Манга На прошлой неделе вышла книга Loveless Fan Book. В ней было напечатано интервью с автором манги Yun Kouga. Собеседник мангаки отметил, что изначально Kouga планировала всего пять томов манги, но уже вышло 12. Затем интервьюер добавил, что планируется выпустить еще два-три тома манги. Мангака ответила на это, что несмотря на перерыв в выходе манги, она вернётся к работе над ней уже этой осенью. Kouga недавно работает также над мангой "Akuma no riddle" и "Satō-kun to Tanaka-san".
Товарищи! Давно меня не было в фендоме, но тут напала такая ностальгия! ПОмню был один замечательный фанфик на Эсси Эргане по Ловлесс, пост аниме, там Рицка с соби связь устанавливали и на Хоккайдо ездили и вообще жили семеной жизнью, а рицка постепенно узнавал о сеймее гадости нашел диск с секретами. Ни у кого часом раритета не сохранилось? Ах вот еще, точно зна что у него есть продолжение! И продолжение тоже если можно) И вообще, я в фендоме года 4-5 не была, посоветуйте хорошие миди- макси с хеппи эндом. Классику жанра.
Название: Планы на завтра Автор: Senta Пейринг: Соби/Рицка Рейтинг: PG-15 Жанр: флафф Размер: мини читать дальше Часть 1. Планы Мать Рицки положили в больницу на обследование. Лучшие специалисты, отличный уход, полная безопасность. И наконец-то можно расслабиться и отдохнуть немного. Четыре дня, 96 часов, почти шесть тысяч минут полной пьянящей свободы. Тысячи мгновений видеть его, слышать звук его голоса, чувствовать его рядом, заботиться о нем, восхищаться им. Любить его. Море невинных манящих прикосновений! Держать себя в руках… В его руках… Четыре дня Рицка будет спокоен за свою мать и сможет приходить домой, как угодно поздно. Последняя мысль Соби особенно понравилась. - Всего 4 дня. Ты же понимаешь, что они пройдут очень быстро. - Нет. Они вечно будут в моем сердце… У меня холодно, я купил тебе носочки. - По-моему они девчачьи… - Нет, они просто теплые и с помпонами. - Вот именно. Невозможно, невозможно независимый и трогательный мальчик!
Соби сдал свою квартиру и переехал ближе к школе Рицки. Квартира… холостяцкая берлога, плацдарм и крепость – это было единственное материальное, к чему Соби был привязан. Без всяких там нежностей. Просто он знал её всю, внутренним чутьём, черной кошкой во тьме мог беззвучно проскользнуть, не задев ни единого предмета. Знал слабые места – тонкие двери, хрупкие затворы оконных рам, едва уловимым скрипом они сообщали ему об опасности. Звуки, запахи. Соседи. Незваные гости. За окном куст лиловой персидской сирени и соловей, поющий свою песню о весенней бархатной ночи полной тайных надежд и желаний. Всё это Соби поменял на стандартную серую коробку в заурядном блочном доме. Рицке осталось только вздохнуть, осмотреть скопища пыли вокруг, и, вооружившись тазиком, водой и салфетками приняться за уборку. - Что ты нашел в этой квартире? Она далеко от института. - Она по пути от школы до автобусной остановки. - Моей школы! - Значит тебе удобно будет зайти на обед… Или остаться на завтрак. Рицка закончил мыть окна, стало светло и красиво, но мальчик спрятал улыбку и собирался строго настрого запретить Соби думать о всяких там завтраках. Он спрыгнул с окна, обернулся и подошел ближе. На стене расцвела ветка сирени и тот самый соловей, которого Рицка пытался найти в кустах, сидел не таясь, и склонив голову на бок, разглядывал Рицку. - Ты потрясающе рисуешь! - К сожалению это далеко не так. Но я обещаю тебе, что наш новый дом тебе понравится. Уже понравился. И пока Рицка рассматривал рисунок, его можно было осторожно приобнять его за талию. - Нужно помыть полы и поставить стол ближе к свету, - распорядился мальчик, осторожно высвобождаясь из объятий, - держи швабру – займись чем-нибудь полезным… А потом мы займемся твоей самооценкой. - Буду счастлив, но предупреждаю – я не исправим, - ответил не без гордости. Рицка склонился к нему, посмотрел в упор. На губах улыбка, а глаза серьезные, внимательные, требовательные. - Я буду терпелив и настойчив. Со временем всё наладится. Потрясающая Жертва. Чуткая, сильная. Маленькая, но решительная… Покорен. Растерян. Счастлив. А Рицка между тем был голоден, и шебуршился на кухне. Втихаря пытался залить кипятком брикет лапши быстрого приготовления. Резкий запах синтетических ароматизаторов быстро привел Соби в себя. Он молча отобрал открытую яркую хрустящую упаковку и закинул в мусорку, в след за ней отправился и пакетик приправочного масла сомнительного происхождения, сдобненного глутаматом натрия. - Лапша домашняя с тушеным тунцом под грибным соусом, - позволил себе слегка назидательный тон. Рицка кивнул с готовностью: - Я буду помогать!
После ужина, поставили стол и готовили уроки. Рицка разложил учебники и сосредоточенно склонился над тетрадкой. Соби сел рядом, на пол у кровати и, прикрывшись книгой, рассматривал Рицку. Носочки с помпонами, маленькие тонкие манящие коленки. Одним движением можно дотянуться и обнять. И тут же прогонят. Поэтому нужно посидеть так ещё, оттягивая ускользающее сладкое неизбежное прикосновение. А потом строили планы на выходные. Рицка подошел ко всему основательно, сверился с маршрутами автобусов, распланировал поездку за город и даже прикинул во сколько она обойдется. Денег всегда мало. Забавные ничего не значащие бумажки. У Соби их всегда не хватало, но он относился к этому спокойно. Они давали ему возможность жить независимо и рисовать. Этого вполне достаточно. Ему не нужны лишние вещи, при необходимости можно и поголодать. Другое дело Рицка. Мальчик наполнил его жизнь другими красками. Желанием заботиться, оберегать. Кормить. Защищать. Быть опорой. Учиться и работать чтобы, когда мать уже не сможет содержать Рицку, Соби мог… имел честь… Быть для Рицки кем-то. Кем-то значимым, на кого он в чем-то полагается… Принять помощь из рук Соби, позволить ему стать опекуном - всё это было немыслимо для Рицки. Но состояние его матери ухудшалось и момент, когда ему придется дать своё согласие, приближался. А пока они осторожно обходили эту тему, и Рицка копил на поездку, складывался на расходы пополам с Соби и требовал, чтобы они уложились в их скромный совместный бюджет.
Всё было замечательно, только домой Рицка уже не успел. Точнее можно было доехать до Рицки, но это был последний автобус, а отправлять Соби обратно пешком ему не хотелось. Можно было оставить Соби у себя дома, но это было ещё более сомнительно, чем остаться здесь. - Что ты там будешь делать один в пустой квартире? И Рицка нехотя согласился остаться. Ничего похожего на пижаму не нашлось, пришлось остановиться на длинной водолазке. Носочки с помпонами, голые острые коленки. Трудно сдержать улыбку. Рицка уселся на кровать, завернулся в одеяло и осознал всю неловкость ситуации. Да еще Соби устроился рядом на полу, поближе к коленкам. И именно в это время в дверь позвонили. - Кто это ночью? - Кио. Вечер был безнадежно испорчен, но дверь пришлось открыть. - Дружище, ночь на дворе… - А у меня тут пивасик, и контрольная завтра… - В этот раз сам подготовишься, и получишь свой честно заработанный трояк. Соби стоял в проходе, не позволяя Кио войти, но тот исхитрился заглянуть в комнату и увидел Рицку. - Соби, тебя посадят! - Возможно даже положат, - ответил Соби и выставил Кио за дверь.
Рицка весь собрался в кокон из одеяла, видно только макушку и ушки. Кожа под шелковой шерстью пунцовая, наверняка и надежно спрятанные щеки, горят. Можно даже не надеяться обнять коленки. Остается поцеловать макушку и сесть рядом. В очередной раз понять, что ничего никогда не получится. Пустые надежды… Но Соби никогда не сдается. Проскальзывает рукой под одеяло и ловко вытягивает на свет кончик хвоста. - Эй, как ты узнал, где он? - Я всегда знаю. Когда-нибудь мне будет не хватать его. - Ну, это еще не скоро, - уверенно ответил Рицка. - Возможно, - недоверчиво улыбнулся в ответ. Шелковый, пушистый, на конце с белой опушкой. Соби потерся щекой о шерстку и прикусил кончик. Безобидно, но щекотно. - Зачем ты это делаешь? – улыбнулся Рицка, не торопясь вырываться. - Люблю. Полюбишь кого-нибудь, тогда узнаешь. - Надеюсь, что нет. Я не хочу делать тебе больно. Ну конечно, Соби никогда не будет кем-то для Рицки. Больно. В самое сердце. Рицка единственный, кто напоминает Соби, что сердце у него есть. - Я не хочу тебя расстраивать. Просто лучше подготовить. Жестокий маленький Рицка. Жестокая маленькая правда. - А вдруг мне повезет? - Возможно. Впрочем, возможно Соби повезет не дожить до того момента, когда Рицка выберет другого. Это тоже правда. Но Соби взрослый и он держит свою правду при себе.
- А в чем ты спишь? - Вообще-то ни в чем, но сегодня согласен на футболку. Соби красив, ему не раз говорили об этом с завистью или восхищением. Но сейчас он полон сомнений. Не достаточно красив, чтобы изменить что-то. Выключить свет? Спрятаться в шкафу, как это делает Рицка, или просто выйти на кухню? Нет. Не торопясь расстегивает рубашку, чтобы незаметно было, как плохо слушаются пальцы. Рицка подсматривает. Соби не видит, но чувствует. Расстегнуть брюки и услышать, как Рицка фыркает и накрывается одеялом с головой. Что натворил, больше Рицка никогда не останется! Соби выключает свет, ложится с краю к стене, поверх одеяла. Выравнивает дыхание. Рицка свернулся на бок, спиной к Соби и делает вид, что спит. Старается, а дыхание поверхностное, настороженное. Надо бы сдержаться, но уличить его в обмане так соблазнительно. Прикоснуться к шелковому краешку ушка губами. - Соби, веди себя хорошо! - Хорошо для тебя или для меня? - Просто закрой рот и спи…
Новый дом наполняется новыми непривычными ещё звуками, свет фар проезжающих мимо машин бликами разбегается по потолку – надо повесить шторы. На кухне капает кран, и с утра рано вставать. И всё это такое далекое и незначительное, когда Соби смотрит на спящего Рицку. Счастье моё. Сокровище моё тёплое. Прошептать: - Если бы всё могло остаться так, я не посмел бы мечтать о большем. - Ещё как посмел бы, - зевает сонный Рицка, - завтра тебе постелим футон, а то все выходные проспишь.
