01. Ночь. Липкая, пронизанная душными запахами недавнего дождя. Балконная дверь открыта настежь, но ни одного дуновения ветра, ни одного намёка на свежесть и сон.
Ненавижу такие ночи. Ночи без мыслей, без желаний, без надежды. Ночи, говорящие, что пора уходить.
Выдохнув горячий воздух, поднимаюсь с кровати. Простыня, шёлковая, пропитанная влагой, медленно сползает на пол. Твоя горячая рука скользит по моему бедру, и к горлу неотступно подбирается дурнота.
- Ты куда? – Голос хоть и сонный, но в тоне слышится волнение. Я давно знаю тебя, потому привык к нему, оно меня не трогает.
Встаю на ноги, тыльной стороной ладони убираю прилипшие к виску пряди волос. Ты наблюдаешь за мной молча, напряжённо. Ждёшь.
- Покурить. Спи.
Доски поскрипывают под ногами. Я люблю этот звук, ты ненавидишь. Мне он слишком дорог, потому я не беру в расчёт твоё мнение. Когда дело касается моих воспоминаний, ты ведёшь себя сдержанно.
Огни далёких высоток вечны. Сколько бы лет ни прошло, они всё также будут мерцать в дрожащем ночном воздухе, маня куда-то. Куда-то далеко отсюда и навсегда.
Опираюсь на перила и щёлкаю зажигалкой. Курить в такую жару – преступление против самого себя, но терпеть это липкое отчаяние иначе просто невозможно. Медленно вбираю в себя горячий, пряный дым и задерживаю, пока он сам не выходит через ноздри. Голова приятно пустеет. В ней и без того не было мыслей, а сейчас появилась лёгкость. Ты ворочаешься на кровати не в силах заснуть. Потом успокаиваешься. Смотрю на твоё обнажённое бедро, которое в свете луны кажется матовым. Взгляд скользит выше к чёрным как смоль волосам, размётанным на подушке. Я знаю, какое всё это на ощупь, какой у тебя вкус, запах. Я знаю тебя уже много лет и, наверное, люблю. Наверное…
Ты моя единственная опора, моё спасение, моё забвение, мой дом, куда я всегда возвращаюсь после…

02. Соби. Ненавижу это имя настолько, что даже не воспринимаю как имя. Соби – это то, чем пропитана твоя одежда, когда ты уходишь на несколько месяцев. Соби – это то, что горит в твоём взгляде, когда ты мечешься по дому, в отчаянии раскидывая всё, что попадётся под руку. Соби – это то, что мешает тебе сближаться с людьми, что гложет тебя, что высасывает твою душу. Соби – это то, что ты шепчешь по ночам как молитву, когда плачешь. Соби – это то, что ты любишь мимо меня, сквозь меня. Соби – это то, что нельзя убрать из твоей жизни ни на миг. Соби – это то, что я хочу уничтожить раз и навсегда, а ты боготворишь. Соби – это то, что я ненавижу в тебе и оттого люблю ещё сильнее, ещё отчаяннее, ещё безнадёжнее.
- Ты куришь слишком много. – Ты даже не вздрагиваешь от моего голоса. Эти предательские доски уже доложили тебе о моём приближении.
- Разве?
Твои короткие холодные фразы говорят мне о том, что скоро ты уйдёшь. Совсем скоро, когда тебя накроет новая волна отчаяния.
- Как можно курить в такую жару? – Осторожно касаюсь твоих волос, спускающихся по плечам. Знаю, ты не любишь, когда я так делаю, но не могу удержаться. Ты не убираешь мою руку. Значит, уйдёшь уже завтра.
- Хм…
Ты прикуриваешь новую сигарету, не глядя на меня. Тут я не выдерживаю и прижимаюсь к твоей горячей спине плотно-плотно, скольжу щекой, руками.
- Не уходи, прошу, останься… Рицка.
Ты куришь. Молча. Жестокий. Если бы знал, насколько ты жестокий.
- Я знаю, - говоришь ты, глядя на высотки. Ты можешь читать мои мысли, а свои никогда не позволяешь. – Прости.
Я больше не произношу ни слова, только глажу тебя по спине, по плечам, по животу. Прикасаюсь губами к солёной коже, скольжу по волосам. Завтра я буду одна. Завтра Соби победит, но сегодня ты со мной. Я и позволяю себе думать, что мой.
Мы любим друг друга молча, нежно, долго. Мы почти счастливы. Единая пара, единая связь, единое имя… И земля плывёт. Моя… А потом приходит страх. Я засыпаю после тебя. Я боюсь проснуться и не увидеть тебя рядом. Я боюсь, но знаю, что так будет. Так бывает всегда, когда приходит лето. Потому что Соби зовёт тебя в дорогу. И ты шепчешь его имя во сне, а я плачу.

03. Дом. Твоя квартира – единственное место, которое я смог считать своим домом. Маленькая, светлая, в ней всегда витает вкус дерева и твой голос. Скрип половиц под ногами, стук капель по стеклу, гомон птиц, обосновавшихся под твоим окном. Твоим… Теперь уже моим окном. И горло сжимается всегда, когда я думаю о тебе.
Когда я вернулся в Токио, твоя квартира была пуста. Я целый день просидел на балконе, глядя на высотки, выкуривая одну сигарету за другой. Я говорил, что никогда не стал бы курить… Также я говорил, что никогда не брошу тебя.
