Фест

[sans-amour]

Название: Полуночники
Автор: Кьюри
Фэндом: Loveless
Персонажи: Сеймей, Нисей
Жанр: джен
Размер: мини
Дисклеймер: все у Юн Коги.
От автора: Написано на Весенний Лавлесс фест
Слово-ключ: ключ

Нисею часто снится кромешная темнота, губкой впитывающая в себя каждый звук, окутывающая все тело черным облаком. Нет смысла пытаться рассмотреть, что происходит вокруг, да и зачем? Все равно это лишь сон, он растает утром, вместе с пиликаньем будильника.
Акаме не боится. Слишком давно он видит такие сны – блеклые, лишенные красок, как выцветшие старые картины.
Порой они сменяются чуть более яркими, пришедшими откуда-то из детства. В них Акаме неизменно оказывается в просторной, без намека на мебель комнате с начищенным полом и стойким запахом моющего средства, щекочущим нос. Здесь царит вечная тишина, даже шороха листьев не слышно, хотя Нисей знает – дом окружен садом. Выход из комнаты только один, через лестницу. Но до нее не добраться: стоит сделать пару шагов, как сон обрывается, и испуганный, вцепившийся в одеяло мертвой хваткой Боец снова оказывается в собственной постели.
За такое и на смех не стыдно поднять. Как ребенок, ей богу.
Даже если бы Нисей кому и рассказал…
Но кому рассказывать-то? Кто такой бред слушать станет?
Дом Чияко-сан такой же, как и десяток убежищ до него: чистый, хорошо обставленный в традиционном японском стиле. Классическая мебель, плотно задернутые шторы и темнота по всем углам; так сложилось, что она рядом с Нисеем всю его жизнь: поселилась во снах, в воспоминаниях, даже в боях, став основным оружием.
Вот только сегодня что-то идет по-новому: то ли сказывается незнакомое место, то ли бой оказался слишком тяжелым, то ли день не задался, а нервы расшатались.
Впрочем, неважно.
Влажные пальцы до боли сжимают край одеяла, а сердце никак не успокаивается. Потому что сегодня все было не как всегда: Нисей не стоял во тьме, он в ней тонул, как в трясине. Не было пола под ногами и привычной тишины. Вместо них – черная, зияющая пропасть, без краев, за которые можно было бы зацепиться. Никакой защиты, никакой поддержки. Ничего.
Нисей садится на кровати и смотрит в синюю темноту дома; совсем не такую, как во сне, но все же очень похожую. Проводит раскрытыми ладонями по одеялу, стирая пот, но легче не становится. Тишина, в которой так хорошо посидеть днем, давит на уши. Бойцу хочется отмахнуться от нее, разогнать, как липкий туман. Включить музыку или, хотя бы, телевизор. Но какая музыка в три часа ночи да еще и в доме пожилой особы, дающий укрытие его Жертве? Об этом и речи быть не может.
Залезть поглубже под одеяло и постараться уснуть – единственный разумный выход из положения, но Нисей боится закрывать глаза. Воспоминание слишком свежо и реалистично, чтобы выбросить его из головы, а пальцы все еще помнят как это – хвататься за воздух.
За окном гуляет холодный весенний ветер, теребит почти голые ветви кустарников, превращая их тени в узловатые когтистые лапы, царапающие оконное стекло.
Кошмар да и только.
Нисей никогда не позволил бы себе подобного при посторонних, но сейчас можно – погруженный в чернильную темноту дом крепко спит, а плотно закрытые двери надежно отгораживают его обитателей от Бойца. Никто не увидит…
Нисей набрасывает одеяло на плечи и устраивается поудобней, пытаясь согреться, хотя рубашка на спине и так промокла насквозь. Постыдная поза и не менее постыдное поведения для Бойца Beloved, но… никаких «но». Детство давно кончилось, жаловаться на ночные кошмары глупо, а бояться темноты – позорно.
- Нисей, что случилось?
Акаме замирает каменным изваянием, не в силах повернуться на голос. Хотя и смотреть не обязательно – его Нисей узнает везде и всегда: Спокойный, глубокий, сквозящий мягкими нотками. Такими обманчивыми и притягательными, что хочется слушать постоянно. Что-то внутри, то, что Акаме в себе люто ненавидит, словно дергается, стоит Бойцу услышать Жертву. Не Связь, нет. Что-то другое, в сто раз хуже и опасней Связи.
Нисей идентифицирует это как «чувство» и дальше не заходит. Дать этому название даже в мыслях значит проиграть в один ход, признать собственную слабость.
Мало того, что Аояги увидел его, такого перепуганного и уязвимого, так еще и это.
- Ничего. Просто не спится, - Нисей улыбается в темноту, забыв, что Возлюбленный не может его видеть. Но, возможно, ощутит это жалкое подобие улыбки.
Когда он пришел? И почему Нисей его не почувствовал?
- Ясно.
Секунды тянутся медленно, будто даже время ополчилось против Бойца.
- Тоже не спится? – нарушает повисшую тишину Нисей и, наконец, поворачивается в Жертве лицом. Сеймея почти не видно, только темный силуэт на фоне дверного проема, неподвижный, как статуя.