Завтра. У нас будет завтра. И завтра будет Рицка. Чудесный план на выходные!
Часть 2. Завтра
Соби спал на лекции… Соби спал на лекции по истории искусства - второй семестр, страница 136. В жизни его было всякое и поздние подработки, и ночные бои, и ранения с большой потерей крови, в общем дремать в пустом лекционном зале ему случалось не раз, но всякий раз он чувствовал, когда кто-то подходил к двери, и успевал проснуться, одним движением поправить волосы, одеть очки и склониться над книгой. Но сегодня был особенный день, первый раз Соби не подготовился к лекции, утром собрался наспех, чтобы приехать до занятий и успеть прочитать материал, и только сел позаниматься… как его разбудил пожилой лектор. Мысли путались в голове, кажется, он всё ещё пытался решить, за что же его терпит Рицка… А где собственно Рицка?.. - Вы слишком много занимаетесь, - улыбнулся профессор. - И всё-таки у меня осталось несколько вопросов. Легкий всплеск адреналина, помог Соби быстро собраться. До занятий он успел переговорить с преподавателем и прочитать пару страниц. Когда приступили к опросу домашнего задания, Соби сам вызвался к доске и блестяще ответил по первому параграфу. Наконец-то сел, выдохнул со счастливой усмешкой. - Хэй, что за нездоровый восторг от этой тоски зеленой? – возмутился Кио. - А я просто дальше этой страницы ничего не знаю, - тихо ответил Соби и принял сосредоточенный вид. Быть лучшим учеником в группе, знать и уметь больше всех, учиться и совершенствоваться - всегда было важнейшей задачей для Соби. К этому его приучали с детства. Но совсем недавно знания обрели для него практическую ценность – возможность работать и обеспечивать Рицку. Так что просто выкрутиться не подойдет, и за следующие полтора часа боец освоил и новый материал, и предыдущий.
Можно было расслабиться и подумать о хорошем… 10:50 – у Рицки урок математики, первый этаж, окна во двор. Рицка много занимается дополнительно - в следующем году хочет перейти в математический класс. Уровень занятий в классе для него слабоват, ему скучно и он смотрит в окно, на цветущую сакуру и сердитого толстого шмеля, перебирающегося с цветка на цветок. Соби достал телефон. Отчаянно хотелось написать что-то, но что? Очевидно: я люблю тебя, Рицка! Рассердится, да еще и не ответит… Тогда может быть про шмеля? Пожалуй, но нужно было потерпеть ещё немного, прежде, чем тратить свой шанс на маленькую ответную смску. Телефон завибрировал. Восторг. «Домой хочу!» «Сегодня роллы с икрой» «Я вовсе не хотел напрашиваться в гости» «А ты вовсе и не гость» Рицка не ответил. Пожалуй, все слова сказаны, но когда разговор обрывается, Соби всегда тревожится, думает, не позволил ли себе излишнюю откровенность и не нарушил ли хрупкого равновесия между ними. Спустя полчаса телефон завибрировал снова: «Не завали контрольную!» «Я буду великолепен» «Хвастун» Такой и есть, - улыбнулся про себя Соби.
После контрольной была совершенно рядовая лекция. За окном буйствовала весна, на все голоса пели птицы. Сакура роняла лепестки, напоминая, как быстро уходит время. Время, которое все хотели провести там, а не здесь. Даже преподаватель зевал, прикрывая рот ладонью. Только Соби сидел прямо и сосредоточенно смотрел на доску. Всегда сидел прямо… Но сегодня, стоило преподавателю отвернуться, как Соби потягивался, зевал и улыбался каким-то своим мыслям. Причем делал он это совершенно неосознанно. Кио глазам своим не верил: - Да что с тобой такое сегодня? - Просто я не спал до утра. - И что же вы там такое делали с Рицкой? - Строили планы на завтра… - Завтра, которое сегодня? - Завтра, которое сегодня, и завтра, которое завтра, - ответил Соби.
читать дальше Я вошел в комнату, но Рицку нашел не сразу. В полутьме и тишине он сидел на полу, по ту сторону кровати в самом дальнем углу. Сдержанный всхлип и опять тишина. Затаился, в надежде, что я не замечу и уйду. Обидно. Но это не важно, важен сейчас ты. Снимаю мокрый плащ и вешаю на стул. Там же оставляю туфли. Я дома. Даже если меня здесь не ждали, рядом с Рицкой я дома. Я не буду включать свет, раз его не включил маленький хозяин. Сажусь рядом. Глаза у тебя полны слез, а щёки сухие – гордый. Чудесный мальчик. Внешних повреждений не видно. Значит можно не торопиться. - Рассказывать будешь? - Нет. Жду. Сажусь так, что перекрываю проход. Мой мальчик хотел спрятаться, а оказался совсем рядом - никуда не деться. Такой юный и открытый, не может сдержать эмоций. Доверься мне, не закрывайся. - На полу холодно, - нисколько не смущаясь, перебрался через мои коленки, достал плед из шкафа и протянул мне. Блестяще. Потрясающее самообладание. Сел рядом, но с другой стороны. И не сбежал, и на свободе. Я покорен. Достаю из сумки небольшую банку, завернутую в фольгу. - Горячая, - не торопится открывать. Греет руки. – Что это? - Это суп. Я приносил тебе попробовать всё самое вкусное, дорогое и экзотическое. И ты возмущался и отказывался, каждый раз ругал меня, что я трачу на тебя деньги. А сейчас сидишь довольный с банкой обычного домашнего супа, который я сварил час назад и не знаешь, что сказать. Неужели в этот раз я угадал. - Спасибо, - улыбнулся едва заметно, одними уголками губ. - У тебя здесь холодно. Позволь я куплю тебе нагреватель. - О, нет, Соби. Мы уже много раз спорили на эту тему. Ты не должен тратить на меня деньги, и я не хочу быть в долгу у тебя. В каникулы я смогу заработать немного денег и сам куплю. Деньги, деньги – бесполезные бумажки. Зачем нужны деньги, если я ничем не могу тебе помочь, не могу сделать ничего полезного. - Могу я хотя бы одолжить тебе до лета? - Хватит, - вздыхает, - можно я просто поем. Уносит банку на стол, а мне приносит фотографии: - Вот, можешь взять какие понравятся. Рицка садится ко мне спиной. Смущается. С трудом откручивает крышку и кушает жадно. Первым делом вылавливает рыбку. Рицка любит рыбку. Мой мальчик растет и любит покушать. Он никогда не должен быть голодным… Допивает бульон и резко оборачивается. Поймал. Опускаю глаза, делаю вид, что смотрел на фотографии. Вот они на кровати. Знакомые и незнакомые лица. Что-то делают, смеются, удивляются. Я снимаю свитер и беру фотографию, где Рицка один. Таких несколько, но на этой он улыбается едва-едва, а глаза серьезные, внимательные. Мне нужна именно эта, кладу её в нагрудный карман рубашки. - Я так и думал, что ты её выберешь. Ещё когда фотографировали, знал, - и улыбается так же. Сразу вижу для меня. Я подхожу медленно, стараюсь выглядеть уверенным, хотя сомневаюсь, получиться ли то, что я задумал. Смотрю свысока, рост всё-таки полезная штука, и осторожно надеваю на него свитер. Не спорит - замечательно. Покушал, оделся, теперь просто замечательно. Мальчик мой подтянул повыше длинные рукава, задумался. Не нравится, что я остался в тонкой рубашке. Заботливый. Справедливый. Несговорчивый. Поэтому я тороплюсь отвернуться. Раскладываю на полу плед. На двоих. Подсаживается ко мне и протягивает мне свитер. Черный, колючий. Знакомый свитер. Я не могу взять, но ты смотришь требовательно. - Сеймей никогда не давал тебе свою одежду? - Нет, конечно. - А я бы дал, но мой будет мал. Одень сейчас этот, потом я положу его на место. Не спорю. Одеваю, хотя мне не по себе. Рицка сидит, обхватив коленки, думает, молчит. Жду, пока повернется. Мысли тяжелые, глаза опять на мокром месте. Что-то очень серьезное, раз не лечит ни тепло, ни покой. Смотрит с надеждой, молчит, говорить не хочет, значит, хочет спрашивать. - Спрашивай. Улыбается. Угадал. Что хочешь, спрашивай, тебе не нужно разрешения. Я весь твой. - Рицу-сенсей был тебе как отец? Серьезные вопросы. Смотрит внимательно, не отвертишься. - Скорее – учитель. - Но ты ведь жил у него дома? - Да, в детстве, а потом он перевел меня в интернат при школе. - Это ведь детский дом, да? Вот оно что. Глаза большие, испуганные. Беру его за руки. Ледяные ладошки. - Рицка, тебя не отдадут в детский дом. Я не позволю! Отворачивается. Прячет руки в свитер. Сидит чужой, нахохленный. Самостоятельный. Всё решил. На жизнь вперед решил. Без меня… А я никто. Ни брат, ни любовник. Довольно скоро придет день, когда состояние его матери ухудшиться, и станет невозможно скрывать, что ребенок живет без опеки взрослых. И Рицка не позволит мне вмешаться, взять на себя заботу о нём. Вот такие вот новости… Вся моя сила, вся моя магия бессильна, против его короткого решительного «нет». А в комнате уже совсем темно. Холодно. Одиноко. Я протягиваю руку к тумбочке и включаю свет. Старая лампа разгорается с трудом, потрескивает и мигает, разгоняя причудливые тени по комнате. Завтра я принесу новую, заменю, пока Рицка в школе. Всё-таки я кое-что могу. Значит, я всегда найду выход. Да, мы одни, но нас двое. Складываю ладони перед собой. Мы уже делали так не раз. Ты знаешь, это получится только вдвоем, и ты накрываешь мои ладони своими. Мы открываем их вместе, и прозрачная бабочка взлетает во тьму. Наша надежда. Одна на двоих. - Чтобы не случилось, я