Небо в этот день горело. Закат в полнеба. Тёмно-синяя туча закрыла солнце, и небо горело в преддверии бури. Как и я горел в предчувствии битвы.
Ты стоял напротив высокого, худого, слишком худого для бойца мальчишки и смотрел ему в глаза.
- Ты боишься смерти, Семей? – вызывающе бросил противник. Девчонка-жертва, маленькая, напуганная, стоявшая позади, резко схватила его за рукав рубашки и дёрнула на себя, но тот лишь быстро отнял руку. Не услышал.
Я невольно подался вперёд от столь не прикрытой угрозы. Я хотел заставить выскочку пожалеть о своих словах, но ты жестом приказал мне оставаться на месте. Этот вызов был брошен тебе. Ты растягивал удовольствие, наслаждаясь тонкой игрой. Жестокий. Бескомпромиссный.
- Нет, Миноэ, я не боюсь, - твой ровный спокойный голос с ноткой снисхождения пробежал по моим венам, вызвав ответную волну. Слова хозяина. Сила хозяина. Непререкаемый авторитет. Я почувствовал, как кончики пальцев начали подрагивать от удовольствия. Семей знает, что мы победим. И мы победим.
- Ты зазнался, Семей, но на этот раз я поставлю тебя на место! – мальчишка сжал кулаки и картинно усмехнулся, слишком неестественно, слишком вымученно. Уже испугался. Одного взгляда в глаза Семея испугался. Что он в них увидел? Уверенность? Ненависть? Спокойствие? Своё будущее, которое уже занесло над ним разящий меч?
Я никогда не смотрел в глаза хозяина как противник, но я знаю, что это должно быть страшно. Страшно, потому что он смотрит в душу, потому что он никогда не отводит глаза. Манит, подчиняет, лишает желания сопротивляться.
Глаза у Семея тёмно-карие, радужка практически сливается со зрачком. Чёрные, матовые, миндалевидные, идеально холодные. Безжалостные. Он смотрит ими в мир, но никто из мира не может смотреть через них в него. Опасно.
- Соби, загружай систему и быстрее, я тороплюсь, - чуть повернув голову назад и не глядя на меня, говорит Семей. И тут во мне просыпается сила, сила, живущая в глубине души, в глубине тела. Она поднимается к сердцу, приливает кровью к голове. Обостряется слух, зрение, обоняние. Приказ хозяина – мой стимул, мой мотив, мой рычаг. Я живу.
- Загрузить систему.
Воздух дрожит, плавится, загустевает. Я чувствую скапливающуюся вокруг нас энергию, материю. Я могу осязать её кожей. Восторг. Я нужен хозяину, и я не разочарую его.
Мальчишка встаёт в эффектную позу, чуть выставив вперёд правую ногу и наклонившись, красуется, смотрит исподлобья, прикусывает губы в предвкушении. Он тоже чувствует восторг. Жажда крови, жажда битвы. Желание понять, что ты не стеклянный, что ты можешь выдержать всё, всё для хозяина.
- Твой хозяин считает тебя никем, - усмехается мальчишка, ходит по лезвию ножа, играет с огнём. Смеет сомневаться во мне. Напрасно.
- Твоя девочка ждёт победы, не разочаруй её, молодость не любит слабость, она быстро найдёт себе того, кто будет сильнее, - холодно отвечаю я. Мальчишка бледнеет. Его жертва прижимается к спине, сжимает его руку в своей. Хочет поддержать. Двое – это сила, думает она, как жертва, как женщина. Я же не оборачиваюсь, мне не нужно видеть Семея. Я знаю, что он ждёт моей победы, что он верит в мою победу. Наша связь выше, чем прикосновения. Она идеальна. Она дрожит внутри меня, горит, выжигая душу, разрывает кожу, на которой вырезано имя хозяина. Он требует действий. Я услышал тебя, Семей.
- Разъединение, - мой громкий голос взрезает тишину системного пространства. Я весь удар, я весь порыв, да, я твоё оружие, хозяин, рази!
Мальчишка ставит защиту, но она не выдерживает моей атаки. Что и следовало ожидать. Девчонка вскрикивает высоко, громко, жалобно, ей больно, очень больно. Смазливое личико искажает гримаса ужаса, она падает на колени, тянет руки к шее, на которой сомкнулись раскалённые тиски. По щекам текут слёзы, губы кривятся. Жаль.
Мальчишка растерян, оборачивается к своей жертве, успокаивает нелепыми словами. Не умеет. Даже поддержать не умеет. Жалкий. Двое – это сила, пока оба стоят на ногах.
Я выпрямляюсь, оборачиваюсь, смотрю на Семея. Доволен?
- Заканчивай тут сам, Соби, я приду к тебе потом, - говорит он тихо, но чётко. Я согласно склоняю голову. Хозяин никогда не делит со мной победу. Он - победитель. А я - его.
Семей выходит из системы, мягко нарушая пространство.
- Стой! Трус! – кричит мальчишка в исступлении, создаёт слабые удары, промахивается, рассыпает остатки контроля по моей быстрой и верной защите. Девчонка еле дышит, лежит неподвижно на земле, больше не плачет. Живая. Слабая. Глупая. Зачем разрешила ему?
- Ты приговорён моим хозяином к смерти, - бесстрастно говорю я. – Прими её достойно.
Мальчишка бросает короткий взгляд, полный сожаления и нежности в сторону застывшей девчонки, потом замирает, опускает голову - сдаётся. Правильное решение.
Последний взмах, и меч опять в ножнах. Система закрывается. И влажный, прохладный воздух врывается в лёгкие.
Мальчишка застыл, подобно красивой фарфоровой кукле. Тонкие длинные пальцы тянутся к девчонке в последнем непроизвольном жесте, но они непреодолимо далеки. Отчего-то мне хочется соединить их руки. Это последнее, что я могу для них сделать. Несмотря на всё, сражение было достойным.
Я поднимаю лёгкое тонкое тело жертвы и кладу его рядом с бойцом. Что-то скребётся там, внутри, не даёт покоя. Перед глазами стоит последний взгляд мальчишки. Взгляд, полный силы, страсти, сожаления и любовной преданности. Они были едины. Идеально едины. Я удивляюсь своим выводам, смешанным мыслям и чувству тоски, растущему в груди. Семей… А смог бы мой хозяин посмотреть так на меня?
Я быстро иду к станции метро, если бы не люди, изредка попадающиеся навстречу, я бы побежал. Мне нужны резкие движения, мне нужно избавиться от непозволительных мыслей. Но я иду в привычном темпе, вспоминаю завораживающий, пронизывающий насквозь взгляд чёрных глаз и постепенно успокаиваюсь. Сомнения – слабость. Нельзя, нельзя, нельзя…