Просидев на балконе до заката, я принял решение, что привезу Май именно сюда. Я знал, что ей будет больно. Я знал, но считал, что мне будет во сто крат больнее где-то в другом месте. Тогда же я принял решение проиграть битву, чтобы уйти. И Май со мной согласилась.
Я впервые ночевал в твоей квартире один. Я лежал на полу на прохладных досках, раскинув руки и ноги, и смотрел в высокий потолок. Мои глаза щипало от сигаретного дыма, и я позволил себе вспоминать. А потом я уснул, и мне приснился ты, и я спал спокойно, а проснулся счастливым.

04. Рицка. Я впервые увидела тебя в школе. Замкнутый, нелюдимый, вечно отсутствующий. Ты часами сидел на подоконнике и смотрел в окно. Ты всегда был один. И это привлекло моё внимание и больше не отпустило. Я и сейчас могу часами смотреть на тебя, а ты часами сидишь на подоконнике и смотришь в окно.
Потом были безумные, бесконечные, бессонные ночи, полные надежды, протяжных вздохов, подростковых фантазий. Я без конца представляла, как подхожу к тебе, как знакомлюсь, как… Было страшно. Делать первый шаг всегда страшно, тем более к человеку, который не разговаривает ни с кем кроме сенсея.
Я целую неделю думала о том, что скажу тебе, как улыбнусь, как ты отреагируешь. Ты никогда не улыбался мне даже в моих мечтах, потому что я ни разу не видела твою улыбку. Несколько раз я роняла книги около тебя, пыхтела, собирая, извинялась, но ты даже головы не повернул. Потом я пыталась что-то у тебя спросить, ответа не последовало. Однажды я столкнулась с тобой не специально, не планируя, не готовясь. И тогда я впервые увидела твои глаза. Ты посмотрел на меня, и я тебя впервые увидела. По-настоящему, всего.
Я проплакала всю ночь. От обиды, от жалости к себе, от накрывшей меня тоски, от нового чувства, что сжало моё сердце и ни на секунду не ослабевало.
На следующий день сенсей сказал, что представит мне мою жертву, потому что я была готова. Так он сказал. Я была рада и несчастна одновременно. Мне всегда хотелось узнать мою жертву, но теперь я боялась, что это помешает мне думать о тебе, хотя не думать о тебе было невозможно.
А потом я вошла в комнату, и сенсей долго что-то говорил, но я ничего не слышала, ни одного слова, потому что ты вновь смотрел на меня, а я на тебя. Мы видели друг друга, и я была счастлива.

05. Память. Я хотел сохранить твои фотографии, но ты забрал их у меня, сказав, что так будет лучше. И я не возражал. Тебе трудно возражать.
В последний день мы сидели на твоём балконе и молчали. Я не мог говорить, потому что не знал что. Ты не говорил, потому что всё знал. Ты всё знал с самого начала, с самой первой минуты нашей последней встречи.
Солнце, ярко-рыжее, выжигало окна далёких высоток, и я отчаянно хотел, чтобы оно сожгло меня дотла, чтобы я не мог больше ничего чувствовать. Предопределённость, судьба, связи, принадлежность… Ты часто говорил эти слова, и моё горло всегда сжималось.
А потом солнце село, и воздух наполнился прохладой и запахом тех самых сигарет, которые я не переставал курить все эти годы. Горьковатый, терпкий, с лёгкой ноткой хвои. Когда ты закурил ещё одну сигарету, я понял, что теряю тебя, теряю навсегда. Я прижался к тебе, беззвучно заплакал. Я всегда позволял себе быть ребёнком рядом с тобой. Я цеплялся за твой свитер, мягкий, тёплый, что-то просил, умолял, угрожал, а ты гладил меня по голове и успокаивал.
- Ну что ты, Рицка… не надо, не плачь… Всё будет хорошо.
А я знал, уже тогда знал, что хорошо не будет. Никогда не будет этого хорошо. Но я врал себе, ты тоже врал мне. И я улыбался и говорил какие-то глупости, что вернусь, и мы вновь будем вместе, что никто и ничто нас не разлучит. Потом я встал и пошёл к двери, а ты догнал меня уже у выхода. Я успел одеть один ботинок, а второй держал в руке. И ты подхватил меня и обнял крепко-крепко. Я обнимал тебя одной рукой, а во второй держал ботинок.
- Рицка,… - горячо выдохнул ты и замер, не ослабляя объятий. И в твоём голосе я услышал обречённость и всё понял.
- Ну что ты, Соби, - судорожно улыбаясь, говорил я. – Всё будет хорошо, вот увидишь. Я вернусь, обязательно вернусь.
А потом ты меня отпустил. И мне сразу стало холодно и одиноко, хотя ты был ещё рядом, смотрел на меня ласково и трепал по голове. А я всё улыбался, боялся заплакать, подбадривал тебя и себя. Потом я обулся и ушёл, чтобы вернуться через три года в пустую квартиру.

06. Возвращения. Когда ты ушёл первый раз, я думала, что сойду с ума. Целыми днями я бродила по ненавистной квартире, как неприкаянная. Я заламывала руки, я рыдала, я звала тебя, я спала, обняв твой свитер. Я не верила, что ты вернёшься.