последую за тобой. - Я знаю, - улыбается в ответ. Не запрещает. Рассчитывает на меня. Не боится рядом со мной. Ничего не боится. Дыхание перехватывает от восторга. Вот теперь нужно говорить. Спокойно и уверенно, открыто и искренне, и ты ответишь. И я тороплюсь поделиться с тобой всем самым светлым: - Интернат. Ты спрашивал меня про интернат… Знаешь, мне там нравилось. Вот он, мой мальчик, прислушивается недоверчиво. - Я был лучшим. - Хвастаешься, - усмехается. - Нет, я предельно объективен… Там было много детей, много надежд. Там я начал рисовать… Знаешь, там были таки высокие двухъярусные кровати с железными лестницами. Я всегда спал сверху! - А я снизу, - рассмеялся Рицка. – Когда родители не видели, Сеймей брал меня к себе наверх. Было высоко и страшно. Как-будто летишь над комнатой. Сей говорил потом, что я смешно пищал. - Я помню. - А я не помню. Мы тогда жили в другом доме. Я его совсем не знаю. Только кровать эту вспомнил. Просто ты рассказывал так легко, и у меня тоже получилось. - Это замечательно. - Да, спасибо. Ты ведь знал меня, когда я был маленьким? - Совсем немного. Сеймей не хотел, чтобы его домашние видели меня, так что мы не были знакомы. Прости. - Жаль, ты мог бы мне рассказать о том времени, которое я не помню… Это странно и немного страшно. Ты меня помнишь, а я тебя нет, и даже себя – нет. - Страшно то, что я был рядом несколько лет, смотрел на тебя и не видел. Знал тебя, и не знал какой ты. - Не надо! Это всё не заслуженно, - ты нервным жестом откидываешь челку со лба. Длинные пряди вокруг уха сдвигаются назад, и я вижу глубокий порез от уха вниз вдоль скулы к шее. Не могу это видеть. Тонкая рваная линия. Кровью по белой коже. Убью. Только раны твои вылечу и убью. Тянусь к тебе, целую нежно, касаюсь пореза языком, невесомо. Обхватываю за шею, чтобы не вырвался. Шепчу заклинания, выдохами по коже. Умоляю отдать мне всю боль. Ярость и силу, нежность и страсть возьми и борись. - Пусти, пусти меня, Соби. Я плохой! Ты меня любишь, лечишь, а я! Я маму ударил! - Давно пора. Плачет. С головой закопался в коленки, руками накрылся и плачет навзрыд. - Рицка, лучше ты, чем я. - Просто у тебя мамы не было, ты не понимаешь ничего! - Безусловно. Но когда тебя бьют, защищаться естественно. Я научу тебя, как это делать, не причиняя вреда. Ты ведь этого хочешь. Вздыхает, соглашается. Бедный мой мальчик. Вытирает слезы и позволяет себя обнять. Иногда он просто забывает, что я взрослый сексуально озабоченный извращенец и просто прижимается ко мне. Это потрясающе. Жизнь можно прожить ради этого мгновения. Каждой клеточкой тела чувствую его. Вот он согрелся, расслабился. Улыбается почти. Еще немного. - Так за что тебя Рицу-сенсей выгнал? – догадывается, усмехается. - Я сказал ему, что дальнейшее применение физического воздействия в моем обучении неприемлемо. - Что? – смеется Рицка. - Вот и он так сказал… Конечно, всё было не так просто, но дело прошлое. - А я-то думал, что ты только меня не слушаешься! - Нет, меня выгнали за непокорность, и история эта тщательно скрывалась, как самая позорная страница моей биографии. - Вот это да, Соби, ты не устаешь меня удивлять! Руки мои лежали у Рицки на талии, глаза его и губы были так непозволительно близко, что голову приятно вело. И именно в этот момент в дверь постучали. Я ловко прокатился по кровати и бесшумно приземлился на руки, по ту сторону, дальнюю от двери. Дверь открыли, не дожидаясь ответа, так что я, пожалуй, посоветую Рицке вставить замок или хотя бы повесить на дверь дартс. - Рицка, - женщина успокоилась и хотела помириться, - иди я обработаю рану. Она пошла вниз по ступенькам, а Рицка быстро перегнулся через кровать ко мне. Проверил, что я вполне жив, снял мой свитер и кинул мне. А сам побежал за ней вприпрыжку. Как ни в чем не бывало. Мальчик, совсем ещё мальчик. Чтобы она не делала, он всегда прощает её и любит. Как я ей завидую. Никогда он не полюбит меня так. Я сделал всё, что нужно. Пора домой. Складываю свитер Сеймея и кладу на место в шкаф. Одеваюсь и открываю дверь балкона. - Хотел сбежать не прощаясь? Ты вернулся и улыбаешься, самой своей счастливой улыбкой. - Да. - Надеялся выйти под дождь без зонта? - Безусловно. - Может ещё планировал простудиться и помереть? - Я не строил таких далеко идущих планов. - Хорошо, можешь уходить без всяких там «спокойной ночи» и благодарного поцелуя. Я возвращаюсь и рассматриваю смущенного Рицку. В руках у него действительно зонт. Он опускает глаза, ждет, что я обниму его. И я обнимаю, благодарю и целую. Проверяю его порез, ищу другие, шепчу спокойной ночи и что-то еще. Смеется. - Я рад, что ты не покорился тогда, Соби. Это ещё не настоящие испытания, просто маленький домашний бой. Маленькая победа сегодня, а завтра - завтра мы тоже справимся. - И ты, Рицка, будь собой, никогда не сдавайся.
Булгаков-стайл, йо!Ранним осенним утром, накинув на плечи пальто, с сигаретой и отвратительным настроением на балкон босиком вышел студент института искусств Агацума Соби. Голова его тут же взорвалась болью, как бывало всегда, когда незнакомый Боец соприкасался с ним аурой силы. Чем-то эта боль напоминала противную зубную, какая бывает от ноющего нерва, выдрать который не хватает смелости для похода к зубному. И всё бы ничего, если бы, отодвинув стеклянную дверь, в тапках и шортах, с накинутым на плечо полотенцем не вышел тот самый Боец, а по факту - настоящая сволочь и заноза в одном месте, с любимой Собиной зубной щёткой, жадно зажатой в худой крючковатой руке. - Дай прикурить, а? - прохрипел вторгшийся на балкон нахал прокуренным голосом, словно не замечая, как каменеет лицо студента института искусств Агацумы Соби, подающего надежды будущего художника, а по совместительству - лучшего выпускника Семи Лун, и как нервно задёргалось его левое веко. - Щётку на место вернул. Быстро! - Да ты не сердись, Со-тян, сейчас всё положу на... - Я сказал: быстро! Стушевавшись, нахальный Боец исчез за дверью с той же неумолимой поспешностью, с которой исчезает кленовый лист, попавший в речную стремнину, или снег на склонах Фудзиямы с наступлением жаркого лета. Даже имя его вытерлось со страниц манги - так могущественен и грозен был студент института искусств, подающий большие надежды художник и просто нехороший человек Агацума Соби, испепеляющий неугодных одним лишь суровым взглядом и силой своих заклинаний при выходе на балкон ранним осенним утром.
Чехов-стайл, йо!Седой, уже в зрелых годах, но не утративший ещё мужскую силу, в руководительском кресле с высокой спинкой и встроенным массажёром, сидел один из директоров Семи Лун, а именно - Минами Рицу, за своим рабочим столом и придирчиво рассматривал коллекцию секс-игрушек. Были тут всевозможные плети с завязанными узлами и несколькими хвостами, подвесные системы из перевитых между собой кожаных ремней, анальные шарики большие, средние и совсем крохотные, но при своих неказистых размерах с длинными резиновыми шипами, вибраторы самых причудливых форм и размеров, и один из них - для уретры, инструмент, походящий на ракетку для пин-понга, для "эффективного шлёпать ягодицы", как написано было на криво приклеенной этикетке, наручники от совсем брутально-стальных, одолженных из полицейского участка, до розовых в меху с двумя пушистыми шариками. - Соби-кун, ты скоро! - в нетерпении произнёс Минами Рицу, зачастивший скользить ладонью по окрепшему, налившемуся кровью, рвущемуся в дело стволу. - Давай уже, выходи! - Я... сейчас, учитель, - донёсся из-за ширмы смущённый голос. - Почти закончил подготовку. - Я жду. Минами Рицу оставил в покое свой ствол, прикрыл его полой халата, и забарабанил пальцами по столешнице. Через пару секунд из-за ширмы вышел абсолютно голый и оттого невероятно смущающийся, с пунцовым лицом, лучший ученик в своём классе, подающий большие надежды Боец Агацума Соби. - Ложись. Нетерпеливо ухватив его за руку, Минами Рицу перекинул ученика через свои колени, положив попой кверху, и крепко прошёлся ладонью по ягодицам, похлопывая по ним с небывалым задором и азартом, пока те не сравнялись цветом с клубничным сиропом. Тогда Минами Рицу вылил на сокращающееся в страхе или от сладкого предвкушения (от чего именно - история умалчивает) колечко мышц полтюбика смазки, как следует растянул отверстие пальцами и поставил ученика перед собой на колени. И вот казалось бы - бери и придавайся плотским утехам, но Минами Рицу остался неудовлетворён. Он выудил из сваленных кучей на столе секс-игрушек кляп в виде повязки с красным шариком и закрепил его у Агацумы Соби на лице, и лишь затем приставил сочащуюся смазкой головку своей плоти к распахнувшемуся навстречу отверстию. Тут-то его и хватил апокалиптический удар. Минами Рицу осел на пол, завалившись боком, и умер.
Страж-сан! Грядет самая великая битва из битв, драка из драк, мордобой из мордобоев. И в этот период смут и волнений, мы собираем команду бравых защитников. Мы будем рады видеть Вас среди наших стройных рядов.
