Автор: Darkolgetta
Бета: Леди*Ночь
Пейринг/Персонаж: Соби, Рицка, Сеймей, Нисей
Размер около 4 000 слов
Рейтинг: R
От автора Вдохновением послужила песня.
Отказ от прав For fun not for profit
Все авторские и смежные с ними права на анимэ и мангу и на связанные с ним объекты принадлежат законным правообладателям. Но сам фик прошу копировать только с моего разрешения.
Прослушать или скачать Rammstein Stirb Nicht Vor Mir бесплатно на Простоплеер
текст и перевод песни
– Придурок, как же ты мне надоел... – бормочет Нисей, затаскивая тяжелое тело Соби в их комнату. По полу тянется длинный кровавый след. Семей выходит в коридор и, натыкаясь на него, брезгливо морщится.
– Уберись тут. Чтобы к моему приходу все было чисто, – сухо приказывает он и уходит, аккуратно прикрыв дверь.
Нисей только головой качает. Вот же пара подобралась! Один другого упрямее. Он мочит тряпку и начинает сосредоточенно мыть пол, стараясь не думать о том, что на месте Соби мог бы быть он сам. Только он бы не смог вот так вот сопротивляться прямому приказу. Да и не стал бы. Не захотел. Зачем это делает Соби? О чем так упорно молчит?
Единственный вариант: боец вопреки приказу ходит к Рицке, но мелкий заявляет, что никого нового не видел. Тем более никаких блондинов, откуда? Не врет мальчишка, Нисей бы понял. Собственно, только для этой проверки Сеймей и взял его с собой в тот раз, а то бы сам ему ни за что ничего не рассказал. Тогда что?
Нисей выполаскивает тряпку в ведре, и вода сразу окрашивается в противный розовый цвет. Как он только выживает каждый раз с такой-то потерей крови? Да и зачем такая жизнь?
Нисей возненавидел Соби с первого дня, как только узнал, что у его жертвы уже есть другой боец. Что имя Beloved носит кто-то другой. Даже не зная его, не видя, он уже ненавидел этого бойца. А когда они наконец-то познакомились, это чувство стало еще сильнее. Но за этот месяц, что они живут тут все втроем, с тех пор как Сеймей снова стер брату память, Нисей невольно начинает сочувствовать второму бойцу. Жалеть его. И одновременно восхищаться. Нисей прекрасно осознает, что сам бы так не смог. А этот умудряется противостоять Сеймею и не умереть в процессе! Причем, кажется, что удивляет этим всех. И Сеймея, и Нисея, да и себя самого тоже.
Выливая воду из ведра, Нисей старается не смотреть. Тщательно и слишком долго моет руки, изо всех сил оттягивая момент, когда придется вернуться в комнату к изломанному, изможденному телу и пытаться в очередной раз его реанимировать. Стирать кровь, обрабатывать и заклеивать раны, приводить в чувство... А ночью этот паршивец опять исчезнет, сведя на нет все его старания, Нисей голову готов прозакладывать! И проследить не удастся. Как ни противно это признавать, а Соби сильнее, и если он хочет уйти незамеченным, он это сделает. Сеймей запрещает – но Соби все равно уходит. А потом возвращается и принимает наказание. И молчит! Доводя жертву до бешенства, себя явно до могилы, а Нисея до инфаркта.
***
Соби лежит на полу там, где Нисей его и оставил. Поза неестественная, рука вывернута под неправильным углом. Плечо он себе вывихнул, что ли, пока бился на полу от боли, щедро даримой жертвой по связи?
Кровь на горле засохла, и это хорошо, значит, кровотечение остановилось само. Но и плохо – придется отдирать бинты. Нисей прикладывает к бурым тряпкам на шее бойца влажное полотенце и ждет, пока они не размокнут. Соби стонет, веки трепещут, но у него все еще не хватает сил открыть глаза. Губы шевелятся, но звука нет. Нисей берет бутылку с дозатором и прикладывает ко рту Соби. Тот делает пару судорожных глотков и все же открывает глаза.