А потом было лето. Душное, влажное, вязкое и липкое, как мёд. Я не умерла только потому, что чувствовала, что ты жив. У нас была связь, у нас было единое имя, у нас была единая судьба. Вечные поиски, вечное ожидание, вечное одиночество.
За первое лето, проведённое без тебя, я сильно подурнела. Отгородилась от людей, которых ценила, заперлась в этой обречённой квартире и медленно умирала.
А осенью ты вернулся. Неожиданно ты открыл дверь и вошёл, будто выходил всего на пару минут в магазин за сигаретами. Ты тоже изменился. Загорел, вытянулся, успокоился.
Ты кинул свой рюкзак на пол, тихо поздоровался и прошёл на балкон. Послышался щелчок зажигалки. Я стояла, сжимая в руках только что выстиранное покрывало, и не могла совладать с собой. Наверное, я должна была радоваться, что ты вернулся, но я не могла, потому что была уверена, что ты не вернёшься никогда.
- Май. - Твой голос вывел меня из ступора. Я бросила мокрое покрывало на пол, вытерла тыльной стороной ладони слёзы и пошла к тебе на балкон. И я была счастлива, что ты зовёшь меня.
- Я завтра пойду искать работу, ты не могла бы разбудить меня в семь? Осенью я плохо встаю.
Я согласно кивнула. Я прекрасно знала, что ты встаёшь плохо, потому что засыпаешь поздно. Мы стояли молча и смотрели на высотки.
А потом ты докурил сигарету и не стал доставать новую. Ты обернулся и посмотрел на меня. А я смотрела на тебя. Ты погладил меня по щеке.
- Пойдём спать, Май, уже поздно.
На меня опустилось тихое, домашнее спокойствие. Я заснула быстро, обнимая тебя. Я ещё не верила, что ты со мной, но была счастлива. А ночью ты разбудил меня, прижался ко мне, тебя била дрожь, и ты не спал, ты плакал и обнимал меня.
- Ну что ты, Рицка,.. мальчик мой, не плачь, не надо. – Я гладила тебя по голове, по напряжённым плечам. Я сама хотела рыдать в голос вместе с тобой, но я сдержалась. Тебе было хуже, чем мне, и, значит, я должна быть сильной. Ты молчал и плакал. И я знала, что ты не нашёл то, что искал и вернулся ко мне. Вернулся, потому что тебе некуда было идти, а возвращаться нужно. Ты проплакал до рассвета, а потом уснул. А я гладила твои мягкие волосы, перебирала слипшиеся прядки, пропускала их меж пальцев и смотрела, как пробивающиеся сквозь занавесь лучи играют на твоих волосах. Ты был мой. Ты вновь был мой. Я победила Соби, не вступая в борьбу, и я была счастлива.

07. Май. Я впервые увидел её в кабинете сенсея. Высокая, черноволосая, яркая и впечатлительная. Она не казалась самоуверенной, но и забитой тоже не была. И я чуть успокоился. Я знал, что она любит меня, глубоко, отчаянно, без надежды на ответ. Возможно когда-нибудь… Когда я потеряю надежду, она обретёт свою.
Мы стали идеальной парой. Она нуждалась во мне, в моей силе, в моих знаниях. Я нуждался в её опыте, стойкости и постоянстве. Наше имя проявилось через несколько месяцев. В тот момент я почувствовал приступ паники, чёрной меланхолии и безмолвного отчаяния. Я знал, что такова была моя судьба, но я ещё верил, что могу от неё убежать, но она накрыла меня штормовой волной, и я захлебнулся.
Май всегда была живой, понимающей, умной. Она смотрела на меня спокойно, без щенячей преданности или пресловутой страсти, и постепенно я стал ей доверять. Я научился разговаривать с ней, научился чувствовать нашу связь, научился прятать свои воспоминания и мысли от неё. И она понимала меня и никогда не просила большего.
Мы стали жить вместе с ней, когда мне исполнилось восемнадцать. Она была старше меня на два года. Опытная, молодая, свежая. Она научила испытывать страсть, влечение и получать от этого удовольствие для себя или забвение для меня.
Потом мы переехали на твою квартиру. А когда наступило лето, я понял, что больше не могу жить с Май, что мне пора что-то поменять или хотя бы попытаться. Май знала, что я не изменяю ей. Она знала, что я изменяю с ней. И ей это нравилось. Ей нравилось выигрывать меня у тебя. Она запрещала себе думать, что в жизни этот бой ей никогда не выиграть, потому что его никто не будет начинать.
А потом я уезжал. Рано утром, пока ещё солнце не взбиралось на небосклон, я уходил из квартиры и каждый раз думал, что навсегда.
Летние месяцы летели быстро. За пять лет ежегодных путешествий я объездил всю страну, сначала крупные города, потом перешёл на маленькие. Я работал рыбаком, сторожем, строителем, телефонистом, вагоновожатым. Я ездил по стране с одним рюкзаком и всегда имел деньги на обед и ночлег. И я был счастлив, потому что искал тебя. Летние вечера, наполненные стрекотом цикад, запахом жасмина и лаванды, обещали мне скорую встречу. Я погружался в этот наркотический туман и верил, отчаянно верил, что так оно и будет.
Потом неизбежно наступала осень. Дни становились короче, воздух холоднее и моё сердце постепенно умирало. Я знал, что это время крушения надежд и возвращения домой. К Май.