Два часа. Два часа выматывающих разговоров, обсуждений и Рицкиного упрямства. – Это слишком опасно, – повторят Соби снова и снова, в надежде образумить свою Жертву. Но тот лишь качает головой. – Соби, – голос Рицки только недавно стал ломаться и он еще плохо управляет им. Выходит почти жалобно, скрипуче. – Я не видел брата четыре года с того дня в библиотеке. Я имею право знать, почему он исчез и чего хочет. – На его стороне Акаме, Безликие, Бескровные и Бесстрашные. Ты уверен, что это не ловушка? Все те же доводы. – Мы пойдем не одни. Зеро, Бездыханные, Безлунные – выбирай, если тебя так заботит моя безопасность. Все те же аргументы. – Если хочешь, мы можем даже Нагису с собой взять, – ухмыляется Рицка, уткнувшись в чашку. – В качестве отвлекающего свето-шумового маневра. Соби удивленно вглядывается в его лицо. За ироничной улыбкой – усталость и злость. Но это лишь то, что он видит глазами. С каждым годом Рицка все ближе к нему – обвиваются вокруг их тоненькой неправомерной нити с трудом завоеванное доверие, доказанная преданность, испытанная дружба, делают ее все толще, все отчетливей и ощутимей. Им не нужен больше телефон – достаточно позвать, не нужно спрашивать о самочувствии – достаточно прислушаться. С каждым годом Рицка все дальше от него – яркие эмоции теперь редко вспыхивают на его лице. Соби с тоской вспоминает времена, когда по наклону головы или вздрагивающим от нетерпения ушкам, он мог читать маленькую Жертву, как открытую книгу. Жесткий контроль, годы тренировок. Ушки по-прежнему на месте, а хвост последний раз непроизвольно бил по ногам, когда Рицка попал под сдвоенную атаку Зеро. Идеальная Жертва для идеального Бойца. О них уже слагают легенды. Рицу-сенсей благосклонно кивает Рицке, сталкиваясь с ним в коридорах «Семи Лун». – Соби, – внимательный взгляд, глаза в глаза, – мне уже не двенадцать. И я хочу увидеться с Сеймеем. Мне нужно знать, пойми. Соби давно не рисует бабочек. И не рассказывает никому, что в самые страшные ночи ему сниться Hypolimnas bolina* в прозрачном футляре. Он пытается вытащить ее, еще живую, трепещущую крыльями, ломая ногти и разбивая кулаки. Но чтобы он не делал, в конце концов, в его руках оказывается глыба льда с едва различимой фиолетовой искрой в сердцевине. – Рицка, пожалуйста, я не хочу... Зеленый всполох, свист у правого уха, оседающие по всем поверхностям капли. Чашка за его спиной врезается в стену и осыпается мелким крошевом, впиваясь в затылок и плечи. – Сегодня в восемь. – Рицка спокоен, Рицка отстранен. Словно и не было этой вспышки злости, отчаянья. – Там, где назначил Сеймей. Утром Нана заносит новые сведения в базу данных «Семи Лун». Жертва по фамилии Аояги теперь только одна.
Они сидят по разные стороны стола. Все просто и банально. У Рицки были ключи и занятия закончились раньше, а к Соби приехал Кио, работающий в Саппоро и бывающий в Токио лишь изредка. – И давно ты с ним спишь? Соби ничего не обещал Рицке, никогда не заходил дальше поцелуев, но сейчас чувствует себя предателем. Он обхватывает себя за голые плечи, скрывая отметины чужих губ руками. Как же глупо все получилось. – Давно? Рицка настойчив. Он уже не ребенок, хотя пушистые уши на голове говорят об обратном. Он ощупывает взглядом обнаженный торс Соби жадным голодным взглядом. – Ты его любишь? Соби хочется расхохотаться, но он понимает, что Рицка, натянутый как струна, не поймет причины его веселья и не простит. – Это тут не при чем. Просто секс. – Просто секс, – задумчиво повторяет Рицка и щурится, – а если я тебе предложу просто секс? Соби непонимающе смотрит на него, боясь поверить в то, что он услышал. А Рицка спокойно поднимается со стула и подходит к Соби, втискиваясь между ним и столом, садится к нему на колени. Соби глотает ртом воздух, не в силах осознать происходящее. Рицка нагибает голову, касаясь пушистым ушком его ключиц и до боли кусает, оставляя свою метку поверх следов, оставленных Кио. – Рицка, – Соби встряхивает его за плечи, – ты уже... – Не ребенок, – перебивает Рицка, озвучивая его же недавние мысли. Рицка настойчив и Соби сдается, понимая, что играет в поддавки сам с собой. Он подхватывает его на руки, чтобы отнести в спальню, но Рицка, что есть сил, тянет его за волосы, заставляя остановиться, замереть. – Не смей, – в этом шепоте ревность и ненависть. И Соби понимает. В спальне все напоминает о Кио: развороченная постель, разбросанная одежда. Пожалуй, будет лучше, если они больше никогда не встретятся, мелькает последняя связанная мысль. Соби не глядя сметает все со стола. На пол сыпятся чашки, пепельницы, салфетки. Звон бьющийся посуды и риск порезать ступни – ничто по сравнению с горячими губами Рицки и его хриплым стонами.
Соби набрасывает эскизы, сидя за кухонном столом: в одной руке карандаш, в другой – кофе. Стрелки часов приближаются к трем ночи, а Рицки все еще нет дома. И хоть по Связи бежит успокаивающее «все в порядке, все хорошо, дела», пепельница, как дикобраз, топорщится окурками. Шорох в прихожей, звон ключей. Рицка, не сняв плаща, устало приваливается к косяку двери. – Не спишь? – риторический вопрос. Соби пожимает плечами. Лицо Рицки скрыто в тени, Соби щуриться воспаленными глазами, смотрит вопросительно, выжидающе. – Мне предложили место в Совете «Семи Лун». Я сказал «да». – Поздравляю, – выходит не слишком радостно, но фальшиво улыбаться у него уже не хватает сил. Эта должность – большая привилегия и своеобразное признание заслуг. Соби почти уверен, что после Минами директором школы станет именно Рицка. Не взбалмошная Нагиса, не живущая виртуальным миром Нана, а сильнейшая Жертва. Его Жертва. Но входить в состав «Семи Лун», а тем более руководить, означает жить в Гоуре. Жить в месте, которое Соби ненавидит. Слишком много горьких воспоминаний, слишком много старых обид. А еще – Рицу. Человек, на которого Соби не может обижаться, но и простить которого не в силах. И Рицка знал об этом. Знал, но все равно согласился. Рицки рассказывает что-то о перспективах и планах, но Соби почти не слушает, все крепче сжимая в руке горячую чашку. – Значит, ты переезжаешь в Гоуру? Бессмысленно спрашивать, если заранее знаешь ответ. – Да, – кивает Рицка. На секунду его лицо попадает в полосу света, а потом вновь исчезает в тени. – Буду жить там, а по выходным приезжать к тебе, в Токио. Понимание, что Рицка даже не спрашивает, заранее зная ответ, жжет раскаленным железом. Твердая керамика лопается под натиском пальцев и рука взрывается болью. Черный кофе заливает листы на столе, уничтожая усилия последних шести часов. Хорошо. Рицка пересекает кухню, сдергивает полотенце со спинки стула, перематывает кровоточащую ладонь Соби. – Ты как? – Рицка сидит перед ним на корточках, и заглядывает в глаза, – очень больно? Кофе, стекающий со стола, заливает его дорогой светлый плащ, манжета измазана кровью, а лицо с легкой щетиной совсем не напоминает то, большеглазое, девичье, которое он увидел впервые десять лет назад. И все равно перед ним он – его Рицка. – Я поеду с тобой. Рицка смотрит недоверчиво: – Но ты же... Соби качает головой: – Я хочу быть с тобой. И не хочу – без тебя. Я люблю тебя. Рицка вжимается лицом в его ладони. – Я верю тебе. Теперь – верю. Трещит ледяная корка, удерживаемая годами, и Соби захлебывается в эмоциях Рицки. Их невозможная, призрачная Связь вопреки всему вдруг становится тем, что Соби желал больше жизни – прочной цепью, которую не разорвать, не сломать, не отнять. Осколки, острыми гранями выстилающие его путь, собираются вместе, складываясь в то единственное, что имеет для него значение. В имя Аояги Рицки.
Различались надписи лишь исполнением: у Нисея – аккуратным убористым почерком, у Рицки же размашистые строки наезжали друг на друга, но зато буква «t» красовалась на переносице ровно посередине. Что-что, а точного глазомера у Нисея было не отнять. Соби попытался стереть букву «n», похожую на мишень в центре Рицкиного лба, но Нисей, зашипев, перхватил его руку: – Это же Имя! – О проглоченном в последний момент «болван» поняли все. – Не трогай мою Жертву! Соби устало прикрыл глаза. Собственное детство он вспоминать не любил, методы Рицу-сенсея не одробрял, но когда на Сеймея после смерти матери свалился сначала брат, а потом и осиротевший Нисей, Соби начал понимать своего учителя. Уши Нисея грозно топорщились, а шерсть хвоста стояла дыбом. Рицка довольно выглядывал из-за его плеча. – Сеймей, – вкрадчиво позвал Соби, одновременно легко коснувшись Связи. Пусть сам разбирается. В конце концов, он же Жертва. Стоило недовольному Сеймею показаться на пороге, как боевой настрой ушастых воителей сдуло в мгновение ока. Нисей сник и плавно переместился за спину загрустившего Рицки. В наступившей тишине был слышен свист кипящего чайника у соседей. – Что случилось? – спросил Сеймей, не поднимая глаз от пухлой тетради с лекциями, – у меня зачет в понедельник, я же просил не беспокоить. Соби отошел молча в сторону и широким жестом предъявил две насупившиеся мордашки. – Рицка, – Сеймей был спокоен, как айсберг, столкнувшийся с «Титаником», – в английском языке нет слова «sweetless». Округлившиеся рты и хлопающие ресницы бальзамом пролились на встрепанные нервы Соби. Он мысленно зааплодировал Сеймею, невозмутимо взирающему на детей. – И почему у вас их два? – все так же серьезно поинтересовался Сеймей. – Не смогли выбрать, – пробормотал Нисей. Потом приосанился и, сверкая наглыми зелеными глазищами, гордо произнес: – а потом решили, что мы совсем не милые и очень даже грозные. – И так круче! – с вызовом добавил он. Если бы кому-нибудь в голову сейчас пришла мысль поинтересоваться мнением Соби, то он честно бы ответил, что вид растрепанной чумазой малышни мог испугать лишь облезлую соседскую кошку и, может, ее подслеповатую хозяйку. У остальных же пробудил бы только крайнюю степень умиления и острый приступ щенячьей нежности. У Соби наверняка тоже, не живи он с ними под одной крышей. – Круче? – переспросил Сеймей. – Ага, – Нисей закивал головой, – не то, что у вас. Кого напугаешь девчоночьим именем «Beloved»... – Ой! – спохватился Рицка и дернул Нисея за рукав. В воздухе повисло напряжение, предчувствие грозовых раскатов и пары подзатыльников. Соби не доставляло удовольствия наказывать детей, но если Сеймей посчитает нужным... Он хищно улыбнулся и покосился на провинившихся, вспомнив, что не далее как позавчера кто-то «случайно» насыпал в солонку сахар, а остатки рафинада обгрыз по бокам, имитируя мышей домовых обыкновенных. Сеймей, захлопнув тетрадь и холодно приказал: – Следи за своим языком, Нисей! – А ты мне не Жертва, чтобы командовать! – Он еще ершился, но хвост уже нервно прижимался к ногам, а в глазах плескалось опасение. – Ему вон… – он мотнул головой в сторону Соби, проглотил окончание и съежился под яростным взглядом Сеймея. – А с чего ты взял, – пугающе тихо начал тот, нависая над Нисеем, – что Рицка твоя Жертва? Пора было вмешаться. Соби, сделав шаг вперед, легко коснулся плеча Сеймея, и в эту же секунду поспешно зачастил Рицка, заглядывая брату в глаза: – У вас очень хорошее Имя, Сеймей, правда. Но нам нравятся именно эти. Ты же говорил, что имена заканчиваются на «ed» или «less»? Ну вот мы и выбрали и то, и другое. А еще мне Нисей бабочку нарисовал, – Рицка повернул голову, демонстрируя висок с голубой расплывчатой загогулиной, – Соби же нравятся бабочки? Плечо Сеймея под ладонью Соби постепенно расслабилось. Уже мягче он спросил: – А почему на лбу? – А зачем их прятать? – удивился Рицка. – Конечно, чтобы все видели, что мы Пара. – Мы уже все решили: будем вместе ходить в школу, вместе учиться в «Семи лунах» и сражаться, – он мечтательно зажмурился, – и как вы, будем всегда-всегда побеждать. Только целоваться не будем… Нисей пнул его под коленку, но было уже поздно. Теперь они оба – и Соби, вскинувший бровь, и Сеймей, покрывшийся алыми пятнами – молча взирали на него сверху вниз, пользуясь преимуществом в росте. Рицка стушевался и опустил глаза. Молчание затягивалось. – Ну-у-у, – переминаясь с ноги на ногу, неуверенно начал он, – мы как-то вниз спустились, водички попить, а вы там… ну это… перед телевизором… Рицка смущенно засопел, залился румянцем и замолчал. – Имена соединяете, – ехидно подсказал Нисей из-за его спины. Крепко сжимая плечо Сеймея, Соби медленно считал до десяти в попытке успокоиться. Все-таки те три месяца, пока они оформляли бумаги об опекунстве, не прошли для Нисея в приюте даром. – Значит так, – взглядом Сеймея можно было пробурить тоннель прямиком до Новой Зеландии, – марш мыть руки и оттирать лбы. Останетесь без сладкого на неделю и до среды выучите все синонимы к слову «sweet». С примерами. Мелким хватило ума не спорить. Обойдя по дуге взбешенного Сеймея, они бочком протиснулись в коридор и помчались в ванную. Дождавшись негромкого щелчка дверной ручки, Соби осторожно обнял Сеймея и уткнулся лицом в его шею. – Злишься? Сеймей хмыкнул, оттаивая: – Девчачье... Я ему напомню лет через восемь, когда оно у него проступит. Соби облегченно выдохнул. Похоже, гроза прошла мимо, а с тучами он как-нибудь справится. – А я пирог испек, с вишней, – издалека начал Соби, касаясь невесомыми поцелуями ключиц в растянутом вороте домашней футболки. – Ладно, но только по одному куску, – прикрыв глаза, выдохнул Сеймей, – и так, чтобы я не видел.