– Брось… – шепчет чуть слышно, но Нисей качает головой.
– Лучше ты брось. Не зли его, убьет же и не расстроится.
Соби пытается улыбнуться, кашляет, на губах вспухает пузырь крови. Нисей вытирает ему рот влажной салфеткой, устало качает головой и начинает срезать бинты. Он старается быть осторожным, но знает, что все равно причиняет боль. Соби же только стискивает кулаки, да слезы дрожат у него на ресницах – естественная реакция организма. Но молчит. Всегда молчит!
Когда самое болезненное уже позади, Агацума почти приходит в себя. Все же регенерация у них бешеная, а у Соби даже лучше, чем у самого Нисея. Наконец Акамэ убирает последние грязные лоскуты, и Соби медленно поднимается и бредет в душ. Его шатает, но идет он все-таки сам.
– Ночью снова уйдешь? – безнадежно спрашивает Нисей скрюченную, как у старика, спину. Но спина ничего не отвечает, только замирает на секунду. А потом Соби делает еще пару неуверенных шагов и исчезает за дверью.
Они оба знают ответ.
***
Утро начинается как обычно: подъем, умывание, завтрак. Рутина настолько привычная, что стоит задуматься, и не можешь вспомнить, что именно ел, и своей ли щеткой почистил зубы… Тело само знает, что делать, и не беспокоит мозг по таким пустякам.
В школе тоже все привычно. То ли мало что изменилось, то ли его странная выборочная амнезия не затронула такой незначительный участок его жизни. На перемене подходит Шинономе-сенсей, он знает, что нужно натянуть на лицо гримасу вежливого интереса, но что-то внутри дергает, не позволяя, и Рицка просто смотрит на учительницу, неловко мнущуюся напротив, и молча ждет, что же она ему скажет.
Во дворе раздаются крики, и Рицка поворачивает голову в сторону окна. Шинономе-сенсей вздрагивает, словно он ее ударил, и, невнятно извиняясь, уходит. Это кажется неправильным, но Рицке все равно. У него теперь много в жизни таких вот «неправильностей».
Мобильник блямкает смс-кой, и Рицка открывает раскладушку. С экрана на него смотрит Сеймей. Он помнит это фото: еще совсем маленький Рицка смеется и смотрит на брата, а сам Сеймей – прямо в камеру, обнимая мелкого одной рукой. Хороший снимок, добрый, но у Рицки мороз проходит по коже. Словно сквозь фото сейчас проступит другое изображение. Словно это только закрывает то самое. Настоящее. Он смаргивает это ощущение и читает смс от оператора о каких-то новых тарифах.
Уроки заканчиваются как обычно. Кажется, для него это рефрен дня. Да что там дня – всей жизни. Как обычно. Он чувствует ложь в каждом слове, но доказательств нет. Даже его собственная память предала его. Медленно выходя из школы, он автоматически смотрит на ворота. Высокий силуэт заставляет сердце забиться быстрее. Он это почти помнит. Его всегда встречает... Брат. Сеймей улыбается, делает шаг навстречу. Вот сейчас окурок полетит на асфальт… Стоп. Нет. Чего это он? Сеймей же не курит...
– Что нового в школе? – привычно спрашивает брат, и Рицка привычно отвечает, что все нормально. Все нормально, все как всегда, все хорошо. Вот только почему он сам в это не верит?
***
У Кацуко-сенсей тепло и уютно. Только здесь Рицку не мучает это ощущение фантомности своей жизни. Здесь все в точности так, как и было. Правильно.
– Как дела, Рицка? Как спишь? Помнишь, ты жаловался на бессонницу? – Кацуко-сенсей заваривает ромашковый чай, и Рицка берется за кружку. Она теплая и легкая, такая настоящая, что он улыбается.
– Стало гораздо лучше. Теперь я засыпаю почти сразу. Я как раз хотел поговорить с вами про сны. Точнее, про один сон.