08. Встреча. Это уже пятое лето без тебя. Мне грустно, но спокойно. Я знаю, что ты вернёшься осенью, когда воздух станет морозным. Ты будешь плакать на моих руках. Ты будешь ласковым, открытым, наивным. Я улыбаюсь своим мыслям и продолжаю уборку.
Звонок в дверь. Я понятия не имею, кто это может быть, но не волнуюсь. После того, как мы проиграли, нас больше никто не преследует, потому я больше не опасаюсь открывать дверь.
Я выключаю пылесос и подхожу к двери. Я никогда не спрашиваю, кто пришёл, потому что мне это не интересно. Открываю дверь. На пороге стоит незнакомый мне мужчина. Взгляд серых внимательных глаз изучает меня. Я смущаюсь.
- Да? Кто вам нужен? – спрашиваю, отводя глаза. Я чувствую эту ауру. Ауру бойца. Бывшего бойца.
Мужчина чуть улыбается одними уголками губ.
- Аояги Рицка здесь живёт. – Он не спрашивает, а утверждает. Я вздрагиваю. Я понимаю, кто этот человек. Страх, безотчётный, животный страх сковывает моё тело. Но я сдерживаю его.
- Да. Но его сейчас нет, – стараюсь говорить ровно и беспечно. – Вам что-то нужно? Я могу передать. Я его жена.
Ложь. Ты никогда не предлагал мне стать твоей женой, а я никогда не намекала, что хочу этого.
Губы мужчины чуть вздрагивают, видимо, ему тоже трудно сдерживаться, но он в отличие от меня глаз не отводит.
- Жаль. А когда он будет… дома?
Я в отчаянии. Мои ладони холодеют, по спине пробегает дрожь. Он пришёл, чтобы увидеться с тобой и забрать. Забрать навсегда. Но я этого не позволю. Не зря я твой боец. Я, а не он. Я выиграю эту битву. Я выиграю её для нас, ради того, что может быть у нас.
- Он уехал к матери в больницу на несколько дней, потом заедет в лагерь за сыном. Они вернутся на следующей неделе.
Взгляд напротив гаснет. Вкус победы пьянит. Я вру безжалостно, бью точно в цель.
- Может быть, пройдёте? – Я хочу закрепить свой триумф. Я должна быть уверена, что он больше никогда не вернётся в твою жизнь. Он должен знать, что может разрушить что-то, что строил ты.
- Если можно…
Я шире распахиваю дверь, пропуская его внутрь.
- А как вас зовут? Рицка не говорил, что у него есть знакомые старше его.
- Агацума Соби, - чуть улыбнувшись, представляется он. Голос его тих и спокоен. Но мои слова задели его, я это чувствую.
Он ходит по квартире, бросает короткие взгляды на фотографии, расставленные на комоде. На них ты обнимаешь меня, и я счастливо улыбаюсь. Он смотрит на твои книги, стоящие на полке, на распакованную пачку сигарет, небрежно оставленную рядом с дисками.
- Давно Рицка курит? – спрашивает он, нахмурившись.
Я картинно вздыхаю и машу рукой.
- Да это всё из-за работы. Устроился в какую-то компанию, где из него хотят сделать супер-менеджера. Вот он и начал курить. Сначала с друзьями, потом вот и домой эту дрянь принёс. Я постоянно его ругаю, сын может увидеть, а ему хоть бы что…
Соби внимательно меня слушает и не перебивает. Внезапно мне становится противно. Я начинаю паниковать. Я никогда в жизни не врала так много, так бестолково и так безумно желая верить в то, что говорю.
- А как вас зовут, Аояги-сан?
В охватившем меня напряжении я не сразу понимаю, к кому он обращается, но тут же собираюсь с мыслями.
- Май. Меня зовут Май. - Я протягиваю ему руку тыльной стороной, безотчетно, подсознательно привлекая его внимание к имени, бледно-серым буквам на загорелой коже.
Он вздрагивает, принимая руку. Его пальцы длинные, холодные и твёрдые сжимают мою ладонь.
- Давно вы тут живёте с Рицкой? – Он отнимает руку и вновь скользит взглядом по квартире.
- Перебрались совсем недавно. Я нашла эту квартиру по каталогу. Рицка сначала не хотел здесь жить. Его тянет к высоткам, но я настояла. А потом…
- А как зовут вашего сына? – Он перебивает меня на полуслове, и я внезапно бледнею. – Я напугал вас?
В его голосе не слышно ни капли раскаяния, но я не собираюсь сдаваться. Мне есть за что бороться. Я знаю, что ему тоже, но всё-таки я чувствую, что правда на моей стороне. Я хочу этого, я верю в это. Я вновь научилась заклинать слова.
- Нашего сына зовут Семей. Ему уже шесть лет. Скоро пойдёт в школу.
Он тоже бледнеет и отводит глаза, смотрит на балконную дверь. Его рука сжимает что-то в кармане. Я знаю, что это сигареты. Я уверена, они такие же, как твои. Он отпускает пачку, так и не достав. Коротко вздыхает и направляется к выходу.
- Может, Рицке нужно что-то передать? Я могу…
Он резко оборачивается, я вздрагиваю. Он смотрит на меня. Он видит меня насквозь. А я не могу почувствовать его. Внезапно я понимаю, как сильно ты на него похож. Я поняла, что так часто видела в твоем взгляде – его, а в его глазах вижу сейчас тебя. Страх накрывает меня с головой.