*** Смывая серую пену с рук, Рицка рассматривал в зеркале свои нахмуренные брови, поникшие плечи и Нисея, прижимающегося ухом к щели между дверью и полом. – Как там? – с надеждой поинтересовался он, вновь намыливая ладони. Зеркальный Нисей тяжело вздохнул, поднялся с коленок и подошел к нему: – Не слышно ничего. – Надо будет извиниться, – решил Рицка. – Угу, – Нисей втиснулся рядом, отобрав мыло, – попросим прощения, может, и пронесет. Они по очереди мыли руки под теплой струей воды, не решаясь приступить к главному. – Жалко, – грустно произнес Рицка, коснувшись мокрой рукой своего лба. Черные буквы дрогнули и поплыли, оставляя бессмысленные кляксы. – Не расстраивайся, – принялся утешать его Нисей, легонько толкнув локтем в бок. – В следующий раз возьмем водостойкие маркеры и напишем там, где не будет заметно! – Тайное Имя для тайной Пары? – Рицка расплылся в улыбке, захихикал и брызнул водой на воодушевившегося друга. – Для лучшей Пары! – Нисей был серьезен, как никогда.
Последние метры он идет уже осознанно, понимая, куда их привел. Тогда была осень, сейчас – весна. На ветвях еще нет и почек, но кое-где, скрытая жухлыми листьями, проглядывает молодая зеленая травка. Он плюхается на ту самую, их скамейку и обхватывает голову. – «Что будешь делать, Рицка?» Рицка смотрит пристально на свои ладони, а потом нежно касается золотистой струны. Под пальцами мелодично звенит. Рывок – и нить, жалобно взвизгнув, падает, тает, не долетая до земли. В глазах Соби – буря: недоверие, любовь, страх, отчаянное желание, надежда. И хриплый голос Рицки: – Я выбрал уже давно.
Название: Сильнее приказа Автор:Darkolgetta Бета:Леди*Ночь Пейринг/Персонаж: Соби, Рицка, Сеймей, Нисей Размер около 4 000 слов Рейтинг: R От автора Вдохновением послужила песня. Отказ от прав For fun not for profit Все авторские и смежные с ними права на анимэ и мангу и на связанные с ним объекты принадлежат законным правообладателям. Но сам фик прошу копировать только с моего разрешения.
– Придурок, как же ты мне надоел... – бормочет Нисей, затаскивая тяжелое тело Соби в их комнату. По полу тянется длинный кровавый след. Семей выходит в коридор и, натыкаясь на него, брезгливо морщится. – Уберись тут. Чтобы к моему приходу все было чисто, – сухо приказывает он и уходит, аккуратно прикрыв дверь. Нисей только головой качает. Вот же пара подобралась! Один другого упрямее. Он мочит тряпку и начинает сосредоточенно мыть пол, стараясь не думать о том, что на месте Соби мог бы быть он сам. Только он бы не смог вот так вот сопротивляться прямому приказу. Да и не стал бы. Не захотел. Зачем это делает Соби? О чем так упорно молчит? Единственный вариант: боец вопреки приказу ходит к Рицке, но мелкий заявляет, что никого нового не видел. Тем более никаких блондинов, откуда? Не врет мальчишка, Нисей бы понял. Собственно, только для этой проверки Сеймей и взял его с собой в тот раз, а то бы сам ему ни за что ничего не рассказал. Тогда что? Нисей выполаскивает тряпку в ведре, и вода сразу окрашивается в противный розовый цвет. Как он только выживает каждый раз с такой-то потерей крови? Да и зачем такая жизнь? Нисей возненавидел Соби с первого дня, как только узнал, что у его жертвы уже есть другой боец. Что имя Beloved носит кто-то другой. Даже не зная его, не видя, он уже ненавидел этого бойца. А когда они наконец-то познакомились, это чувство стало еще сильнее. Но за этот месяц, что они живут тут все втроем, с тех пор как Сеймей снова стер брату память, Нисей невольно начинает сочувствовать второму бойцу. Жалеть его. И одновременно восхищаться. Нисей прекрасно осознает, что сам бы так не смог. А этот умудряется противостоять Сеймею и не умереть в процессе! Причем, кажется, что удивляет этим всех. И Сеймея, и Нисея, да и себя самого тоже. Выливая воду из ведра, Нисей старается не смотреть. Тщательно и слишком долго моет руки, изо всех сил оттягивая момент, когда придется вернуться в комнату к изломанному, изможденному телу и пытаться в очередной раз его реанимировать. Стирать кровь, обрабатывать и заклеивать раны, приводить в чувство... А ночью этот паршивец опять исчезнет, сведя на нет все его старания, Нисей голову готов прозакладывать! И проследить не удастся. Как ни противно это признавать, а Соби сильнее, и если он хочет уйти незамеченным, он это сделает. Сеймей запрещает – но Соби все равно уходит. А потом возвращается и принимает наказание. И молчит! Доводя жертву до бешенства, себя явно до могилы, а Нисея до инфаркта.
***
Соби лежит на полу там, где Нисей его и оставил. Поза неестественная, рука вывернута под неправильным углом. Плечо он себе вывихнул, что ли, пока бился на полу от боли, щедро даримой жертвой по связи? Кровь на горле засохла, и это хорошо, значит, кровотечение остановилось само. Но и плохо – придется отдирать бинты. Нисей прикладывает к бурым тряпкам на шее бойца влажное полотенце и ждет, пока они не размокнут. Соби стонет, веки трепещут, но у него все еще не хватает сил открыть глаза. Губы шевелятся, но звука нет. Нисей берет бутылку с дозатором и прикладывает ко рту Соби. Тот делает пару судорожных глотков и все же открывает глаза. – Брось… – шепчет чуть слышно, но Нисей качает головой. – Лучше ты брось. Не зли его, убьет же и не расстроится. Соби пытается улыбнуться, кашляет, на губах вспухает пузырь крови. Нисей вытирает ему рот влажной салфеткой, устало качает головой и начинает срезать бинты. Он старается быть осторожным, но знает, что все равно причиняет боль. Соби же только стискивает кулаки, да слезы дрожат у него на ресницах – естественная реакция организма. Но молчит. Всегда молчит! Когда самое болезненное уже позади, Агацума почти приходит в себя. Все же регенерация у них бешеная, а у Соби даже лучше, чем у самого Нисея. Наконец Акамэ убирает последние грязные лоскуты, и Соби медленно поднимается и бредет в душ. Его шатает, но идет он все-таки сам. – Ночью снова уйдешь? – безнадежно спрашивает Нисей скрюченную, как у старика, спину. Но спина ничего не отвечает, только замирает на секунду. А потом Соби делает еще пару неуверенных шагов и исчезает за дверью. Они оба знают ответ.