– Повторяющийся кошмар? – деловито подбирается Кацуко, чуть придвигаясь к Рицке, всей позой выражая внимание.
– Повторяющийся, да, но не кошмар, а скорее наоборот... – Рицка смущается, замолкает.
Женщина ободряюще улыбается, откидывается на спинку удобного офисного кресла.
– Я понимаю. Не смущайся, Рицка, мы же с тобой говорили, что ты взрослеешь быстрее обычных подростков, поэтому такие сны – совершенно нормально. И то, что у тебя может быть оргазм во сне, – тоже ничего страшного.
Рицка краснеет, но часто мотает головой.
– Нет, это совсем не такой сон. То есть, я не... Ничего такого... – он частит и пытается спрятать пылающее лицо за чашечкой, словно за надежным щитом, а потом начинает рассказывать тихим голосом, не поднимая глаза на женщину.
– Он приходит ко мне каждую ночь. Я пытаюсь спросить, кто он, что ему нужно, но не могу вымолвить ни слова. Я не боюсь его, совсем, хотя даже не могу увидеть его лицо, но мне кажется, что я его знаю. Что он самый близкий мне человек. Он обнимает меня, и я чувствую себя целым. Словно пока я бодрствую – я половинка, отломанный кусок, а когда его руки обвивают мою шею – я снова... Целый. Я понимаю, что это сон, я все пытаюсь рассмотреть его. Иногда мне приходится тянуться к нему, он такой высокий, а в другой раз он прижимается головой к моей груди, и кажется, что он... Стоит на коленях? Я теперь всегда быстро засыпаю, потому что тогда он быстрее придет. Он словно живет в моих снах. И когда он меня целует – я просыпаюсь.
Рицка замолкает и решительно вскидывает глаза на Кацуко. Она задумчиво смотрит на него, и Рицка ничего не может прочитать по ее лицу.
– Ты уверен, что это мужчина? – спрашивает она через несколько секунд.
Рицка удивленно смотри на нее и сразу отвечает:
– Да! – Он хмурится, пытаясь вспомнить больше. – Иногда я чувствую, как длинные волосы скользят по моим рукам... Но это точно «он». Я просто знаю. Я его знаю! Просто... забыл.
***
Рицка спит. Он всегда спит, когда Соби приходит. Тянется к нему, отвечает на поцелуи и ласки, но спит. Не помнит, не может проснуться.
Соби садится на край кровати, берет расслаблено лежащую на покрывале ладонь.
– Рицка.
Сегодня проще: он ушел до того, как вернулся Сеймей, и боль терпимая, знакомая. Всего лишь общий приказ не видеться с Рицкой. А поскольку Рицка спит и не видит Соби, он может убедить себя, что вообще не нарушает приказ. Это он смотрит на Рицку, но они не видятся. За эти годы он мастерски научился обходить приказы. Находить в формулировках лазейки и делать так, как удобно ему.
– Рицка...
Нет ответа. Веки подрагивают, но мальчик не проснется, что бы Соби ни делал, как бы ни звал его.
Соби снимает плащ, позволяя ему стечь со своих плеч и остаться светлой лужицей на полу у кровати. Пересаживается ближе, опускает свою голову Рицке на грудь, удобно устраивая ее в изгибе плеча мальчика, чуть опирается на локти, чтобы уменьшить давление.
Тонкие руки взлетают в воздух, притягивают голову бойца ближе, зарываются в волосы, лаская затылок.
– Если бы ты смог вспомнить меня, Рицка… Или просто проснуться и увидеть... – голос срывается, и Соби проглатывает слезы. Он сильнейший боец, он не должен плакать. Это слабость, а у него не может быть слабостей. Голос сенсея сквозь годы продолжает давить на плечи. Узор боли, который невозможно стереть. Но Соби больше не хочет быть бойцом. Тем более, вещью Сеймея. Рицка научил его, что можно быть человеком. Просто Соби. А значит, здесь и сейчас ему можно плакать. «Не зли его, убьет же и не расстроится», – всплывают в памяти слова Акамэ. И когда природному стала важна его жизнь? Хотя он прав, конечно. С каждым днем Рицка все больше забывает, скоро их связь все же порвется, и тогда Сеймей победит, а Соби умрет. Может быть, это и к лучшему. Зачем ему такая жизнь? Только упрямство еще позволяет ему выживать. Только слепая вера, что Рицке это нужно. Он нужен.
