким – равнодушным до жестокости.

И он всегда получает то, что ему нужно. Зачем требовать, зачем настаивать – можно просто иногда промолчать, можно просто не появляться несколько дней, можно просто сказать – «Я люблю тебя, Рицка» - чтобы мне захотелось согласиться с ним.

Я знал, что он получит от меня все, чего захочет. Я знал это, кажется, с того момента в парке, когда впервые почувствовал его дыхание на своих губах. Подспудное осознание того, что Соби сделает меня своим, росло и крепло все это время. Он – заботливый, предупредительный и преданный – понимал это. Он не торопился. Он ждал три года – не так уж мало для разрушительной стихии, заключенной в познавшее удовольствие тело.

Я изменился за это время, как и любой подросток в моем возрасте. Я вытянулся, мое тело начало формироваться в тело взрослого, а голос стал ломаться. Соби наблюдал за всем этим – невзначай, осторожно. Он не собирался пугать меня, он и не думал принуждать меня к чему-то, чего мне бы не хотелось. Хищники – очень терпеливые животные. Лучше потратить время на выслеживание добычи, чем не вовремя погнаться за ней – и упустить. Возможно, я несправедлив в таком сравнении, но я действительно ощущаю себя загнанной дичью. И от этого тоже – страшно.

Я изменялся – и изменялась магическая формула для меня. «Я люблю тебя, Рицка», - всегда одно и то же, но все острее, все чувственнее, властнее. Так, что «люблю» легко заменить другим словом. Так, что пересыхает во рту от желания дотронуться до него – самому.

Я… ждал? Пожалуй. Иначе не могло быть. Большой домашней кошке надоело лакать молоко, ей захотелось мяса. А малыш, держащий в руке конец веревочки, такой неразумный…

Он пришел ко мне сегодня. Хрустальные трели колокольчиков, душный вечер, разговор, который трудно вспомнить.

Я видел его глаза. У послушных псов таких не бывает. Мне лгали, мне беззастенчиво лгали… но я ведь и сам не верил? Кто хозяин и кто слуга?

Когда Соби притянул меня к себе, я не смог сказать «нет». Наверное, я и не хотел.

«Наверное» - потому что моя воля была в его руках, снимающих с меня одежду. Она подрагивала в его губах, бережно исследующих мое лицо. Она затерялась в сладких, неторопливых поцелуях. Я ничего не боялся, не вспоминал о прошлом и не думал о будущем: как отвлеченная оболочка, в которую поместили чистый разум.

Я осознаю это сейчас – и меня охватывает животный ужас. Словно сбывается один из моих кошмаров: я – снова пустой, снова беспамятный, беспомощный. А Соби... как незнакомец, ослепляющий чрезмерной, пугающей красотой своего тела. И я рядом с ним – как такое возможно? Нескладный, худощавый, неловкий… Отдающийся ему – до отречения от самого себя. Он забрал меня себе, всего без остатка, будто в отместку за годы ожидания. Осознанно ли он это сделал? Или – такова его натура? Он говорил когда-то, что любовь должна существовать одновременно во всех своих проявлениях, тогда она будет целой, тогда она будет настоящей. Неужели это и есть для него – любовь?
В голове звучит его голос – и то, что он говорил мне с первого дня нашего знакомства. Влекущее, завораживающее: «Я люблю тебя, Рицка». Он и сегодня шептал эти слова, раз за разом, словно…
Словно…
Соби – Страж. Он создает идеальные магические формулы, его заклинания безупречны. Слово – это сила, подвластная Соби. Что если он направил ее на себя?..
Нет, невозможно. Он пришел ко мне по приказу хозяина, но ведь потом все изменилось?
Он любит меня.
Он… любит?
Любит меня? Loveless?
«Нелюбимый»… Мое истинное имя. Кто дал мне его? И значит ли оно, что…
Абсурдно – любить Нелюбимого. Но его можно взять , как замену. Взять целиком, до самого донышка, и тогда…

Нет, это слишком. Всего – слишком, и это больно, так больно и страшно, что я закрываю глаза, сжимая голову руками. Мелькает мысль разбудить Соби, чтобы он сказал мне, какой же я глупый мальчишка… но я не сделаю этого. Я справлюсь со своими страхами, потому что я есть я, потому что моя воля при мне.

Он со мной, потому что любит. Любит так, как может любить человек, подобный Соби, - с разрушительной силой, подчиняя и подчиняясь. У меня достанет сил принять это, обуздать его, не теряя себя. Это его суть. Это – его истинное имя.
Тебе сейчас больно, Сеймей? Твой Возлюбленный покинул тебя… Прости, но мне хочется верить этому.

В комнату влетает большая ночная бабочка и садится на подушку рядом с лицом Соби. Я смотрю на нее – и мне становится легче. Я фантазер… С чего я взял, что он похож на снежного барса? Ведь его символ – бабочка. Он сказал как-то, что не любит их. Но ведь он сам – как прекрасный мотылек с бархатными крыльями, трепещущими при вздохе: «Я люблю тебя, Рицка».

Пусть он забирает меня себе – я все равно не останусь в пустоте. У меня будет он, мое сердце будет полно им. Я Нелюбимый… Я – любящий. Я буду его Агнцем и отдам ему все, что он попросит. Сегодня это были ушки – всего лишь ушки, которые он до сих пор поглаживает пальцами во сне.

Я ложусь рядом с ним, встревожив бабочку движением. Я перебираю его волосы, рассыпавшиеся по подушке, и рассматриваю его лицо до тех пор, пока, убаюканный колыбельной колокольчиков, не начинаю проваливаться в сон.

Он рискует ради меня жизнью без колебаний, и я отвечаю ему тем же.

Он научил меня смотреть в будущее, и я перестал на каждом шагу озираться на прошлое.

Он проснется и скажет: «Я люблю тебя, Рицка».
И я ему поверю.

End