***
Утро начинается как обычно: подъем, умывание, завтрак. Рутина настолько привычная, что стоит задуматься, и не можешь вспомнить, что именно ел, и своей ли щеткой почистил зубы… Тело само знает, что делать, и не беспокоит мозг по таким пустякам. В школе тоже все привычно. То ли мало что изменилось, то ли его странная выборочная амнезия не затронула такой незначительный участок его жизни. На перемене подходит Шинономе-сенсей, он знает, что нужно натянуть на лицо гримасу вежливого интереса, но что-то внутри дергает, не позволяя, и Рицка просто смотрит на учительницу, неловко мнущуюся напротив, и молча ждет, что же она ему скажет. Во дворе раздаются крики, и Рицка поворачивает голову в сторону окна. Шинономе-сенсей вздрагивает, словно он ее ударил, и, невнятно извиняясь, уходит. Это кажется неправильным, но Рицке все равно. У него теперь много в жизни таких вот «неправильностей». Мобильник блямкает смс-кой, и Рицка открывает раскладушку. С экрана на него смотрит Сеймей. Он помнит это фото: еще совсем маленький Рицка смеется и смотрит на брата, а сам Сеймей – прямо в камеру, обнимая мелкого одной рукой. Хороший снимок, добрый, но у Рицки мороз проходит по коже. Словно сквозь фото сейчас проступит другое изображение. Словно это только закрывает то самое. Настоящее. Он смаргивает это ощущение и читает смс от оператора о каких-то новых тарифах. Уроки заканчиваются как обычно. Кажется, для него это рефрен дня. Да что там дня – всей жизни. Как обычно. Он чувствует ложь в каждом слове, но доказательств нет. Даже его собственная память предала его. Медленно выходя из школы, он автоматически смотрит на ворота. Высокий силуэт заставляет сердце забиться быстрее. Он это почти помнит. Его всегда встречает... Брат. Сеймей улыбается, делает шаг навстречу. Вот сейчас окурок полетит на асфальт… Стоп. Нет. Чего это он? Сеймей же не курит... – Что нового в школе? – привычно спрашивает брат, и Рицка привычно отвечает, что все нормально. Все нормально, все как всегда, все хорошо. Вот только почему он сам в это не верит?
***
У Кацуко-сенсей тепло и уютно. Только здесь Рицку не мучает это ощущение фантомности своей жизни. Здесь все в точности так, как и было. Правильно. – Как дела, Рицка? Как спишь? Помнишь, ты жаловался на бессонницу? – Кацуко-сенсей заваривает ромашковый чай, и Рицка берется за кружку. Она теплая и легкая, такая настоящая, что он улыбается. – Стало гораздо лучше. Теперь я засыпаю почти сразу. Я как раз хотел поговорить с вами про сны. Точнее, про один сон. – Повторяющийся кошмар? – деловито подбирается Кацуко, чуть придвигаясь к Рицке, всей позой выражая внимание. – Повторяющийся, да, но не кошмар, а скорее наоборот... – Рицка смущается, замолкает. Женщина ободряюще улыбается, откидывается на спинку удобного офисного кресла. – Я понимаю. Не смущайся, Рицка, мы же с тобой говорили, что ты взрослеешь быстрее обычных подростков, поэтому такие сны – совершенно нормально. И то, что у тебя может быть оргазм во сне, – тоже ничего страшного. Рицка краснеет, но часто мотает головой. – Нет, это совсем не такой сон. То есть, я не... Ничего такого... – он частит и пытается спрятать пылающее лицо за чашечкой, словно за надежным щитом, а потом начинает рассказывать тихим голосом, не поднимая глаза на женщину. – Он приходит ко мне каждую ночь. Я пытаюсь спросить, кто он, что ему нужно, но не могу вымолвить ни слова. Я не боюсь его, совсем, хотя даже не могу увидеть его лицо, но мне кажется, что я его знаю. Что он самый близкий мне человек. Он обнимает меня, и я чувствую себя целым. Словно пока я бодрствую – я половинка, отломанный кусок, а когда его руки обвивают мою шею – я снова... Целый. Я понимаю, что это сон, я все пытаюсь рассмотреть его. Иногда мне приходится тянуться к нему, он такой высокий, а в другой раз он прижимается головой к моей груди, и кажется, что он... Стоит на коленях? Я теперь всегда быстро засыпаю, потому что тогда он быстрее придет. Он словно живет в моих снах. И когда он меня целует – я просыпаюсь. Рицка замолкает и решительно вскидывает глаза на Кацуко. Она задумчиво смотрит на него, и Рицка ничего не может прочитать по ее лицу. – Ты уверен, что это мужчина? – спрашивает она через несколько секунд. Рицка удивленно смотри на нее и сразу отвечает: – Да! – Он хмурится, пытаясь вспомнить больше. – Иногда я чувствую, как длинные волосы скользят по моим рукам... Но это точно «он». Я просто знаю. Я его знаю! Просто... забыл.
***
Рицка спит. Он всегда спит, когда Соби приходит. Тянется к нему, отвечает на поцелуи и ласки, но спит. Не помнит, не может проснуться. Соби садится на край кровати, берет расслаблено лежащую на покрывале ладонь. – Рицка. Сегодня проще: он ушел до того, как вернулся Сеймей, и боль терпимая, знакомая. Всего лишь общий приказ не видеться с Рицкой. А поскольку Рицка спит и не видит Соби, он может убедить себя, что вообще не нарушает приказ. Это он смотрит на Рицку, но они не видятся. За эти годы он мастерски научился обходить приказы. Находить в формулировках лазейки и делать так, как удобно ему. – Рицка... Нет ответа. Веки подрагивают, но мальчик не проснется, что бы Соби ни делал, как бы ни звал его. Соби снимает плащ, позволяя ему стечь со своих плеч и остаться светлой лужицей на полу у кровати. Пересаживается ближе, опускает свою голову Рицке на грудь, удобно устраивая ее в изгибе плеча мальчика, чуть опирается на локти, чтобы уменьшить давление. Тонкие руки взлетают в воздух, притягивают голову бойца ближе, зарываются в волосы, лаская затылок. – Если бы ты смог вспомнить меня, Рицка… Или просто проснуться и увидеть... – голос срывается, и Соби проглатывает слезы. Он сильнейший боец, он не должен плакать. Это слабость, а у него не может быть слабостей. Голос сенсея сквозь годы продолжает давить на плечи. Узор боли, который невозможно стереть. Но Соби больше не хочет быть бойцом. Тем более, вещью Сеймея. Рицка научил его, что можно быть человеком. Просто Соби. А значит, здесь и сейчас ему можно плакать. «Не зли его, убьет же и не расстроится», – всплывают в памяти слова Акамэ. И когда природному стала важна его жизнь? Хотя он прав, конечно. С каждым днем Рицка все больше забывает, скоро их связь все же порвется, и тогда Сеймей победит, а Соби умрет. Может быть, это и к лучшему. Зачем ему такая жизнь? Только упрямство еще позволяет ему выживать. Только слепая вера, что Рицке это нужно. Он нужен. – Рицка, я люблю тебя. Вспомни меня... Теплые губы, такие знакомые и родные. Как Рицка воспринимает это сейчас? Помнит ли хоть смутные образы, проснувшись? Или забывает, как забыл все, что было связано с Соби? – Мое сердце, моя душа, мое тело принадлежат тебе, Рицка. Я убью за тебя. Я умру за тебя. Я умру без тебя. Боль обжигает горло. Сеймей. Бинты быстро пропитываются кровью. Нужно уходить. Но так не хочется отпускать любимые губы! Еще только один раз, еще пару секунд. Тепло и сила. Рицка. Соби успевает перенестись на пустырь за домом Аояги, когда его скручивает от боли. Теперь только молчать и терпеть. Он выдержит. Он же сильнейший.
***
Рицка просыпается от пустоты. Только что ему было так хорошо, так спокойно в крепких объятиях. Кажется, губы еще горят от поцелуев. Кажется, что тело еще помнит вес, прижимавший его к постели. Не давящий, а словно дающий возможность дышать. А теперь он задыхается. От пустоты. Снова этот сон. Рицка закрывает глаза, пытаясь удержать обрывки воспоминаний, ощущений. Голос, кажется, зовущий его по имени, шепчущий что-то. «Я умру без тебя»… – плывет в ушах тихий шепот. Рицка отбрасывает одеяло, подтягивает колени к груди и чувствует влагу. Включает лампу и видит темное пятно, расплывающееся по пижаме. Трет пальцем – кровь. Не сон! Значит, кто-то действительно был здесь. Он должен вспомнить. Должен поймать это воспоминание. Должен спасти этого кого-то. – Я жду тебя... – шепчет Рицка в темноту комнаты. – Не умирай без меня...
***
Нисей слышит, как возвращается Сеймей, но его не зовут, и он не высовывается. Сидит в своей... точнее, в их с Соби комнате, щелкает по каналам телевизора и ждет. Какое-то мерзкое предчувствие застряло в горле, и ни чай, ни минералка не могут его вымыть. Стрелки на часах медленно подползают к трем ночи. Обычно в это время Соби уже появляется на зов. Сегодня Сеймей решил его не звать? Дал передышку? Сеймей? Не верится. Нисей еще какое-то время крутится по комнате, поднимает альбом Соби, пролистывает несколько страниц. Бабочки, какие-то ветки, цветы... Вроде бы. А вот бой. Нисей садится на кровать, рассматривая рисунок: росчерки заклинаний на темном фоне, замершие внизу листа фигуры. Как ему удается на бумаге передать стремительность и силу заклинаний? Нисей переворачивает страницу и замирает. Тонкие руки на подушке, край ушка, прядь волос… На рисунке может быть кто угодно, но Нисей знает, что это Рицка. Осознание приходит внезапно и бьет его поддых. Сеймей тоже знает! И Соби знает, что Сеймей знает. Один Нисей тут дурак. Что же, его слова утром оказались пророческими? Сеймей убивает Соби? Или это у Агацумы такой идиотский способ самоубийства? И главное: когда это стало волновать самого Нисея? Не успевая додумать, он бросается вон и пинком открывает дверь в комнату Сеймея. Тот сидит на кровати, руки спокойно лежат на коленях. Прямо примерный студент на приеме у ректора. Только вот глаза закрыты, и поза слишком деревянная. Пользуется связью. Или ищет бойца, или уже нашел и... – Сеймей, нет! – кричит Нисей и подскакивает к жертве, хватает за плечи, трясет, но Сеймей не реагирует, равнодушной фигурой застыв в своей сосредоточенности. – Черт, черт, черт! – Нисей отпускает его и крутит головой, пытаясь зацепиться взглядом за что-то, что ему поможет. Поможет спасти Соби. В комнате аскетическая пустота и порядок. Ничего лишнего, ничего личного. – Ты мне так должен за это, Агацума! – закусывая губу, шепчет Нисей и, упав на колени, обхватывает лицо Сеймея ладонями и целует. Сеймей несколько секунд не реагирует, а потом распахивает глаза, открывает рот, явно не осознавая, что делает, и Нисей закрывает глаза, целуя глубже, не отпуская, лаская пальцами щеки и шею, не чувствуя жесткую хватку рук на своих плечах. Удар в живот опрокидывает его на пол. Губы саднит, дыхания не хватает, Сеймей смотрит на него, как на насекомое, которое он только что прихлопнул, и теперь маленькое мокрое пятно хитина и кишок портит его безупречный пол. – Не надо, Сеймей! – хрипит Акамэ и обхватывает свою жертву за колени. – Отпусти его! Их. У тебя есть я, а брат никогда не станет снова таким, каким ты его помнишь. Отпусти, прояви милосердие, хоть раз. Умоляю! – Нисей говорит быстро, запинается, срывается на шепот, но продолжает молить, цепко держа взглядом, вкладывая в слова вся свою силу. Конечно, боец не может воздействовать на жертву, но они же пара, одна душа, одно имя! Да, Сеймей – не нормальная жертва, но имя же проявилось, значит, он принадлежит Нисею не меньше, чем Нисей принадлежит ему. И то, что сам Сеймей говорит обратное, не значит, что так и есть. Нисей может все исправить. Заставить свою, *свою* жертву понять и принять его. Нужно только убрать из их уравнения лишние слагаемые, мешающие поставить между ними двумя знак равенства! Сеймей напрягается всем телом, застывает под ладонями бойца, глаза стекленеют, губы сжимаются так сильно, что совсем пропадают с лица. Это жутко – одни только черные глаза на лице, но Нисею не страшно. Он наконец-то понимает, что делал Соби, почему и как у него хватало сил. Нужно просто сжечь всего себя ради одного человека, ради одной мысли, одного желания: всегда быть рядом, быть с ним. Быть им. Сеймей вдруг моргает и разом расслабляется, откидываясь назад и теряя сознание. Нисей садится на пол у его ног, слизывает кровь, сочащуюся из носа, и смеется. Получилось.