– Рицка, я люблю тебя. Вспомни меня...
Теплые губы, такие знакомые и родные. Как Рицка воспринимает это сейчас? Помнит ли хоть смутные образы, проснувшись? Или забывает, как забыл все, что было связано с Соби?
– Мое сердце, моя душа, мое тело принадлежат тебе, Рицка. Я убью за тебя. Я умру за тебя. Я умру без тебя.
Боль обжигает горло. Сеймей. Бинты быстро пропитываются кровью. Нужно уходить. Но так не хочется отпускать любимые губы! Еще только один раз, еще пару секунд. Тепло и сила. Рицка. Соби успевает перенестись на пустырь за домом Аояги, когда его скручивает от боли. Теперь только молчать и терпеть. Он выдержит. Он же сильнейший.
***
Рицка просыпается от пустоты. Только что ему было так хорошо, так спокойно в крепких объятиях. Кажется, губы еще горят от поцелуев. Кажется, что тело еще помнит вес, прижимавший его к постели. Не давящий, а словно дающий возможность дышать. А теперь он задыхается. От пустоты. Снова этот сон. Рицка закрывает глаза, пытаясь удержать обрывки воспоминаний, ощущений. Голос, кажется, зовущий его по имени, шепчущий что-то. «Я умру без тебя»… – плывет в ушах тихий шепот. Рицка отбрасывает одеяло, подтягивает колени к груди и чувствует влагу. Включает лампу и видит темное пятно, расплывающееся по пижаме. Трет пальцем – кровь. Не сон! Значит, кто-то действительно был здесь. Он должен вспомнить. Должен поймать это воспоминание. Должен спасти этого кого-то.
– Я жду тебя... – шепчет Рицка в темноту комнаты. – Не умирай без меня...
***
Нисей слышит, как возвращается Сеймей, но его не зовут, и он не высовывается. Сидит в своей... точнее, в их с Соби комнате, щелкает по каналам телевизора и ждет. Какое-то мерзкое предчувствие застряло в горле, и ни чай, ни минералка не могут его вымыть. Стрелки на часах медленно подползают к трем ночи. Обычно в это время Соби уже появляется на зов. Сегодня Сеймей решил его не звать? Дал передышку? Сеймей? Не верится.
Нисей еще какое-то время крутится по комнате, поднимает альбом Соби, пролистывает несколько страниц. Бабочки, какие-то ветки, цветы... Вроде бы. А вот бой. Нисей садится на кровать, рассматривая рисунок: росчерки заклинаний на темном фоне, замершие внизу листа фигуры. Как ему удается на бумаге передать стремительность и силу заклинаний? Нисей переворачивает страницу и замирает.
Тонкие руки на подушке, край ушка, прядь волос… На рисунке может быть кто угодно, но Нисей знает, что это Рицка. Осознание приходит внезапно и бьет его поддых. Сеймей тоже знает! И Соби знает, что Сеймей знает. Один Нисей тут дурак. Что же, его слова утром оказались пророческими? Сеймей убивает Соби? Или это у Агацумы такой идиотский способ самоубийства? И главное: когда это стало волновать самого Нисея?
Не успевая додумать, он бросается вон и пинком открывает дверь в комнату Сеймея. Тот сидит на кровати, руки спокойно лежат на коленях. Прямо примерный студент на приеме у ректора. Только вот глаза закрыты, и поза слишком деревянная. Пользуется связью. Или ищет бойца, или уже нашел и...
– Сеймей, нет! – кричит Нисей и подскакивает к жертве, хватает за плечи, трясет, но Сеймей не реагирует, равнодушной фигурой застыв в своей сосредоточенности.