- Можно? - Он осторожно касается пальцами моей руки, на которой находится имя. Внутри меня всё холодеет. Но я позволяю ему подхватить мою дрожащую руку. – Будьте счастливы Аояги-сан и сделайте счастливым Рицку.
Сердце пропускает удар, когда его губы легко касаются моей кожи, нашего с тобой имени. Я отнимаю руку, и он послушно её отпускает.
На пороге он оборачивается и протягивает мне маленькую виньетку с твоим портретом. Ты на нём маленький, с трогательными ушками.
- Не могли бы вы передать это Рицке?
Я киваю, принимая картинку, и он уходит. Я знаю, что он больше не вернётся. Но мне становится так тяжело, что я оседаю на пол и плачу, пока слёзы не иссякают, и на город не опускается ночь.

09. Имя. Я мчусь на велосипеде по ровной, пустой трассе. Плотная стена леса справа и слева сливается в зеленое полотно. Солнце слепит глаза, но я не щурюсь. Я вдыхаю тёплый влажный воздух и запрокидываю голову. Я чувствую, что ещё чуть-чуть, и я полечу так, как летал в детстве во сне, когда ты приходил ко мне через балкон и желал спокойной ночи. Я улыбаюсь. Я думал, что разучился улыбаться, когда мы расстались, но сейчас я улыбаюсь, потому что лето только началось, потому что я вновь надеюсь, потому что воспоминания о тебе не сжимают горло железным обручем.
Я неизменно набираю скорость, я не хочу останавливаться. Я хочу взлететь к небу, хочу вобрать его в себя.
- Соби! – кричу я в дрожащую, пронзительную высоту. И мне легко, потому что я кричу твоё имя.
Внезапно по телу проходит волна дрожи. Руки, где расположено имя, что-то касается легко, словно дуновение ветра. И становится тепло и спокойно на душе. Я закрываю глаза и взлетаю. Я лечу с обрыва, я знаю, что сейчас разобьюсь. Но я счастлив, потому что я знаю, что это твои губы коснулись моей руки. Я знаю это, как то, что падение моё неизбежно.
- Соби, - шепчут мои губы, когда я падаю на землю. Резкая боль сначала пронзает плечо, потом ступни, меня закручивает и обо что-то швыряет. Я вижу высокое синее небо, закрываю глаза и погружаюсь во тьму. Мне не страшно, не одиноко. Ты тоже ищешь меня, и я знаю, что скоро найдёшь.
Я прихожу в себя в местной больнице. Вскакиваю с кровати и бегу домой, не оглядываясь на тех, кто хочет меня остановить.

10. Доверие. Я вот уже второй день меряю квартиру нервными шагами, глядя прямо перед собой. Визит Агацумы Соби лишил меня сна, покоя и последней надежды. Я хотела верить, что его уже давно нет в живых, и когда-нибудь ты сам удостоверишься в этом и вернёшься ко мне навсегда. Но я ошибалась. Я даже боюсь подумать, в чём я ещё ошибалась. Я сжимаю в руках подаренную виньетку. Я хотела её выбросить, но не смогла. Твои большие наивные глаза смотрят на меня с нее, и я не могу её выкинуть. Я же люблю тебя.
Я знаю, что Соби больше не придёт, но я-то здесь. Я его видела, я должна сказать тебе о том, что он приходил. Но я не могу и не стану. Я буду лгать, я готова лгать столько сколько нужно.
Ты врываешься в дом как ураган. Ты застаёшь меня врасплох, в фартуке на кухне за плитой. Только середина августа, а ты уже вернулся. На твоей скуле появился длинный шрам. Он пугает меня. С тобой что-то случилось. Горящий безумьем взгляд, всклокоченные волосы.
- Рицка, что случилось? – Не могу сдержать волнения и подбегаю к тебе. Ты хватаешь меня за руки, с отчаянием смотришь в глаза, и с твоих губ слетает вопрос, который я боялась услышать.
- К тебе кто-нибудь приходил, пока меня не было?
Твой взгляд прожигает меня насквозь. Но я выдерживаю его. Я стала сильной, пока ждала тебя.
- Семей приходил несколько раз, твоя мама. Они волнуются за тебя.
Ты нервно мотаешь головой, будто что-то стряхивая.
- Нет. Не они… Кто-то, кого ты не знаешь?
Ты стискиваешь мои руки. Мне больно, но я молчу. Этот бой я тоже обязана выиграть.
- Нет, что-то не припомню. – Я пожимаю плечами. Твой взгляд, отчаянный и пронзительный, гаснет. Точно также как погас у него. Ты отпускаешь мои руки и медленно идёшь на балкон. Ты закрываешься там и сидишь до позднего вечера. И этот бой я тоже должна выиграть. Я не отдам ему тебя.
И когда ты возвращаешься в комнату, на твоём лице я вижу улыбку.
- Ты хотела, чтобы я вернулся, Май?
Я обнимаю тебя, прижимаюсь к твоей груди.
- Да, мой мальчик, очень хотела.
- Больше я тебя не оставлю. Никогда, - выдыхаешь ты, и я знаю, что ты говоришь правду. Я выиграла тебя у Соби. Победителей не судят.