***
Соби потерял счет времени. Кажется, он отключился от боли, в себя он приходит тоже от нее. В этот раз было еще хуже. Страшнее. Болело все тело, каждая клеточка, каждая мышца, боли было так много, что он даже не заметил, когда она прекратила прибывать. Только вдруг боль стала терпимой, а потом и вовсе сошла на нет. Соби переворачивается на спину, заглядывает в черное небо. Прислушивается к себе. Садится. Связь с Сеймеем, всегда тянувшая шею толстенной цепью, разбитыми кольцами валяется у ног. Соби дотрагивается до горла — шрамы никуда не делись, но связи нет. Ни приказов, ни ошейника. Но это не похоже на обрыв. Это легче. Словно Сеймей его... Отпустил?
Соби снова откидывается на траву, прислушиваясь к своему телу. Так непривычно... Он даже не помнит, когда еще было вот так — без приказов, и чтобы он мог делать что угодно. Достав из кармана смятую пачку, он закуривает, выпуская дым в ночное небо. Это удивительно. Соби думает о Рицке и вдруг понимает, что может пойти к нему хоть сейчас. Сеймей отменил запрет на встречи. «Может, он умер?» — мелькает шальная мысль. Но если верить всему, чему его учили в школе, тогда и он должен был умереть. Ну или хотя бы ощутить болезненный обрыв связи. А ему — хорошо. Соби улыбается и снова выпускает дым. В горле першит, и он закашливается, потом понимает, что смеется и плачет одновременно. Тело содрогается, но это не судороги боли! Все оковы, правила — все трещит и осыпается с него, как кокон куколки бабочки. Нужно только окончательно сбросить его и расправить крылья. И Соби точно знает, что теперь нужно делать.
***
Квартира непривычно пустая. Следы пребывания жильцов еще остались: на спинке стула висит один из дурацких шарфов Нисея, словно забытый в спешке, о Сеймее напоминает не полностью отмытое пятно крови Соби на полу в коридоре, но боец знает, что никого тут нет и больше не будет. Это знание витает в воздухе. На кухне – две грязные чашки в мойке. Соби трудно представить, что Сеймей сидел тут с Нисеем, и они пили кофе. Вместе. Но почему-то ему кажется, что это было именно так. Скорее всего, Нисей специально не помыл эти чашки, чтобы Соби увидел. А Сеймей – разрешил. И это самое близкое к тому, что могло бы быть прощанием от пары Beloved. Соби улыбается. Поужинав, он принимает душ, а потом долго рассматривает свое горло в запотевшем зеркале. Ему кажется, что шрамы стали тоньше. Соби отступает на шаг, чтобы рассмотреть себя целиком. Его не покидает ощущение, что он должен хоть как-то измениться внешне. Ушки, конечно, заново не отрастут, но все же... Нет. Зеркало отражает привычную картину. Может, только тени под глазами стали глубже, отчего цвет глаз теперь выразительнее, чище. Когда Соби добирается до кровати, уже светает. Для него так странно ложиться спать на рассвете, зная, что никто не разбудит, не потребует куда-то бежать и что-то делать. Он вытягивается под тонким покрывалом. Закрывает глаза. Заставляет свое тело расслабиться, используя дыхательную технику, старается почувствовать каждую мышцу, каждый нерв. «Все тело наливается приятным теплом», – проговаривает Соби мысленно привычную формулу, ощущая, как запускаются процессы регенерации. У него осталось еще несколько часов для сна, он должен выспаться и восстановиться, чтобы не быть потом похожим на несвежий труп.
***
Рицка не смыкает глаз всю ночь. Теребит пальцами кровавое пятнышко и снова пытается вспомнить лицо из сна. Хоть что-то еще, кроме вкуса губ и почти невесомого прикосновения длинных волос. Нельзя же бродить по улицам и целовать всех длинноволосых блондинов? Вспомнил! Рицка чуть не подпрыгивает в кровати. Светлые волосы, длинные, мягкие, как на маминой шубе, постоянно лезущие в глаза, цепляющиеся за дужки очков. Вот снова! Рицка еще не может вспомнить все целиком, но находит больше и больше кусочков этого пазла своих разбитых воспоминаний. Ему все время кажется, что еще чуть-чуть, маленькое усилие, и он окончательно вспомнит. Но за окном светлеет, а большинства кусочков так и не хватает. Наконец усталость берет свое, и Рицка сам не замечает, как засыпает прямо так, сидя в кровати и закутавшись в одеяло. Утро подкрадывается незаметно и оказывается для не выспавшегося Рицки таким не добрым, что он морщится, выключая будильник. Умывается, чистит зубы, расчесывается, одевается и завтракает на ходу, одновременно собирая учебники. В результате умудряется застегнуть рубашку не на ту пуговицу, волосы не столько расчесываются, сколько электризуются и стоят дыбом, в сумке оказываются не те учебники, а на ногах – не парные носки. И даже в школу Рицка опаздывает. Конечно, Шинономе-сенсей его не ругает, только смотрит так грустно, что Рицке сразу становится ужасно стыдно и хочется вообще сбежать с уроков, но что-то останавливает. Его же всегда встречали... Сеймей... Или Он? Стоит Рицке начать думать о Нем, как минуты сразу тянутся одна за три, уроки кажутся невыносимо скучными, а одноклассники – приставучими и противными, хотя его-то всего раз просят одолжить ластик.
Наконец уроки заканчиваются, и Рицка выходит из класса. Медленно. Он надеется увидеть незнакомца на месте брата и страшится этого одновременно. Ведь это тот самый незнакомец, с которым они целовались почти до потери ушек! Рицка топчется в вестибюле, пару раз перечитывает расписание, стенгазету, правила поведения в случае пожара... Но вот читать больше нечего, оттягивать бессмысленно, и Рицка решительно выходит на школьное крыльцо. Солнце светит так радостно, словно у него день рождения. Оно улыбается с неба, сияя так нестерпимо ярко, что Рицка невольно зажмуривается, улыбаясь в ответ, а когда открывает глаза – видит его. Высокий силуэт за оградой, знакомая поза, неизменная сигарета, длинные волосы треплет ветерок, а солнце гладит золотые пряди, делая их обладателя похожим на ангела в сиянии нимба. И Рицка делает шаг этому знакомому незнакомцу навстречу.
***
Звонок веселой трелью разносится по двору, и первые, самые прыткие школьники начинают по одному и группками выбегать из душного нутра школы. Соби курит на привычном месте. Он еще не знает, что скажет Рицке. Он пока старается просто ни о чем не думать и подставляет лицо солнцу, греясь в его лучах. Поток учеников начинает редеть, но Рицки все еще нет. Соби снова закуривает, отворачивается от двух подозрительно взглянувших на него мамаш, прикрывает глаза, пытаясь потянуться к Рицке по связи, и вдруг отчетливо ощущает его взгляд на себе. Застывает, не зная, как реагировать, прислушивается к себе, а затем оборачивается, уже точно зная, что Рицка рядом.
– Привет, Соби... – начинает Рицка, потом осекается, закрывая рот ладонью, и испуганно смотрит на бойца, который также удивленно рассматривает мальчика в ответ. – Ты вспомнил? – наконец говорит Соби, и ему кажется, что слова приходится руками вытаскивать из перехваченного глупой надеждой горла. – Да. Нет... Наверняка не все, – смутившись, отвечает Рицка. Разглядывает Соби так, словно видит первый раз. Тянется коснуться кончиков волос, но пробегающие мимо дети громко смеются, и Рицка отдергивает руку. – Пойдем в… наш парк? – зовет неуверенно, и Соби кивает, не доверяя голосу. Быстро сжимает руки в кулаки, сует в карманы, чтобы удержаться и не схватить тут же, наплевав на всех. Прижать, почувствовать всем телом, устроить подбородок на теплое место между ушками... До парка добираются быстро, не обращая внимания ни на что, спешат мимо качелей, аттракционов, шумной толпы, густо заполняющей центральные аллеи по случаю хорошей погоды. Останавливаются, когда шум стихает. Знакомая лавочка, густая тень от низко свисающих веток, иллюзия уединенности.
Соби терпеливо ждет, боится сделать хоть одно лишнее движение, боится испугать своим напором. – Соби... – Да, Рицка? – Я вспомнил, но не все, часть словно в тумане, я думаю... Ты мог бы... – Рицка смотрит на листву под ногами, теребит кончик хвоста, волнуется. – Все что угодно, Рицка. Ты же знаешь. Я сделаю для тебя все. – Поцелуй меня? – Рицка зажмуривается, выпалив свое желание, и ждет. Внутри все мелко дрожит, в ушах только грохот крови, а потом его накрывает. Соби поднимает его, укрывая руками, волосами, полами плаща, своим запахом и полем силы. Рицка тянется вверх, все также не открывая глаз, и когда их губы встречаются, слышит хрустальный звон, с которым осыпается невидимый кокон, сковывавший его все это время. И, раскрывая губы навстречу поцелую, он раскрывается весь, делясь собой, своей силой, окончательно подтверждая связь и принадлежность и чувства, которые не смог перекрыть даже приказ. И когда Соби, оторвавшись от губ Рицки, шепчет в эйфории «Я люблю тебя», он слышит тихий голос мальчика, шепчущий те же слова.