– Черт, черт, черт! – Нисей отпускает его и крутит головой, пытаясь зацепиться взглядом за что-то, что ему поможет. Поможет спасти Соби. В комнате аскетическая пустота и порядок. Ничего лишнего, ничего личного.
– Ты мне так должен за это, Агацума! – закусывая губу, шепчет Нисей и, упав на колени, обхватывает лицо Сеймея ладонями и целует. Сеймей несколько секунд не реагирует, а потом распахивает глаза, открывает рот, явно не осознавая, что делает, и Нисей закрывает глаза, целуя глубже, не отпуская, лаская пальцами щеки и шею, не чувствуя жесткую хватку рук на своих плечах. Удар в живот опрокидывает его на пол. Губы саднит, дыхания не хватает, Сеймей смотрит на него, как на насекомое, которое он только что прихлопнул, и теперь маленькое мокрое пятно хитина и кишок портит его безупречный пол.
– Не надо, Сеймей! – хрипит Акамэ и обхватывает свою жертву за колени. – Отпусти его! Их. У тебя есть я, а брат никогда не станет снова таким, каким ты его помнишь. Отпусти, прояви милосердие, хоть раз. Умоляю! – Нисей говорит быстро, запинается, срывается на шепот, но продолжает молить, цепко держа взглядом, вкладывая в слова вся свою силу. Конечно, боец не может воздействовать на жертву, но они же пара, одна душа, одно имя! Да, Сеймей – не нормальная жертва, но имя же проявилось, значит, он принадлежит Нисею не меньше, чем Нисей принадлежит ему. И то, что сам Сеймей говорит обратное, не значит, что так и есть. Нисей может все исправить. Заставить свою, *свою* жертву понять и принять его. Нужно только убрать из их уравнения лишние слагаемые, мешающие поставить между ними двумя знак равенства!
Сеймей напрягается всем телом, застывает под ладонями бойца, глаза стекленеют, губы сжимаются так сильно, что совсем пропадают с лица. Это жутко – одни только черные глаза на лице, но Нисею не страшно. Он наконец-то понимает, что делал Соби, почему и как у него хватало сил. Нужно просто сжечь всего себя ради одного человека, ради одной мысли, одного желания: всегда быть рядом, быть с ним. Быть им.
Сеймей вдруг моргает и разом расслабляется, откидываясь назад и теряя сознание. Нисей садится на пол у его ног, слизывает кровь, сочащуюся из носа, и смеется.
Получилось.
***
Соби потерял счет времени. Кажется, он отключился от боли, в себя он приходит тоже от нее. В этот раз было еще хуже. Страшнее. Болело все тело, каждая клеточка, каждая мышца, боли было так много, что он даже не заметил, когда она прекратила прибывать. Только вдруг боль стала терпимой, а потом и вовсе сошла на нет. Соби переворачивается на спину, заглядывает в черное небо. Прислушивается к себе. Садится. Связь с Сеймеем, всегда тянувшая шею толстенной цепью, разбитыми кольцами валяется у ног. Соби дотрагивается до горла — шрамы никуда не делись, но связи нет. Ни приказов, ни ошейника. Но это не похоже на обрыв. Это легче. Словно Сеймей его... Отпустил?
Соби снова откидывается на траву, прислушиваясь к своему телу. Так непривычно... Он даже не помнит, когда еще было вот так — без приказов, и чтобы он мог делать что угодно. Достав из кармана смятую пачку, он закуривает, выпуская дым в ночное небо. Это удивительно. Соби думает о Рицке и вдруг понимает, что может пойти к нему хоть сейчас. Сеймей отменил запрет на встречи. «Может, он умер?» — мелькает шальная мысль. Но если верить всему, чему его учили в школе, тогда и он должен был умереть. Ну или хотя бы ощутить болезненный обрыв связи. А ему — хорошо. Соби улыбается и снова выпускает дым. В горле першит, и он закашливается, потом понимает, что смеется и плачет одновременно. Тело содрогается, но это не судороги боли! Все оковы, правила — все трещит и осыпается с него, как кокон куколки бабочки. Нужно только окончательно сбросить его и расправить крылья. И Соби точно знает, что теперь нужно делать.