- Пойдем, - приказывает Жертва, и Акаме слушается, беспрекословно и легко, будто только и ждал, что приказа. Стыд за открывшуюся глазам Жертвы сцену накатывает удушливой волной, но страх угасает, уступая место щемящему чувству привычного одиночества.
Нет, самостоятельности. Самостоятельности.
Интересно, зачем Нисей понадобился Жертве в такой час? Новое задание подвернулось?
Впрочем, Акаме был бы рад и этому. Пусть придется срываться среди ночи, зато не надо засыпать и снова погружаться во тьму. Хотя бы сегодня.
Кухонный свет бьет по глазам, и Нисей невольно жмурится, моргая на лампочку. Сеймей, похоже, уже забыл о его присутствии, и занимается своими делами: зачем-то наливает в кастрюлю молоко, ставит на плиту.
Нисей ему что, просто для компании понадобился?
Знакомое «чувство» слабо теплится в груди, но не согревает. Скорее даже наоборот, словно бередит давно затянувшуюся рану.
Нужен. Но только в качестве зверушки, чтобы нескучно было.
- А ты почему не спишь?
- Тоже не спится.
Нисей не знает, о чем говорить. Рассказать о кошмаре? Ни за что. Спросить, как Жертва сумел незаметно подкрасться к Бойцу тоже не вариант – скорей всего Нисея просто проигнорируют.
- Я думал, появилось новое задание, - наконец выдает Акаме, устраивая локти на столе. Говорит просто потому, что молчание давит на уши. Чуть меньше, чем гробовая тишина в заполненной мраком комнате, но все равно некомфортно.
Акаме и сам не понимает, чего сейчас хочет больше: чтобы наступил день и можно было сбежать от скребущих в груди коготков куда-нибудь по обязанностям, или смотреть, как Аояги совершенствует свое кулинарное искусство. Докатился.
- Среди ночи? – быстрый взмах хвостом как невольное выражение удивления или негодования, - До такого я еще не дошел, Акаме.
- Дошел. Мимуро и Мэй же посылал…
- Тогда была крайняя необходимость.
Снова наступает молчание, но Нисею становится немного легче: Аояги не устраивает ему допроса, с чего это Боец перепугался теней от занавесок? Уже хорошо…
Пакет неизвестного содержания тихо шуршит, и Нисей невольно приподнимается посмотреть, чем там занята Жертва. За это ведь по носу не дадут, правда?
К звукам добавляется тихое постукивание ложки о края кастрюли, а носа касается знакомый запах. Такой обычно витает в небольшом кафе недалеко от главного парка, в которое Нисей как-то заглядывал с Мимуро и Мэй. Ребенку, видите ли, сладкого подавай. И все же, над чем Аояги там трудится?
- И давно у тебя это?
- Что?
- Кошмары, Нисей. Даже я их почувствовал, - ложка на секунду останавливается, и Аояги снимает с кулинарного шедевра пробу. Таким Нисей видит Жертву редко: домашним, слегка растрепанным да еще и в пижаму облаченным. Куда привычней лицезреть Сеймея одетым с иголочки, в идеально отглаженную рубашку и брюки. Но все же бывают исключения, вот как сейчас. Эти моменты Боец хранит в памяти как самые дорогие. Потому что Агацума Соби никогда не сможет смотреть на такого Сеймея – тот просто не позволит. Все-таки есть у Нисея привилегии.
- Я не помню. С детства, кажется. А ты что, их видел?
- Нет, почувствовал. Трудно не проснуться, когда тебя так зовут.
Ну вот, началось. А Нисей-то думал, что сможет избежать окончательного позора. Как же, размечтался. С Сеймеем такое не прокатывает, а так хотелось бы…
- Я не знал… Ты из-за меня проснулся?
- Да. Держи, - на стол опускается большая, расписанная яркими цветами кружка, до краев наполненная светло-коричневой жидкостью, и Нисея осеняет: какао. Как он раньше не догадался? Это что же получается, Аояги проснулся чтобы сладким себя побаловать?
Хотя нет, минуту. Это ведь Нисей его разбудил. Почти нереально, но проверить стоит, - а вдруг.
- Составишь компанию?
- Нет. Я его не люблю, - Аояги опускает на стул напротив и смотрит на Бойца своим фирменным взглядом: внимательным, ловящим каждое движение. По опыту Нисей знает, как сильно это нервирует некоторых знакомых Сеймея. А вот Нисею нравится. Ему вообще все нравится…
«Чувство» снова шевелится в солнечном сплетении, настойчиво пробираясь к сердцу. Словно отогретое первым глотком приготовленного для Нисея напитка, расправляется, ползет вверх, и Акаме приходится сглотнуть непонятно откуда взявшийся в горле комок.
Какао согревает, ласкает сладостью язык, разгоняет по пальцам тепло. Каждый глоток словно смывает горькие воспоминания о кошмарах, пустых комнатах и отвратительном запахе моющего средства, от которого у Нисея даже спустя столько лет начинает болеть голова, а нос щипать.