Я рисовал весь вечер. Я ждал прихода Семея и рисовал взгляд. Взгляд, который поразил меня, пронзил меня. Меч истончился. Приди, хозяин.
Я вновь и вновь звал Семея. Сегодня впервые он нужен мне был до дрожи, до боли в стиснутых зубах, до остановки дыхания. Приди, хозяин.
Взгляд стремился к невысокой тонколицей девчонке, распахнувшей в ужасе глаза и тянущей к нему отчаянные руки. Приди, хозяин.
Руки, полные силы, полные мольбы, полные любви. Эти руки вероятно не раз обнимали, гладили, ласкали своего бойца. Они касались впалых щёк, высоких скул, тонкой шеи. Он помнит. Он смотрит и всё помнит. И это то, что навсегда останется неразделённым, сокровенным, недостижимым. Для них… для меня… Приди, хозяин.
Сигарета дрожит в руках, выпадает, ударяется об пол, табачные крошки рассыпаются по полу. Я смотрю на них и, не поднимая, выхожу на балкон, убегаю от духоты, от взгляда, от слабости. Приди, хозяин.

- Зачем ты меня звал, Соби?
Семей проходит на балкон. Губы поджаты, глаза сужены, руки сложены на груди. Недоволен. Я знаю, Семей, знаю.
- Мне нужно было тебя увидеть, Семей. Я думаю о том, о чём не должен думать, - вглядываясь в его глаза, честно признаюсь я. – Мне нужно наказание.
Семей ставит локти на парапет и смотрит вдаль. Угольные брови медленно опускаются, взгляд становится глубоким, тёмным, пугающим.
- О чём ты думаешь, Соби? – делая ударение на втором слове, спокойно произносит он, не глядя на меня.
Я пытаюсь унять дрожь, волнами пробегающую по телу, сбивающую меня с толку. Я в ужасе осознаю, что хочу обнять его, смять его, захлебнуться в его запахе, впиться в тёплые яркие губы, разрушить, сломать все барьеры, чтобы… однажды он тоже посмотрел на меня как тот мальчишка на свою умирающую жертву.
- Я хочу, чтобы у нас было что-то только наше, сокровенное, наш секрет, наш общий грех, - тихо говорю я, не смея поднять глаза, не смея увидеть очевидный ответ. Раб просит хозяина о невозможном, о запредельном, о любви.
- Соби, у тебя истерика, - слегка усмехнувшись, говорит Семей, - посмотри на меня.
Я повинуюсь. Я падаю в пропасть его чёрных бездонных идеально красивых глаз, срываюсь, не найдя ни малейшей опоры. Бесполезно.
- Не думай ни о чём, Соби. Это приказ, - приблизившись почти вплотную, говорит Семей. Я втягиваю носом его терпкий горячий запах, я растворяюсь в ощущении его близости, его воли, его голоса. Как и мечтал. Ведь об этом я мечтал всего миг назад?
- Да, хозяин, - отвечаю я, смущённый, счастливый. Я услышан.
- Я буду думать за нас двоих, - совсем тихо говорит Семей и слегка улыбается. Снисхождение, абсолютная власть. Моя душа парит, моё сердце бьётся ровно, мой разум кристально чист. Ничего больше нет. Только Семей.
- Спасибо, хозяин.
Семей выходит с балкона и кидает короткий взгляд на мою картину. Я следую за ним, не понимая, что я мог найти в этом жалком, загнанном взгляде тощего, слабого мальчишки.
- А твои бабочки мне больше нравятся, рисуй их, - приподняв одну бровь, говорит Семей и бесшумно ступая, выходит из квартиры.
Будет исполнено, хозяин.

"Вдруг утратив походку гордую,
Лоскуток крыла теребя,
Я брожу в лабиринтах города,
Опасаясь встретить тебя "
(с) Тэм Гринхилл