***
Квартира непривычно пустая. Следы пребывания жильцов еще остались: на спинке стула висит один из дурацких шарфов Нисея, словно забытый в спешке, о Сеймее напоминает не полностью отмытое пятно крови Соби на полу в коридоре, но боец знает, что никого тут нет и больше не будет. Это знание витает в воздухе.
На кухне – две грязные чашки в мойке. Соби трудно представить, что Сеймей сидел тут с Нисеем, и они пили кофе. Вместе. Но почему-то ему кажется, что это было именно так. Скорее всего, Нисей специально не помыл эти чашки, чтобы Соби увидел. А Сеймей – разрешил. И это самое близкое к тому, что могло бы быть прощанием от пары Beloved. Соби улыбается.
Поужинав, он принимает душ, а потом долго рассматривает свое горло в запотевшем зеркале. Ему кажется, что шрамы стали тоньше. Соби отступает на шаг, чтобы рассмотреть себя целиком. Его не покидает ощущение, что он должен хоть как-то измениться внешне. Ушки, конечно, заново не отрастут, но все же... Нет. Зеркало отражает привычную картину. Может, только тени под глазами стали глубже, отчего цвет глаз теперь выразительнее, чище.
Когда Соби добирается до кровати, уже светает. Для него так странно ложиться спать на рассвете, зная, что никто не разбудит, не потребует куда-то бежать и что-то делать. Он вытягивается под тонким покрывалом. Закрывает глаза. Заставляет свое тело расслабиться, используя дыхательную технику, старается почувствовать каждую мышцу, каждый нерв. «Все тело наливается приятным теплом», – проговаривает Соби мысленно привычную формулу, ощущая, как запускаются процессы регенерации. У него осталось еще несколько часов для сна, он должен выспаться и восстановиться, чтобы не быть потом похожим на несвежий труп.
***
Рицка не смыкает глаз всю ночь. Теребит пальцами кровавое пятнышко и снова пытается вспомнить лицо из сна. Хоть что-то еще, кроме вкуса губ и почти невесомого прикосновения длинных волос. Нельзя же бродить по улицам и целовать всех длинноволосых блондинов? Вспомнил! Рицка чуть не подпрыгивает в кровати. Светлые волосы, длинные, мягкие, как на маминой шубе, постоянно лезущие в глаза, цепляющиеся за дужки очков. Вот снова! Рицка еще не может вспомнить все целиком, но находит больше и больше кусочков этого пазла своих разбитых воспоминаний. Ему все время кажется, что еще чуть-чуть, маленькое усилие, и он окончательно вспомнит. Но за окном светлеет, а большинства кусочков так и не хватает. Наконец усталость берет свое, и Рицка сам не замечает, как засыпает прямо так, сидя в кровати и закутавшись в одеяло.
Утро подкрадывается незаметно и оказывается для не выспавшегося Рицки таким не добрым, что он морщится, выключая будильник. Умывается, чистит зубы, расчесывается, одевается и завтракает на ходу, одновременно собирая учебники. В результате умудряется застегнуть рубашку не на ту пуговицу, волосы не столько расчесываются, сколько электризуются и стоят дыбом, в сумке оказываются не те учебники, а на ногах – не парные носки. И даже в школу Рицка опаздывает. Конечно, Шинономе-сенсей его не ругает, только смотрит так грустно, что Рицке сразу становится ужасно стыдно и хочется вообще сбежать с уроков, но что-то останавливает. Его же всегда встречали... Сеймей... Или Он? Стоит Рицке начать думать о Нем, как минуты сразу тянутся одна за три, уроки кажутся невыносимо скучными, а одноклассники – приставучими и противными, хотя его-то всего раз просят одолжить ластик.