11. Лето. Жаркое полуденное солнце обжигает спину, но мне приятно. Давно я не загорал. Я лежу на балконе и позволяю солнечным лучам раскалять мою кожу. Я захотел стать бронзовым как индеец. Недавно я видел фильм про них, а Май сказала, что мне очень бы пошло. Я хочу сделать приятное Май. И я счастлив оттого, что могу испытывать это желание.
Телефонный звонок прерывает мои приятные мысли об индейцах. Я лениво поднимаюсь и иду к телефону.
- Рицка! - Радостный голос Май на другом конце провода заставляет меня невольно улыбаться. – Смотри не сгори.
- Не сгорю, - уверенно говорю я, чувствуя, как кожу на плечах стянуло от солнечного ожога. – Что стряслось в такой ранний час?
- Рицка, посмотри в моей записной книжке один номерок.
- Без проблем.
Я кладу трубку на тумбочку и открываю шкафчик Май. Я никогда туда не заглядываю. Все эти женские секреты меня не интересуют. Записная книжка лежит поверх всех бумаг. На ней есть маленький замочек. Я резко вытаскиваю книжку, и замочек зацепляет бумаги, которые выпархивают из тумбочки на пол.
Машу рукой. Потом уберусь. Диктую Май нужный номер и вновь ухожу на балкон.
Когда солнце садится, я возвращаюсь в комнату и вспоминаю про рассыпанные по полу бумаги.
Май всегда и во всём аккуратна. Я не хочу её расстраивать, потому складываю всё так, как было. Взгляд невольно скользит внутрь тумбочки и примечает ярко синий уголок рамки. Любопытство захватывает меня. Рука тянется вглубь, и я достаю синюю рамку, помещающуюся на ладони. В комнате темно, но свет мне не нужен. С картинки на меня смотрит маленький Рицка с ушками. Большие невинные глаза широко распахнуты, на ладони его сидит бабочка. Таким я был, когда мы с тобой расстались.
Руки дрожат, я до боли прикусываю губы, чтобы не застонать от бессилия. Ты всё-таки приходил. Ты был здесь, когда меня не было. Ты оставил Май свой рисунок. Ты нарушил все правила, все приказы и запреты. Зло стираю с щёк набежавшие слёзы. Когда это было? Почему Май мне солгала? Слишком много вопросов, слишком жестокие ответы.
Я сжимаю в руках виньетку, переворачиваю её, на обратной стороне чёрной тушью написан адрес. Я с силой удерживаю себя на месте, чтобы тут же не побежать. Но мне ещё нужно поговорить с Май. Последний раз. Я прощаю ей ложь, потому что она меня любит. Я счастлив оттого, что ты жив и, возможно, уже сегодня я увижу тебя.

12. Любовь. Я возвращаюсь домой, что-то мурлыча себе под нос. Я купила твои любимые роллы с тунцом. Я уже представляю твои голодные глаза и благодарную улыбку. Я научила тебя улыбаться.
Поднимаюсь по лестнице, отпираю дверь. В квартире темно, балконная дверь приоткрыта.
- Эх, Рицка, Рицка, опять куришь? – Вопрос риторический, ответа я не жду. Зажигаю свет. Ты лежишь на кровати, свесив одну ногу вниз, и смотришь в потолок. Твои глаза щурятся от яркого света. Ты вновь похож на котёнка, которого хочется потискать. Но я сдерживаю себя, иначе опять будешь злиться.
- Рицка, угадай, что я тебе купила?
Я медленно подхожу к кровати и трясу коробкой с роллами над тобой. Твой взгляд неподвижен. И сердце моё тревожно сжимается. Что-то произошло.
- Что случилось? – В моём голосе сквозит волнение и нетерпение, и я уже не в силах его сдерживать. Я ставлю коробку с роллами на пол и сажусь на кровать рядом с тобой. Ты всё также лежишь неподвижно и смотришь в потолок.
- Ты любишь меня, Май? – Твой ровный тихий голос пугает меня ещё больше. Я начинаю дрожать. Ты никогда не задавал мне вопросов о моих чувствах. Мы никогда не говорили о любви.
- Да, Рицка. Я люблю тебя. – Я говорю правду. Ты поворачиваешь голову и смотришь мне в глаза. Я замечаю, как с твоей ресницы скатывается слезинка и тут же впитывается в ткань подушки. А потом я смотрю в твои глаза и всё понимаю. Всё до конца… Волна обречённости скручивает меня, я закрываю лицо дрожащими руками, и понимаю, что не могу плакать от страха.
- Ты же знала, Май. Только ты одна знала, как долго я его искал… как я хотел его увидеть. Только ты. Только тебе я верил. – Ты поднимаешься с кровати, твой спокойный, сдержанный голос больно бьёт по моим натянутым нервам. Я знаю, какие титанические силы ты прилагаешь, чтобы сдерживаться. – Май, посмотри на меня.
Я мотаю головой, плотнее прижимая руки к лицу. Я не могу смотреть на тебя, я боюсь смотреть тебе в глаза.
- Май. – Ты терпелив. Я думала, ты будешь жесток, но ты терпеливо ждёшь. – Май, я прошу тебя, убери руки.
Я уже рыдаю в голос, но руки не убираю. Ты порывисто обнимаешь меня и прижимаешь к себе.