- А я и не думал, что Жертвы чувствуют кошмары Бойцов. И давно ты знаешь? – ну вот, и язык развязался. Как же мало надо Нисею, чтобы разговориться с Жертвой. Потому что так и тянет: завести беседу, узнать о планах, а рука так и тянется набрать его номер или отправить смс. Не важно, каким будет ее содержание – лишь бы напомнить о себе.
Связь, куда без нее. И «чувство», разбуженное взглядом Сеймея и чашкой горячего какое. Потревоженное, как птичка, в любой момент готовая вспорхнуть от резкого шума или неосторожного движения.
- Пару месяцев. Но я не думал, что все так плачевно. О таких вещах нужно рассказывать, Нисей. И как можно раньше.
- Я не знал, что это важно. Честное слово!
- А если бы знал – рассказал бы?
Сеймей умеет задавать правильные вопросы. Умеет подбирать ключи к замкам, навешанным на самые сокровенные двери в человеческих сердцах. К Нисею вот подобрал при первой же встрече и завершил начатое при второй.
Осталось немного: отогреть, разморозить последний замок в душе Бойца. Горячим какао, сваренным среди ночи … Но для чего?
Коготки в груди царапают сильнее, и Нисей готов застонать от бессилия. Если бы Сеймею действительно было нужно то, что Нисей запрятал глубоко-глубоко, на самое дно, Акаме бы отдал, не задумываясь. Но ведь не надо. Разве что только чтобы было. Нисей не готов так с этим расстаться. С единственным, что он по-настоящему ценит, что прячет и что бережет. Потому что если Сеймей это выбросить, у Бойца не останется ровным счетом ничего.
- Да, - откровенно врет Акаме, прекрасно понимая: Сеймею не нужна Связь, чтобы уличить своего Бойца во лжи. И без нее прекрасно справляется, но спускает Нисею вечные недоговорки. Пожалуй, это тоже можно считать особым отношением, главное – не обольщаться.
- Не хочешь рассказать, что тебе снится?
- Да ничего особенно. Просто кошмары. У всех бывает, сам знаешь. Или у тебя нет?
- Я редко вижу сны, Нисей. И мне нечего в них бояться. Давай сюда, - вынимает чашку из рук Бойца и снова направляется к плите, наливать вторую порцию. Нисей смотрит на уверенные движения и вдруг понимает: Сеймей сегодня в очень хорошем расположении духа, с самого утра. Видимо, что-то случилось, и кусок внимания на радостях перепал Нисею. Хотелось бы больше, - о, кто бы знал, как хотелось бы, - но и того, что есть сейчас, более чем достаточно.
Как это все…
Чашка снова оказывается в руках Акаме, и Нисей автоматически делает глоток, искоса наблюдая на Жертву. Сеймей едва заметно поводит плечами и прикрывает рот ладонью, давя зевок.
Ах да, Боец же поднял его посреди ночи своими страхами. И даже не сгреб за это.
- Пойдем спать? – а вот это уже Связь в чистом виде. Как бы не боялся Нисей снова остаться в одиночестве наедине с собственными страхами и темнотой, а смотреть как усталую, засыпающую находу Жертву выше его сил. – Я могу посуду помыть…
- Накахира завтра помоет. Но учти – разбудит он нас рано, - Сеймей улыбается, и Акаме невольно отвечает ему тем же, отчетливо представляя, какая трепка грозит им обоим утром. Накахира из тех людей, кому плевать гость или не гость, важная персона или не слишком – выскажет все, что думает в самых красочных выражениях.
Нашел же Аояги себе развлечение, ничего не скажешь. Нисею порой кажется, что Накахире доставляет удовольствие орать на Жертву Beloved, а Сеймею – поддевать подопечного Чияко своим непробиваемым спокойствием и загадочными улыбками. Но самое приятное в том, что здесь и Нисей не бывает лишним, огребая скандал за компанию с Жертвой. Что после очередной выволочки можно улыбнуться и сказать «опять нам влетело». Конечно, не акцентируя снимания на самом важном, ключевом «нам» - меньше всего Нисею хочется еще раз услышать, что Сеймей не его Жертва, что нет никакого «мы».
Свет на кухне гаснет, и дом снова погружается в чернильный мрак, но Нисей не боится. Почти.
Дверь в коридоре тихо хлопает, отгораживая Бойца от Жертвы, будто и не было ничего: ни какао, ни ночных посиделок. Ничего.
Нисею кажется, что он побывал не на кухне, а в другом мире, теплом и уютном, но теперь настала пора возвращаться домой, в темноту. В уже остывшую постель, таящую под одеялом вереницу знакомых кошмаров и мрака.
Ничего страшного. Ведь теперь Нисей знает – Жертва рядом с ним не только в реальном мире, но и во снах, даже если сама этого не желает. А двери, разделяющие их – не нерушимые преграды. Они откроются рано или поздно. И, возможно, тогда Нисей сможет назвать то, что дремлет в его груди, нужным, правильным словом. Не боясь, что Жертва не поймет, как много оно значит.