Наконец уроки заканчиваются, и Рицка выходит из класса. Медленно. Он надеется увидеть незнакомца на месте брата и страшится этого одновременно. Ведь это тот самый незнакомец, с которым они целовались почти до потери ушек! Рицка топчется в вестибюле, пару раз перечитывает расписание, стенгазету, правила поведения в случае пожара... Но вот читать больше нечего, оттягивать бессмысленно, и Рицка решительно выходит на школьное крыльцо. Солнце светит так радостно, словно у него день рождения. Оно улыбается с неба, сияя так нестерпимо ярко, что Рицка невольно зажмуривается, улыбаясь в ответ, а когда открывает глаза – видит его. Высокий силуэт за оградой, знакомая поза, неизменная сигарета, длинные волосы треплет ветерок, а солнце гладит золотые пряди, делая их обладателя похожим на ангела в сиянии нимба.
И Рицка делает шаг этому знакомому незнакомцу навстречу.
***
Звонок веселой трелью разносится по двору, и первые, самые прыткие школьники начинают по одному и группками выбегать из душного нутра школы. Соби курит на привычном месте. Он еще не знает, что скажет Рицке. Он пока старается просто ни о чем не думать и подставляет лицо солнцу, греясь в его лучах. Поток учеников начинает редеть, но Рицки все еще нет. Соби снова закуривает, отворачивается от двух подозрительно взглянувших на него мамаш, прикрывает глаза, пытаясь потянуться к Рицке по связи, и вдруг отчетливо ощущает его взгляд на себе. Застывает, не зная, как реагировать, прислушивается к себе, а затем оборачивается, уже точно зная, что Рицка рядом.
– Привет, Соби... – начинает Рицка, потом осекается, закрывая рот ладонью, и испуганно смотрит на бойца, который также удивленно рассматривает мальчика в ответ.
– Ты вспомнил? – наконец говорит Соби, и ему кажется, что слова приходится руками вытаскивать из перехваченного глупой надеждой горла.
– Да. Нет... Наверняка не все, – смутившись, отвечает Рицка. Разглядывает Соби так, словно видит первый раз. Тянется коснуться кончиков волос, но пробегающие мимо дети громко смеются, и Рицка отдергивает руку.
– Пойдем в… наш парк? – зовет неуверенно, и Соби кивает, не доверяя голосу. Быстро сжимает руки в кулаки, сует в карманы, чтобы удержаться и не схватить тут же, наплевав на всех. Прижать, почувствовать всем телом, устроить подбородок на теплое место между ушками...
До парка добираются быстро, не обращая внимания ни на что, спешат мимо качелей, аттракционов, шумной толпы, густо заполняющей центральные аллеи по случаю хорошей погоды. Останавливаются, когда шум стихает. Знакомая лавочка, густая тень от низко свисающих веток, иллюзия уединенности.
Соби терпеливо ждет, боится сделать хоть одно лишнее движение, боится испугать своим напором.
– Соби...
– Да, Рицка?
– Я вспомнил, но не все, часть словно в тумане, я думаю... Ты мог бы... – Рицка смотрит на листву под ногами, теребит кончик хвоста, волнуется.
– Все что угодно, Рицка. Ты же знаешь. Я сделаю для тебя все.
– Поцелуй меня? – Рицка зажмуривается, выпалив свое желание, и ждет. Внутри все мелко дрожит, в ушах только грохот крови, а потом его накрывает. Соби поднимает его, укрывая руками, волосами, полами плаща, своим запахом и полем силы. Рицка тянется вверх, все также не открывая глаз, и когда их губы встречаются, слышит хрустальный звон, с которым осыпается невидимый кокон, сковывавший его все это время. И, раскрывая губы навстречу поцелую, он раскрывается весь, делясь собой, своей силой, окончательно подтверждая связь и принадлежность и чувства, которые не смог перекрыть даже приказ.
И когда Соби, оторвавшись от губ Рицки, шепчет в эйфории «Я люблю тебя», он слышит тихий голос мальчика, шепчущий те же слова.