- Ну что ты, Май, не плачь… не надо. – Твой голос нежен, ты никогда не был столь нежным. И я понимаю, что ты уйдёшь навсегда. Сегодня ты уйдёшь от меня навсегда. – Я не виню тебя. Я знаю, почему ты это сделала. Я всё понимаю…
Я цепляюсь за твою футболку непослушными, ледяными пальцами. Я вдыхаю твой запах. Я хочу умереть сейчас, здесь, в твоих объятьях.
- Рицка… - Мой голос срывается на шёпот. – Не уходи… Прости, милый, родной мой…
Ты молчишь. Твои руки гладят мою вздрагивающую спину.
- Рицка… Прошу.
- Я должен уйти сегодня. Иначе завтра я тебя возненавижу. – Твой ласковый голос выносит мне смертный приговор. И я смиряюсь.
Мы сидим, обнявшись, до позднего вечера. А потом ты уходишь, больше не сказав ни слова. Входная дверь закрывается, и пустота накрывает меня.

13. Счастье. Я никогда не был ни скромным, ни трусливым. Я всегда делал то, что считал нужным, то, что хотел делать, несмотря ни на что. Моё отчаяние и сила воли много раз спасали меня в жизни, в битве, в одиночестве.
Я вот уже второй час стою около твоей двери и не решаюсь постучать. Я опять не знаю, что тебе сказать. Я боюсь того, что скажешь мне ты. Я судорожно тереблю ремень рюкзака и всё думаю, думаю, а руку поднять не смею. Время. Так много лет прошло с нашей последней встречи. Но я обнадёживаю себя тем, что ты сам пришёл ко мне и дал адрес. Значит, ты ждёшь, что я приду.
Соби… Я стою около твоей двери, как последний кретин и кусаю губы. Ну, открой мне сам. Если бы ты знал, как мне страшно.
Судорожно вдыхаю воздух. Пальцы холодеют. Я поднимаю руку и стучу. Негромко. Я даже не слышу звука из-за стука сердца. Я замираю на миг, и до слуха доносится скрип половиц. Кто-то спускается по лестнице и подходит к двери. Я чувствую, как в голове начинает звенеть от напряжения, а глаза щипать оттого, что я не моргаю. Щёлкает замок, и дверь медленно открывается. От неожиданности я шумно выдыхаю. Передо мной стоит мальчик лет десяти, чёрные ушки настороженно приподняты. Взгляд зелёных глаз открыт и наивен.
Господи, Соби… Я чувствую, как слёзы сами собой наворачиваются на глазах, но я удерживаю их и улыбаюсь. Я начинаю сходить с ума. На меня из-за твоей двери смотрит маленький Рицка, только глаза зелёные, и волосы слегка завиваются на кончиках, в остальном сходство разительное. Горло сжимается так сильно, что я нервно откашливаюсь.
- Вы пришли к Соби? – Я вздрагиваю. У него даже голос похож. Насколько я могу помнить. – Его сейчас нет дома. Он у себя в студии, но скоро придёт.
Я понимаю, что нужно что-то ответь, но не могу. Мальчик хмурится, но продолжает изучающе смотреть на меня. А я молюсь, чтобы он закрыл дверь перед моим носом. И я бы убежал от тебя навсегда…
- Хотите войти? Я могу заварить чай, Соби меня научил.
Я бездумно киваю. Дверь открывается шире, и я вхожу в твой дом. Светлый, тёплый, пахнущий хвоей. Это твой запах. Запах твоего уюта. Он помогает мне расслабиться, как когда-то в детстве. Железный обруч, сдавливающий моё горло, исчезает. Остаётся пустота и нездоровая лёгкость. Я прохожу следом за твоим… Я не знаю, кто он тебе… Я не хочу знать, кто ты ему.
На белых стенах висят твои картины. Бабочки. Твои вечные враги. Твои вечные спутники. Твои страхи. Твои надежды.
Мальчик что-то говорит, но я никак не могу его услышать. Он почти сердится, и дергает меня за рукав.
- Семпай, садитесь на диван. – Доносится до меня откуда-то издалека. – Я сейчас принесу чай, подождите.
Я делаю то, что мне велят. Я медленно осматриваю твой дом, стараясь запомнить каждую деталь. Стараясь понять, что ты делал все эти годы.
Мальчик возвращается с подносом и ставит его на низкий столик. Он открыто и весело улыбается. Когда-то я тоже так улыбался. Когда-то давно, в другой жизни. Я смотрю на него и понимаю, что ты любил во мне. И тоска обнимает меня, проникает внутрь, наполняет кровь ядом. Через секунду я уже хочу знать, кто он, кто ты ему.
- Как тебя зовут? – Мой голос тих, но мальчик слышит меня. Он устанавливает чашки на стол и улыбается шире.
- Ои. Но Соби зовёт меня котёнком. – Он смешно морщит нос, выражая своё деланное недовольство. А мне становится душно, и хочется вскочить на ноги и бежать от твоего дома, от твоей новой жизни далеко, не оглядываясь. Но я остаюсь на месте, позволяя тоске отравлять себя. – Не люблю все эти нежности. Я уже давно взрослый, а он всё считает меня ребёнком. А как вас зовут, семпай?
Я делаю маленький глоток чая и ставлю кружку на место.
- Меня зовут Рицка.
Ои хмурится, видимо, что-то припоминая, но тут же мотает головой.