Название: Твоё имя – твоя судьба Автор: Luminele Бета: Renie_D Фандом: Loveless Размер: мини (~1300 слов) Пейринг: Нисей/Рицка Категория: джен Жанр: романтика Рейтинг: G Отказ от прав: все права на персонажей принадлежат Kouga Yun Предупреждения: АУ, появление у Рицки истинного имени От автора: фик писался в подарок нашему бессменномудорогому, любимому, обожаемому кэпу на Loveless Santa.
читать дальшеЭтот разговор произошёл в пятницу, за неделю до Нового года. Рицка возвращался из школы, когда в тени дерева заметил знакомую фигуру в коротком пальто. Тонкая струйка сигаретного дыма терялась в сумерках зимнего неба. С закрытых наушников скалились черепа. - Зачем ты здесь? Рицка сделал настороженный шаг назад, инстинктивно стискивая в кармане мобильный телефон. Как если бы в случае чего мог позвонить Соби. Как если бы в случае чего Соби смог бы прийти… - Хочу задать один вопрос, - прокуренный голос Нисея звучал низко и как будто надломлено. Он говорил, прижав подбородок к груди, и за волной чёрных волос Рицка при всём желании не смог бы рассмотреть лица – только тлеющий в темноте кончик сигареты. - Какой? Рицка невольно напрягся. - Если бы ты стоял на одном конце бесконечной пропасти, а твой любимый… хм, друг, брат, отец или мать – на другом, то чтобы ты сделал? Хотя, даже не так. – Нисей усмехнулся, но в этой усмешке Рицке почему-то почудилась горечь. – Если бы только ты один мог перебраться на другой край, а твой друг нет. - Я бы преодолел пропасть в одиночку, - отвечая, Рицка не сомневался. Он чувствовал, как вместе со словами волна тепла поднимается от сердца и разливается по телу. – Это не так страшно, как кажется вначале. - Но пропасть между вами бесконечная. Тебя не пугает, что ты можешь сорваться вниз? Упасть и разбиться? Слова Нисея околдовывали. Они оплетали разум, рождая в воображении странные картины. Рицка почти физически чувствовал чужую жажду, стремление освободиться, принять правильное решение, но руки и ноги не подчинялись: висели безвольными плетьми, вязли в зыбучем песке. Не было сил преодолеть нерешительность. Слова сомнений: «глупость», «невозможно», «бессмысленно», «безразличный» - кружили над головой стаей воронья. - Не так страшно идти вперёд, зная, что тебя на том конце кто-то ждёт, как жить, никем не любимым. Для всех быть лишним. Нисей вздрогнул, и созданная им иллюзия развеялся. Рицка снова стоял на твёрдом асфальте. Над головой серело пустое небо. - Я запомню твой ответ. Бывай! На этом короткая встреча закончилась. Фигура Нисея затерялась среди деревьев, будто его и не было здесь никогда. Только валявшийся на земле окурок свидетельствовал, что их странный разговор ему не привиделся.
* * *
Той же ночью Рицка проснулся от жгучей боли. Внешняя сторона правой ладони пылала. Боль тысячей иголок проходила от среднего пальца к запястью и обратно. Будто кто-то заживо сдирал в этом месте кожу. Сцепив зубы, Рицки на шатающихся ногах побрёл в ванную, засунул руку под холодную воду и выпил таблетку аспирина. Не то, чтобы он всерьёз рассчитывал, что это ему поможет, но сидеть на месте и ждать непонятно чего было ещё страшнее. Тем более что зрение подводило его. Рицке казалось, что он видит на коже буквы имени, но когда он всматривался пристальнее, они исчезали. Остаток ночи прошёл как непрерывающийся кошмар. Рицка метался на кровати, стискивал в зубах одеяло и стонал. От боли сознание уплывало. Иногда ему начинали мерещиться странные картины. Будто откуда-то издалека его зовёт печальный голос, до слёз из глаз знакомый, и пропасть разинутым зёвом лежит перед ногами. Кружит над головой стая ворон: самые смелые птицы хлопают крыльями по лицу, так и норовят отщипнуть острым клювом кусочек ушка. Под утро Рицка забылся сном без сновидений. Мама напрасно пыталась растолкать его и отправить в школу. Рицка едва понимал, чего она от него хочет. Ясность мыслей вернулось глубокой ночью. За окном светила луна, выбеливая серебряным светом полоску на одеяле. Размеренно тикали часы. Рицка с удивлением обнаружил, что рука больше не болит. С некоторой опаской он взглянул на буквы проступившего имени и обомлел. На ладони изящной вязью тянулось Beloved. Сердце вспорхнуло и забилось где-то в горле. По спине потёк ледяной пот. Этого просто не могло быть. Рицка отказывался верить своим глазам. Ему же говорили, что он Жертва Loveless. Так почему?.. Ничего не понимая, он спустил ноги с кровати и вздрогнул от раздавшегося грохота. Что-то упало на пол. Рицка пошарил взглядом по ковру и вдруг заметил ежедневник в кожаной обложке. Рука сама потянулась к нему. «Когда дочитаешь, жду тебя там, где мы встречались в прошлый раз. Нисей» Рицка отлепил коротенькую записку и сжал в пальцах. В лунном свете на руке отчётливо было видно имя Beloved. Оно никуда не исчезало, сколько Рицка ни зажмуривал и ни открывал глаза. С тяжелым сердцем он открыл ежедневник. Страницы линованной бумаги были исписаны ровным и чётким подчерком Сеймея. Рицка долистал до первой закладки и чуть не выронил ежедневник из рук. «Пять лет я искал способ всё изменить и наконец нашёл нужное заклинание. Нобуо придётся пожертвовать, но у меня появится другой Боец. Природный Beloved. Дольше тянуть нельзя. В Рицке с каждым днём всё ярче проявляется сила Жертвы. Как хорошо, что мать родила именно мальчика. Он лучше всего подходит для моих целей…» «Нобуо убит. Вместе с его смертью имя Loveless исчезло с шеи. Осталось сделать так, чтобы природный Beloved признал меня своей Жертвой. Тогда у меня появится нужное, такое правильное имя…» «С Рицкой возникли проблемы. Потеря истинного имени сказалось на его памяти. Он начал жить с чистого листа как Жертва Loveless. Что ж, я думал, он умрёт. Надо будет выяснить, не представляет ли его дальнейшее существование для меня опасности. Вдруг истинное имя можно вернуть назад?..» «Встреча с природным Beloved прошла хуже, чем я планировал. Он меня не признал сразу. Зато ему в еду удалось подсыпать порошок, укрепляющий связь. Если описание не врёт, через неделю при моём появлении его гипоталамус стабильно начнёт вырабатывать окситоцин. Посмотрим, удастся ли с помощью влюблённости добиться достаточно устойчивой связи для появления общего имени…» Рицка в панике захлопнул ежедневник. Мир вокруг него с ужасающей скоростью схлопывался в одну точку. Перед глазами почернело, в сердце поселилась тоска. Эта была правда, в которую не хотелось верить. В библиотеке Семи Лун, когда Сеймей показался после своей мнимой смерти, и даже на кладбище, когда тот заставил Соби вернуться назад, Рицке не было и в половину так плохо. Он ещё мог верить в доброго любящего старшего брата, который просто запутался, оступился и сделал неверный выбор. Но не теперь… Сердце у Рицки в груди пронзительно сжалось. Сеймей украл у него истинное имя, украл его судьбу. И почему?! Потому что решил, что имя Нелюбимый – это хуже, чем приговор. Что с таким именем он везде будет лишним?.. Рицка ещё долго предавался бы тоскливым раздумьям, если бы записка Нисея ни жгла руку. Нужно было идти.
* * *
Ночью парк выглядел вместилищем кошмаров. От тусклого света фонарей, призванного разогнать тьму, только сильнее сгущались тени. Деревья тянули к нему со всех сторон скрюченные ветви-пальцы. Резкие порывы ветра пробирались холодом под одежду. Среди оживших древесных теней Нисей казался ещё одной тенью. Он стоял, прислонившись спиной к стволу и, прикрыв глаза, что-то тихо напевал. - Я пришёл. Рицка остановился, не дойдя до него нескольких шагов. Имя на руке отозвалось волнительной дрожью. Сердце пропустило удар. Нисей медленно открыл глаза и бросил на него измученный взгляд. - Ты был прав. Бесконечную пропасть можно пройти одному за двоих. Рицка увидел, как на лице Нисея появилась усталая, но довольная улыбка. И все вопросы: о брате, об истинном имени, о связи - разом вылетели из головы. Такого при встрече с Соби не было: Рицка чувствовал, как что-то крепнет, нарастает в груди. Сердце сжималось от щемящей нежности, губы дрожали. - Я скучал… - Слова, такие необходимые сейчас, стремительно исчезали. – Не знал тебя, не мог вспомнить себя самого. Но мои чувства… Не могу сказать иначе... – Рицка запрокинул голову, чтобы не дать пролиться подступившим слезам. – Я так рад тебя видеть. Он не мог сказать, когда подошёл Нисей. Просто в какой-то момент за его спиной сомкнулись руки, и лицо пощекотали концы длинных волос. И стало так хорошо, так спокойно. Будто он был потерян давным-давно, едва не умер, и вдруг чудом сумел вернуться домой. Умом Рицка понимал: нужно было что-то сказать, узнать у Нисея, как ему удалось всё вернуть назад. Спросить о судьбе Сеймея и Соби. И Рицка твёрдо пообещал себе это сделать. Сейчас он только постоит ещё чуть-чуть, зарывшись носом в ворот чужого пальто. Ещё немножко Нисея просто, без всяких слов, пообнимает. Самую распоследнюю капельку…
Напоминаю, что фест стартует, как только стрелка часов перевалит за полночь, то есть, с 00:00, 14 марта!
Если кто-то из участников хочет остаться анонимным - можно прислать работы мне на умыл, и они будут выложены от логина сообщества. Или же можно воспользоваться анонимным логином:анонимным логином: Логин: Loveless Anonymous Пароль: qwerty123
Всем удачи!
Love Fest
День Святого Валентина, 14 февраля, известен во всем мире. Но в Японии существует и еще один интересный праздник с поэтическим названием – Белый день. Традиционно он отмечается 14 марта, ровно через месяц после дня Влюбленных. В этот день мужчины дарят женщинам подарки, открытки и просто приятные мелочи.
Мы предлагаем объединить эти два праздника, и провести в их честь фест, посвященный любви, грядущей весне и подаркам ♥
Работы можно присылать в течение всего отведенного под фест отрезка времени, то есть - с 15 февраля до 14 марта. Исполнения могут быть самыми разнообразными - будь то текст, арт, клипы, абсолютно любой внеформат. Не ограничивайте полет вашей фантазии.