- Соби про вас не рассказывал. Он мне вообще мало рассказывает о себе, приходится выбивать с боем.
Я опускаю голову не в силах смотреть ему в глаза.
- Давно вы тут живёте? – Я не смог спросить, живут ли они вместе или нет, потому что знаю ответ на этот вопрос.
- Второй год. Когда родители уехали, Соби забрал меня к себе. Мне с ним очень хорошо, только иногда бывает грустно, что не могу увидеть маму и папу. Но Соби знает секрет. – Голос Ои становится тише. Он наклоняется ко мне и заговорчески шепчет: - Он чешет меня за ушком и целует, и я перестаю грустить. Я знаю, что Соби просто любит мои ушки, а все эти секреты – детские сказки. – Ои вздыхает и кладёт голову на сложенные на столе ладошки. – Когда-нибудь я подарю ему свои ушки, раз они ему так нравятся.
Всё. Я больше этого не выдержу. Я поднимаюсь с дивана и быстро иду к выходу. Холод пронизывает меня насквозь.
- Семпай, вы не дождётесь Соби? – На выходе догоняет брошенный мне вслед вопрос. Я не отвечаю. Непролитые слёзы душат меня. Я выбегаю на улицу и мчусь, не останавливаясь, прочь от твоего счастья.

14. Ночь. Я бежал до тех пор, пока ноги не подкосились, и я не рухнул во влажную от вечерней росы траву. Сколько прошло времени с тех пор, как я ушёл от Май? Целая вечность. А было это сегодня утром.
Я лежал спиной на мокрой траве и смеялся. Я никогда не смеялся так громко, так исступлённо, так горестно. А потом я устал смеяться. Я смотрел на звёзды, ни о чём не думая. Потом пришли слёзы. Я мог по пальцам пересчитать, сколько раз я плакал не из-за тебя. Но этот раз будет последним, потому что тебя больше нет у меня. Всё когда-нибудь заканчивается и слёзы - не исключение. Я вытёр лицо ледяными пальцами и попробовал подняться на ноги. Голову повело, и я опять упал на траву. Если бы у меня остались силы, я бы, наверное, рассмеялся. Но сил не было, поэтому я просто упал и замер. Я хотел умереть. Я всем сердцем желал, чтобы кто-нибудь убил меня, потому что покончить с собой не было сил. Все эти годы, что я искал тебя, все надежды, все слова, что я готовил, всё разом навалилось и раздавило своей тяжестью. Я закрыл глаза, а когда открыл их, почувствовал, что кто-то поднимает меня с холодной и мокрой земли. В темноте я не мог рассмотреть лица, но этот запах я не перепутал бы ни с одним другим. Я протянул руку и коснулся твоего лица, я был безумен, моё сознание подарило мне тебя, и я был счастлив.
- Спи, Рицка. – Твой тихий голос заставил меня опустить руку и закрыть глаза. Я улыбнулся, приветствуя своё безумие, и утонул в липкой ночной черноте.

15. Прощение. Я просыпаюсь оттого, что кто-то ползает по мне. Я открываю глаза. Никогда бы не подумал, что открывать глаза так сложно. Я шарю рукой по груди и натыкаюсь на нечто тёплое и пушистое. Маленький чёрный котёнок смотрит на мою руку и бьёт её лапкой, воспринимая как угрозу. Я вновь шевелю рукой. Котёнок пищит и пытается укусить меня за палец. Я смотрю на эту неравную схватку и не понимаю, где нахожусь. Я помню, как валялся на поле ночью, как смеялся, как сильно хотел умереть и думал, что умер. А теперь я здесь, в светлой комнате, лежу на кровати и играю с упрямым котёнком. Я с трудом поднимаю голову и пытаюсь сесть. Пустота начинает звенеть в ушах, и я морщусь и зажмуриваю глаза.
- Тебе стоит полежать ещё немного. – Голос. Этот голос. Твой голос. Совсем близко. Я поднимаю голову и смотрю на свет, струящийся из открытого окна. Такой знакомый силуэт медленно приближается к кровати, на которой я сижу. Но я всё ещё не могу увидеть твоих глаз. Страх вновь сжимает моё горло. Но вот ты опускаешься рядом со мной, позволяя рассмотреть себя. Боже… Ты нисколько не изменился. Те же плотно сжатые губы, тот же острый подбородок, те же высокие скулы, тот же внимательный, тёплый взгляд серых глаз.
Я медленно подаюсь к тебе и прижимаюсь щекой к груди. Если это моё безумие, пусть оно продлится вечно. Ты обнимаешь меня, всё крепче и крепче. Я дышу через раз, и так сладко замирает сердце, так быстро бежит кровь по венам. И я обнимаю тебя в ответ, как никого никогда не обнимал. И я опять плачу. Но теперь всё по-другому. Я знаю, что теперь будет всё по-другому.
- Рицка… - Твой голос дрожит, а руки скользят по моим щекам, вытирая слёзы. – Не плачь, маленький мой, не надо… Всё будет хорошо. Мы вместе. Больше никому тебя не отдам. Никогда.
Я улыбаюсь и целую тебя в щёку, потом в губы. И ты отвечаешь мне. Я понимаю, что ты тоже все эти годы ждал меня, только меня. И если это тоже моё безумие, то мне уже всё равно. Я счастлив.